Страница 66 из 70
А в тот момент трактир услышал:
– Смерть предателю!
– Кому? Канзимо? Какой он предатель? Он заботился о нас всех и…
– Раньше заботился. А теперь продает страну. Смерть предателю!
– Смерть! Смерть!!!
Императорские глашатаи с трудом пробивались к главным площадям столицы по переполненным в честь праздника улицам. Совет решил, что это будет символично: объявить о мире в день Памяти Героев.
Вестники разбились на два отряда, потом еще на два и еще, а под конец им вообще пришлось разделиться на маленькие группки по два-три человека – оказалось, что так проще продвигаться сквозь столпотворение людей. Договорились встретиться на площади Единоцветия, где по традиции первыми зачитывались императорские указы и решения Совета. Потом глашатаев ждали еще две площади – рыночная, на въезде в богатые кварталы, и Лобное место у Западных ворот. По большому счету вытоптанную тысячами копыт и сапог проплешину трудно назвать площадью, но там собираются торговые караваны, а окрестные трактиры кормили и поили добрую половину Нижнего города и весь Погорелый посад.
У каменной громады Единоцветной колонны, установленной, как говорят, в день основания столицы, императорских глашатаев ждал неприятный сюрприз. Площадь оказалась запруженной, как речной поток плотиной, двумя десятками повозок.
От взмыленных скакунов шел пар, возницы орали друг на друга и переругивались со случайными зеваками. Конечно, их можно понять: ехали на праздник, везли товары на продажу или сами хотели чего-нибудь прикупить и тут – на тебе! – угодили в такую глупую ситуацию. И проехать нельзя, и повозку не бросишь – мигом растащат.
Виновником происшествия оказался молодой водовоз. Переполненная бочка подпрыгнула на очередной выбоине мостовой да и переломила колесную ось всей тяжестью. Повозка застыла, перегородив проезд, сзади набились другие, подперли друг друга, кто-то попытался развернуться, но добился лишь еще большей неразберихи.
На пузатом боку бочки в свете факелов и праздничных салютов посверкивала ледяная корка – от удара часть воды выплеснулась наружу. Водовоз возился в снегу, пытаясь устранить поломку, а вокруг бушевал целый ураган проклятий.
Старший глашатай спешился, с трудом пробился к виновнику пробки:
– Эй, парень, долго тебе еще копаться?
Возница вылез из-под днища – веселый и чумазый парень весьма плутоватого вида:
– Долго! Тяжелая, зараза! Придавила, никак сдвинуть не могу!
– Давай поторапливайся! Мы тебя ждать не будем!
Ничуть не обескураженный суровостью тона водовоз отозвался:
– Рад бы, но не могу! Без колес мою бочку и шестью скакунами не сдвинешь.
Старший выругался: парень прав, и с этим ничего не поделаешь. Он огляделся, понимая, что на переполненную площадь никак не соберешь больше двадцати человек. Глупо будет читать указ горстке людей. Пусть этот неумеха возится со своей колымагой, а императорскую волю можно пока объявить на Лобном месте.
– Вот что, парень. Мы вернемся очень скоро, и я надеюсь, что тебя здесь уже не будет. Иначе тебе придется разговаривать не со мной и не здесь.
– А где? – спросил возница, ухмыляясь.
– В канцелярии Ока. Поехали, ребята.
Глашатаи умчались к Западным воротам.
Водовоз проводил их взглядом и в который уже раз порадовался невиданной удаче. За эту якобы поломку ему заплатили столько, сколько он не зарабатывал и за целое лето. Поэтому он совершенно спокойно копался у сломанной оси, не обращая внимания на крики и ругань других возниц. Даже императорские глашатаи не смогли его напугать. За такие деньги он, не раздумывая, прыгнул бы в яму, кишащую ядовитыми змеями.
Когда на Лобном месте взревели трубы, трактир давно кипел вовсю, будто котелок с варевом.
Немузыкальный сигнал стал для разгоряченной толпы командой к действию:
– Императорские глашатаи! – сказал кто-то. – Зачем еще?
– Ясно зачем: объявить о мире! А ну, пойдем-ка послушаем, кто там на самом деле собрался продавать Соцветие.
Поднялись почти все, даже трактирщик.
– Кодинаро, ты с нами?
