Клетка для невидимки

Торопливо жуя, чтобы не испытывать помех в предстоящем разговоре, старлей наполнил до половины стакан, стоящий перед Ворохтиным, и предложил тост: «За общее дело!» Милиционеры выпили, будто не замечая, что Ворохтин к стакану не притронулся. Гвоздев с иезуитской улыбкой подал Ворохтину тарелку с шашлыком.

– Мы сотрудники местного РОВД, – сказал старший лейтенант, хитроумно сплетая пучок зелени. – Моя фамилия Зубов. Саркисян сказал, что ты первым обнаружил труп женщины и в связи с этим высказал беспокойство.

Ворохтин подтвердил. Сержант, орудуя во рту зубочисткой, сокрушенно покачал головой и произнес: «Жестокая игра! Жестокая…» Он уже насытился и расслабленно откинулся на спинку стула. Зубов, проворно работая ножом и вилкой, отчего не мог поднять взгляда, спросил:

– И что тебя насторожило?

– Все это показалось мне очень странным.

– Что – все? – уточнил Зубов.

– Она напоролась на сук, а потом каким-то невероятным образом сняла себя с него.

Старлей в это мгновение снимал с шампура кусочек мяса и, уловив неприятную ассоциацию, брезгливо положил шашлык на тарелку. Сержант, демонстрируя свой богатый опыт, сплюнул, швырнул зубочистку на траву и сказал:

– Поработал бы ты с нами, не такое бы увидел!

– Я пять лет работаю в спасательном отряде, – ответил Ворохтин. – И тоже многое видел. С такой глубокой колотой раной человек погибнет практически мгновенно.

– Что еще тебе показалось странным? – спросил Зубов. Радушное выражение на его лице постепенно уступало место выражению злой иронии.

– Я нашел след ее обуви. Незадолго до своей смерти она шла шатаясь. Можно сказать, едва держась на ногах.

Старлей и сержант переглянулись.

– Ты пришел к такому выводу на основании следа ее обуви? – уточнил Зубов.

– Да.

– Извини за любопытство. Ты по образованию криминалист?

– Нет, по образованию я врач.

– А зачем тогда пытаешься с умным видом говорить о вещах, в которых разбираешься, как мартышка в очках?

Зубов уже не скрывал своей неприязни.

– Ладно, бог с ним, со следом, – как бы признавая правду милиционера, ответил Ворохтин. – Но как объяснить то, что ракета, запущенная из-под огромной сосны, не задела ни одной ветки и взлетела в небо вертикально?

– А как она еще должна была взлететь? – спросил сержант.

– Как угодно, но только не вертикально. Малейшее соприкосновение с веткой сразу бы изменило траекторию полета. Скорее всего ракета вообще не вырвалась бы за пределы кроны.

– И об этом должен судить специалист по трассологии! – все более раздражаясь, сказал Зубов. – Успокойся, спасатель. Делай свое дело, а в чужой огород не лезь. Я же не берусь судить о геморрое или шизофрении! Все это бред! Понял? Бред!

Ворохтин внимательно посмотрел на Зубова, потом перевел взгляд на сержанта:

– Может, мне написать заявление?

Зубов поднял глаза и чуть прищурился:

– Заявление? А о чем, интересно знать, ты хочешь заявить?

– Я уверен, что гибель Лены – это не просто несчастный случай.

– А что же? – насмешливо уточнил Зубов.

– Убийство.

Сержант присвистнул. Старлей усмехнулся:

– Пора нам, Коля, уходить на пенсию. Видал, какой Шерлок Холмс на нашу голову свалился!

Сержант, покачивая стаканом с коньяком, пристально смотрел на Ворохтина.

– А я, кажется, понимаю, почему господин спасатель так переживает, хочет писать заявление, раздувает шумиху, – произнес он. – Не потому ли, что чувствует свою вину и боится наказания?

– Я виню себя только за то, что согласился работать на Саркисяна, – ответил Ворохтин, не понимая еще, куда сержант клонит.

– И все? – недоверчиво произнес Зубов. – А разве ты не несешь ответственность за две смерти? Какой же ты, к черту, спасатель, если у тебя люди гибнут каждый день? Ты за что деньги получаешь? За что коньяк лакаешь и шашлыки ешь? На тебя же люди надеются!

– Саркисян сказал, что после сигнала о помощи ты прибыл на остров полчаса спустя после него, – начал давить с другой стороны сержант. – Это так?

