Страница 11 из 14
– Давай, – она улыбнулась с готовностью, как будто этих слов и ждала.
– Прости, что я тебя ударил, – сказал Аспирин через силу.
– Ничего, – девчонка покладисто кивнула. – Я понимаю. Ты испугался…
– Испугался?!
– Ты все время боишься. И не мудрено. Здесь плохо у вас. Даже Мишутка чувствует, он такой грустный… Можно, я и для него возьму меда?
– Можно, – меланхолично отозвался Аспирин. – Вот скажи мне, Алена… Тебя, наверное, запугали? Не зря ты так трясешься при виде этого…
– Не надо о нем, – тихо попросила Алена. – Не сейчас.
– Значит, ты тоже боишься…
– Боюсь, – грустно призналась девочка.
– Что там у них, банда? Секта? – осторожно предположил Аспирин. – Гипноз? Демонов вызывают, нет?
Алена взобралась на кресло и села, укрыв полотенцем колени, похожая на маленький махровый сугроб.
– А ты демонов боишься? – спросила, глядя Аспирину в глаза.
– Да чего их бояться, – Аспирин хихикнул. – Людей бояться надо. Таких, как этот твой…
– А он не человек.
– Демон? – Аспирин хихикнул снова. – И ты с ним говорила на языке демонов?
Девочка помолчала, разглядывая свою левую руку с заусеницей на указательном пальце.
– У тебя маленькие ножницы есть?
– В ванной, – механически ответил Аспирин. – Признайся, вы с ним все разыграли? Он бы тебя все равно не забрал, ведь так?
Девочка боком слезла с кресла и направилась в ванную. Край полотенца волочился по полу.
– Забрал бы, – сказала, не оборачиваясь. – Ты, конечно, трус и предатель, но ты мне еще раз помог.
И дверь ванной закрылась на защелку.
– Итак, дорогие мои, утро вторника – это утро вторника, это всегда печально, потому что начинается рабочий день, но есть одно маленькое обстоятельство, которое должно вас и меня утешить – утро вторника это все-таки не утро понедельника, а значит, на один маленький шаг – на один день – мы стали ближе к нашей заветной цели, то есть к субботе…
Такую пургу он гнал на автомате, не задумываясь. Он мог бы болтать то же самое во сне или под наркозом. Кто-то из его прияталей-завистников однажды заметил, что словоиспускание Аспирина не имеет отношения к высшей нервной деятельности – это акт физиологический, как чихание или дефекация, и приносит поэтому чисто плотское наслаждение.
В чем-то приятель-завистник был прав.
– Во-от, у нас есть первый звоночек… Так… Кто у нас на линии? Инночка у нас на линии, здравствуйте, Инна. Вы сейчас дома или на работе? Дома? Видите как, вся страна вам завидует, потому что страна как раз на работе… Правила игры вам известны. Я напомню для наших слушателей: Инна должна отгадать слово, которое я задумал. Инночка, у вас есть минута, вы задаете мне вопросы, я отвечаю… Итак, время пошло!
Сегодня был вторник, с восьми вечера предполагался «Куклабак». Накануне Аспирин думал, что не уснет, тем не менее отключился уже в полпервого – и в шесть утра вскочил, как ошпаренный.
Алена спала в кресле, завернувшись в полотенце, прижав к груди светло-коричнего медведя с пластмассовыми глазами. В ванной сушились на батарее футболка, джинсы, полосатые носочки и белые трусики. Аспирин долго стоял, глядя на все эти тряпки, пытаясь понять, что теперь делать, куда бежать и к кому обращаться…
В восемь утра у него был эфир. В полвосьмого удалось переговорить по телефону с Вискасом.
– Правду надо было выкладывать с самого начала, – Вискас был раздражен и не скрывал этого. – А то придумал какую-то вроде чужую девчонку, которую ты вроде как из жалости подобрал…
– Она мне не дочка! Говорю тебе – подстава… Ксива поддельная… Говорят по-тарабарски… Албанцы какие-то… Они меня прикончат, а квартиру унаследуют – через нее…
– Параноик, – Вискас угрюмо сопел в трубку. – Ты ж не забытый пенсионер, ты на виду, какого черта им так рисковать?
– А вот когда ты в морге увидишь мой труп…
– Съешь тазепама и дай мне поспать. Я ночью работал, блин.
И Витя Сомов бросил трубку.
Аспирин чувствовал себя ужасно и потому не стал садиться за руль – вызвал такси. До эфира оставалось двадцать минут; девочка, завернутая в полотенце, проснулась и подняла голову.
– Я ухожу, – сказал ей Аспирин. – Одевайся и марш на улицу. Одну в квартире я тебя не оставлю.
– А куда мне? – спросила она сонно.
– Куда хочешь. Гуляй на детской площадке. Детям полезен свежий воздух… Быстрее, у меня машина под домом!
– Можно мне с тобой? – спросила девочка из ванной.
– Нет. Я иду на работу.
– Ой, у меня брюки не высохли…
– Надевай как есть. Или иди без штанов.
– Можно, я останусь…
– Нет.
– А можно, я посижу у тебя на работе? Тихо-тихо…
– Я сказал, где ты будешь сидеть! – рявкнул Аспирин, нащупывая в кармане куртки ключи. – Во дворе на лавочке!
Девочка вышла из ванной. Темные пятна на футболке отстирались не совсем – если присмотреться, было видно, куда капала кровь из разбитого носа. Аспирин поморщился.
– Что стоишь?
Он вытолкал ее из квартиры и мысленно вздохнул с облегчением: какая-никакая, а подвижка. Девчонка за дверью, ее сомнительное свидетельство о рождении у Аспирина в сумке. Какие есть рычаги давления на него? Да никаких… Почти.
– Погоди! Я Мишутку забыла…
– Перетопчешься! – Аспирин уже вызывал лифт.
До эфира оставалось двенадцать минут. Машина ждала у подъезда.
– Сиди здесь, – он подтолкнул девчонку к лавочке.
– Можно мне все-таки с тобой?
– Нельзя!
Он захлопнул дверцу машины. Водитель ехал лихо, где надо, выезжал на встречную, где надо, разворачивался через двойную осевую – сам Аспирин никогда бы так не решился. На студии его встретили упреками; он захлопнул за собой звуконепроницаемую дверь, упал в кресло перед микрофоном, натянул наушники и с ходу забарабанил:
– Ну, с добрым утречком, мои любимые! С вами ди-джей Аспирин, а это значит, что скучные часы в офисе, за монитором, за рулем, за рабочим столом, на трудовом, короче, посту станут чуть менее серыми, чуть более цветными, потому что с вами «Лапа-Радио»! Лапа-Радио протягивает мягкую лапу, касается ваших ушей, и вот первая ласточка нового часа… глоток энергии в начале дня: Верка Сердючка уверяет вас: все будет хорошо…