Страница 31 из 86
С дачи эти дымки в долине были хорошо видны, но первое время на них не обращали внимания, пока однажды Викниксор, выглянув из окна кабинета, не обнаружил возле этих дымящихся костров движение каких-то загадочных существ и не отправился исследовать это таинственное явление.
Загадочные существа в лесу вовремя заметили его длинную фигуру и в панике скрылись в чащу, а он нашел только десятка полтора костров и горы сырой и печеной картошки. Вызвав воспитанников, Викниксор велел им перенести все найденное картофельное богатство в кладовую для общего котла, а сам остался тушить костры.
Потом он вернулся на дачу, заперся у себя в кабинете и задумался.
Собственно, думать много не пришлось. Ясно было, что костры разводили воспитанники для того, чтобы печь картошку, которую они же воровали с огородов.
Надо было принять меры.
Викниксор вызвал прежде всего Янкеля и Япончика, как представителей печати, и предложил им начать кампанию в «Зеркале» против воровства, но «печать» скромно потупила очи, и последующие номера газеты ни словом не заикнулись о картошке.
Тогда завшколой сам сказал нужное слово. Он предупредил воспитанников коротко и веско:
— Кто попадется в краже картошки с чужих огородов, тот немедленно переводится в лавру.
Угроза подействовала. Картошки стали воровать меньше, но зато ударились в близлежащие огороды за репой и брюквой.
Скоро разыгрался крупный скандал.
Пришли жаловаться. Сначала пришел один огородник, за ним второй… В общей сложности за три дня к Викниксору явилось шесть делегаций с категорическим требованием обуздать учеников
Викниксор издал вторичный приказ по школе, еще более грозный, и запугивал шкидцев до отказа.
То тут, то там стали раздаваться голоса:
— Ну ее к черту, эту картошку!
— Еще запорешься!
Правда, еще находились смельчаки, которые по-прежнему ходили на отхожие промыслы, но благоразумные постепенно отставали.
— Ша! Бросаем, пока не влопались.
Так же говорили Янкель и Япончик:
— Довольно. С завтрашнего дня ни одной картошки с чужих огородов. А сегодня… Сегодня надо сходить в последний раз.
И пошли.
Было это после обеда.
День выдался пасмурный и холодный. Только что прошел дождь, и трава была сырая, леденящая. Но Янкеля и Японца это не остановило.
Захватили по наволочке с подушек, решив набрать побольше.
Вышли на трамвайную линию и зашагали по шпалам.
Япончик ругался и подпрыгивал, согревая посиневшие ноги.
— Черт! В такую погоду — да картошку копать.
— Ничего не поделаешь. Последний раз, — успокаивал его Янкель.
Наконец пришли к цели. Огород был большой и знакомый. Стенгазетчики уже привыкли к нему, так как оттуда они не раз таскали картошку. С минуту ребята постояли на дороге, оглядываясь и набираясь сил, потом Янкель нагнулся и юркнул в ботву. За ним последовал Японец.
Сразу же оба выругались. Действительность превзошла все ожидания. Дождь оставил заметный след: в грядах стояли лужи, глинистая земля превратилась в липкую кашу.
Зато копать было легко. Прямо руками дергали ребята мокрую ботву, и она покорно вылезала вместе с целым гнездом картошки.
Работали молча, изредка вполголоса перекликаясь, чтобы не терять друг друга из виду, и наконец, когда наволочки вздулись до отказа и не могли больше вместить ни одной картофелины, ребята выползли на дорогу. Но тут, взглянув друг на друга, они не на шутку испугались. Чистенькие белые рубашки стали серыми от глины.
— Здорово обработались, — сокрушенно проговорил Янкель, но Япошка только свирепо взглянул на него и дал знак отправляться обратно.
Подходили к даче.
— Как бы не засыпаться! Мимо Витиных окошек идти надо. — предупредил Янкель, но Японец и тут проявил беззаботность.
— Пустяки. Он слепой. Не заметит.
Ребята благополучно дошли до веранды, как вдруг в дверях показался Викниксор.
Оба редактора юркнули под веранду и притаились.
Шаги приближались.
— Не заметил, — успокоил себя дрожащий Японец и вдруг сжался.