– В моторной лодке не оказалось свечи, – объяснил Ворохтин. – И мне пришлось плыть на веслах.

– Не оказалось свечи? – ахнул сержант.

– Это не оправдание, – покрутил головой Зубов. – Коля, ты представляешь, если бы мы по вызову так же приезжали? «Милиция! Спасите! Убивают!» А мы в ответ: «Пардон, мадам, в нашем «уазике» свечей не оказалось! Ждите, пока пешком придем!»

Оба милиционера громко рассмеялись.

– Знал бы, что здесь такой спасатель, – произнес сержант, допив коньяк, – даже за миллион баксов не согласился бы в «Робинзонаде» участвовать. Проще сразу застрелиться.

– Ох, хитрый же ты мужик! – сказал Зубов и погрозил Ворохтину пальцем. – Хитрый! И мысли у тебя недобрые…

– Я думаю, что у прокуратуры на этот счет будет несколько иное мнение, – сказал Ворохтин, поднимаясь со стула.

– Стоять! – крикнул Зубов. – Тебя еще никто не отпускал!

Он вскочил на ноги, а следом за ним и сержант. Стол покачнулся, на траву упал стакан с коньяком.

– Ты что, угрожать нам вздумал? – со скрытой радостью спросил Зубов, будто все случилось именно так, как он того и хотел. – А ну, иди за мной!

И он быстро и без оглядки пошел по берегу, лишь раз остановившись, чтобы пропустить фургон, увозящий тело Лены в морг районной больницы.

– Вы здесь спите? – официальным тоном спросил он, кивая на машину «Скорой помощи». – Откройте!

Ворохтин распахнул задние створки, как если бы собирался занести в машину больного человека. Он был спокоен. В лице старшего лейтенанта ему виделся Саркисян, который неугомонно продолжал ставить ему препоны. Зубов бегло осмотрел салон и, не прикоснувшись ни к чему, загородил его спиной. Теперь милиционер смотрел в глаза Ворохтину пристально, явно намереваясь подавить его волю. Наверное, в его практике уже был случай, когда одним только взглядом Зубов «колол» преступника, и потому он столь решительно прибегнул к этому проверенному приему. Но Ворохтин смотрел в глаза старшему лейтенанту без напряжения, взгляд не опускал и в истерику не впадал. Этот поединок продолжался до тех пор, пока к машине не подошли техник и Кира в сопровождении сержанта.

Зубов вздохнул, словно хотел сказать Ворохтину: я, мол, давал тебе последний шанс во всем признаться чистосердечно, но ты его похерил, за что и будешь наказан. Он оперся коленом о порожек машины и взял лежащую в изголовье носилок черную сумочку Лены.

«Так вот откуда ноги растут!» – дошло до Ворохтина, и он вспомнил ухмыляющуюся физиономию Гвоздева и его реплику: «По чужим вещичкам шарим?»

– Это ваша сумочка? – спросил Зубов, положив косметичку на ладонь и приподняв ее так, чтобы видел техник.

– Нет, – ответил Ворохтин. – Эта сумочка принадлежит Лене.

– Почему в таком случае она лежит в вашей машине?

Ворохтин уже понял, что его дальнейшие объяснения прозвучат неубедительно. Но лгать было бы еще хуже.

– Лена просила меня привезти ее на остров, если подаст сигнал о помощи.

– Кто-нибудь еще слышал об этой просьбе? Может, Лена оставила по этому случаю письменное распоряжение?

Ворохтину ничего не оставалось, как отрицательно покачать головой. Записку, которую передала ему Лена, он давно выбросил.

– Мертвая не может ни опровергнуть, ни подтвердить ваши слова, – подытожил Зубов. – А потому будем считать, что убедительного объяснения вы не дали. Что в этой сумочке?

Ворохтин пожал плечами:

– Думаю, что косметика.

Похоже, что Зубов думал так же, потому как, вытряхнув содержимое на пол салона, замер и на короткое время потерял дар речи.

– Мать честная! – пробормотал он, склонив голову над резиновым кольцом, упаковкой одноразовых шприцев, ампулами с прозрачной жидкостью и маленькими пакетиками, наполненными белым порошком. – Это еще что за косметика? По-моему, это называется по-другому…

Он отошел на шаг, чтобы «косметику» увидели сержант и понятые. Сержант присвистнул и сдвинул фуражку на затылок. Техник и журналистка без всяких эмоций пялились на шприцы и ампулы.