Бывший кузнец ответил совершенно спокойно:
– Конечно. Хочу посмотреть в глаза предателя, прежде чем он умрет.
Двери трактира едва не снесли с петель, но хозяин не жаловался, он и сам раздраженно толкнул створку, выбираясь на улицу. Государственный доносчик весь вечер усердно старавшийся казаться незаметным, со всех ног помчался в канцелярию Всевидящего Ока.
Слишком поздно.
С противоположной стороны на площадь выдвинулась такая же распаленная алкоголем и ненавистью толпа. Две группы сошлись у самого помоста, заставив глашатая попятиться. Никто не заметил, как Кодинаро чуть заметно кивнул неприметному человеку в задних рядах вновь прибывших. Оба стали осторожно пробираться сквозь толпу, встретились у крепостной стены и скрылись в лабиринте проулков Погорелого посада. Впрочем, если бы кто и разглядел их, то, скорее всего не удивился: ведь тот, второй, совсем недавно описывал в соседнем трактире «Зайди, не пожалеешь» ужасы резни, что учинили солмаонские десантники. И тоже назывался очевидцем событий, как и Кодинаро.
Земляк встретил земляка. Бывает.
Хагг тщетно уговаривал своего господина бежать:
– Но, Канзимо-са! Вокруг дома разъяренная толпа! Очень много людей. Я даже не могу их сосчитать! Они требуют вас. Еще немного и они подожгут…
– Требуют? – отставной советник пожевал старческими губами, потом тяжело и обреченно вздохнул. – Тогда надо выйти.
– Нельзя! Вас могут убить! Они… они называют вас предателем!
Канзимо знаком велел Хаггу замолчать.
– Я ожидал чего-то подобного. Что ж, у каждого из нас наступает день, когда ему приходится отвечать за свои поступки. Помоги мне подняться.
Тяжело шаркая больными ногами, старик вышел в гостевую. Здесь рев толпы заглушал все остальные звуки. Даже сквозь опущенные занавеси в окно с улицы пробивался свет и дым сотен факелов.
– Смерть предателю! Смерть!
Старый советник не дрогнул. В сопровождении Хагга он открыл входную дверь и вышел.
Увидев его, толпа гневно зарокотала. Он стоял на пороге, согбенный и усталый, и спокойно смотрел на них.
И молчал.
Наверное, ему надо было что-нибудь сказать. Установить между собой и ними мостик человеческого голоса, но Канзимо молчал.
Первый камень попал ему в плечо. Советник вздрогнул, едва слышно застонал.
Толпа возликовала.
Полетели факелы. Часть разбилась о стены, рассыпавшись ворохом искр, но большинство упало за спиной советника, в глубине дома. Пожар занялся почти сразу – сначала огонь пополз по занавесям, потом перекинулся на легкую бамбуковую мебель. Она запылала, оглушительно потрескивая, как артиллерийская канонада.
Старый советник чуть улыбнулся, пробормотал:
– Ну, вот и салют. Не думал, что уйду из жизни с почестями!
Камень попал ему в висок, залив лицо кровью. Он покачнулся и упал на одно колено. Хагг бросился к нему, пытаясь помочь, но в этот момент толпа шагнула вперед, слитно, как один человек.
Телохранитель не смог сделать ничего – его тянули, толкали, рвали на куски разом две-три сотни рук. Он рычал, стараясь прикрыть Канзимо своим телом, и не обращал внимания на многочисленные порезы, из которых сочилась кровь. Он отбивался, лягался, кусался, но… тщетно.
Через несколько коротких мгновений он рухнул на неподвижное тело своего господина. Толпа сомкнулась над ними обоими и еще какое-то время топталась на месте взад-вперед, словно чудовищный многоногий танцор.
Когда на место прибыли Ресницы Ока, все уже было кончено. На пороге дома лежала бесформенная груда, меньше всего напоминавшая двух человек. Грязный снег, щедро политый кровью, медленно подтаивал вокруг пылающего дом.
Вечером отставной тысячник встретил понурого Идравана у ворот дворца. Тот только что узнал страшную новость и бежал к дому своего учителя, надеясь на чудо. Ведь слухи часто преувеличивают события. Человек оцарапался, а молва расскажет, что он серьезно ранен; заболели четверо, а люди уже говорят о новой эпидемии Черной Язвы.