— Еонин! Вылезай немедленно! — раздался окрик сверху.
Оба молчали.
— Еонин! Ну живей!.. Кому я говорю!
— Вылезай, Япошка, — забеспокоился Янкель. — Запоролись, вылезай.
Тщедушное тельце Япончика показалось на свет, и, виновато моргая, он остановился перед Викниксором.
— А картошка где? — грозно спросил заведующий.
— Какая картошка?
— Доставай картошку, каналья! — заревел гневно Викниксор.
От слова до слова все это слышал Янкель, и, дрожа всем телом, он стал поспешно отсыпать картошку из наволочки; в голове его тем временем проносились мысли одна другой ужаснее.
«Засыпались… Позор… В лавру отправят… Прощай, Стрельна… Прощай, Шкида… и прощай… прощай, газета „Зеркало“!..
— Доставай картошку! — гремело наверху.
Потом Янкель услышал непривычно тихий голос Япончика:
— Сейчас, Виктор Николаевич. — И сам Еонин показался перед щелью. Янкель молча сунул ему в руки наполовину опустошенную наволочку, и тот полез обратно.
Наверху завозились, и две пары ног, дробно отстукивая по настилу веранды, удалились.
Янкель осторожно вылез и огляделся. В таком грязном виде идти в школу нельзя. Надо было вымыться и выстирать рубаху. Дрожа от холода, он помчался к пруду, скинул белье и стал стирать его, потом тщательно выжал и надел. От мокрой рубахи стало еще холодней. Зубы выбивали барабанную дробь. Янкель побегал, чтобы согреться и обсушить белье на теле, потом постарался придать себе беззаботный вид и, насвистывая, направился к даче.
У дверей его встретили ребята и предупредительно насовали в руки желудей.
— Скажи, что желуди собирал. Витя искал тебя.
Однако желуди не понадобились. Лишь только он пришел в столовую, на него наскочили воспитатели.
— Черных, в спальню немедленно.
— Зачем?
— Иди, не разговаривай.
В спальне сидел Викниксор. При виде Янкеля он нахмурился.
— Раздевайся и ложись.
Янкель не понял, зачем он должен ложиться, но понял, что запирательства не помогут.
— Где наволочка?
— Сейчас принесу, Виктор Николаевич.
Вместе с картошкой появилась на свет и грязная, замусоленная наволочка.
Потом редакторов раздели, попросту отняли штаны, заставив их таким образом лежать в кроватях под домашним арестом.
Летом это было очень тяжелым наказанием, но теперь на дворе уже бродила осень, и наказание подействовало мало.
Много передумали Японец и Янкель, лежа в кроватях. Днем к ним забегали и сообщали последние новости:
— Вас в лавру направляют!
— Викниксор выхлопатывает сопроводительные документы!
Новости были одна печальнее другой, и парочка приуныла. Потом постепенно к мысли об уходе привыкли. Горе стало казаться привычным, и преступники уже перестали считать себя шкидцами.
На третий или четвертый день ожидания Янкель предложил:
— Давай выпустим прощальный номер «Зеркала».
Японец согласился.
Нелегко было делать последнюю газету.
Японец написал забавный фельетон под названием «Гроза огородов». Читая, оба смеялись над злополучными похождениями двух бандитов, а когда прочли, задумались. Грустно стало.
Фельетон пустили гвоздем номера. Это было своевременно. Вопрос о переводе Янкеля и Японца был злободневным вопросом, и вопросом спорным. На педагогическом совете мнения разделились. Одни стояли за перевод ребят в лавру, другие за оставление.
Янкель украсил фельетон карикатурами, потом написал грустное лирическое стихотворение — описание осени. Принес стихотворение и Финкельштейн — Кобчик, — недавно появившийся, но уже знаменитый в Шкиде поэт.
Прибавили ряд заметок, и наконец прощальный номер вышел.
Об отъезде в газете не было ни слова, но номер вышел на этот раз невеселый.
Наконец наступил последний день.
Янкелю и Японцу выдали белье и велели собираться. Серое, тусклое утро стояло за окном, накрапывал дождь, но когда одетые в пальто и сапоги ребята уложили свои пожитки и вышли на веранду, вся Шкида дожидалась их там.