Стервятник

– А… Зеркало Гизелла. Я и забыл совсем. Влетело в копеечку, надо полагать? Я обо всем этом заведении.

– Да уж, – рассеянно отозвалась Ирина. – Зато и доход – выше высшего, окупается…

– Платишь?

– Конечно, а как ты думал? Не бери в голову – вот если бы я тебе платила, мог терзаться комплексами, а в том, что я выкладываю энную сумму за сие уютное гнездышко, для моего любовника, сдается мне, нет ничего унизительного…

– Да я не о том, – сказал он, подумав. – Ты ведь говорила, что можешь устроить насчет моей… благоверной? Что, если и на тебя, заплатив энную сумму, твой муженек выйдет?

– Резонно, – сказала Ирина. – Но у меня, видишь ли, особый случай. Одними деньгами все не исчерпывается. Хозяина сего заведения я в свое время вытащила из ба-алыпой неприятности – и более того, компромат на него до сих пор может быть пущен в дело с великолепным эффектом. Так что я здесь в полнейшей безопасности. Детали тебя вряд ли интересуют, а?

– Опасная ты женщина…

– Слабая я женщина, – усмехнулась Ирина. – Будь я по-настоящему опасной, не роняла бы слезы в подушку из-за… – Она умолкла, вновь мимолетно глянув на забинтованную руку.

Разговор сам, помимо ухищрений Родиона, соскользнул к нужному ему направлению. Удивляясь, как спокойно звучит его голос, посмотрел Ирине в глаза:

– Ты бы правда заплатила пятьдесят штук в зеленых за один известный скальп?

– Правда, – сказала она жестко. – А что, неужели замаячил кто-то на горизонте?

– Ага, – усмехнулся он столь же жестко.

– Родик, такими вещами не шутят…

– Я и не шучу, – сказал он, и его пальцы непроизвольно стиснули округлое плечо подруги.

– Кто?

– Я, – сказал он, словно бросаясь в холодную воду.

Ирина высвободилась из его объятий, приподнялась на локте и пытливо взглянула в глаза. В голосе явственно послышался незнакомый холодок:

– Родик, я тебя умоляю: не надо так шутить. Я хочу, чтобы этой спившейся скотине кто-нибудь вогнал пулю в башку Я готова заплатить за это, сколько следует. И спать потом буду спокойно. Но вот в шутку все это обсуждать меня никак не тянет – чтобы потом снова не плакать от беспомощности и от того, что мечты остаются мечтами…

– Я не шучу, – сказал он столь же серьезно. – Не скажу, что это для меня будет так же легко, как в известной поговорке насчет пальцев, но признаюсь тебе честно – внутреннего сопротивления что-то не испытываю совершенно. Как по-твоему, можно это считать жирным плюсом?

– Пожалуй… – протянула она. – Пожалуй, в определенном смысле. Это уже кое-что – отсутствие внутреннего сопротивления… Однако, Родик, я повторяю: это ведь всерьез. Придется всадить в живого человека парочку пуль. Мне, конечно, никого еще убивать не приходилось, но догадываюсь, что дело это весьма нелегкое. И вся мировая литература, и рассказы тех знакомых, что прошли кое-какие жаркие местечки, в этом убеждают…

– Я тоже кое-что читал и слышал, – сказал он. – Но говорю тебе: я смогу. Понимаешь? Смогу… – Он закурил и жадно затянулся. – Сейчас попытаюсь объяснить… Ты обо мне уже знаешь достаточно. А поскольку умная, наверняка уже дорисовала остальное по нескольким штрихам… Мне смертельно надоело жить прежней жизнью. Ясно? И я хочу из нее вырваться. Ну, не любой ценой, конечно, – прав Достоевский, не смог бы я замучить ребеночка или двинуть по голове кирпичом человека стороннего… Но вот твоего скота ради будущей, другой жизни, способен шлепнуть. Веришь или нет, а я это чувствую, не бахвалюсь ничуть…

Ирина гибко перевернулась на необозримой постели, села, неосознанно, как обычно, приняв грациозную позу. Какое-то время молчала, чуть заметно шевеля губами и сдвинув брови, будто решала на экзаменах сложнейшую арифметическую задачу и ужасно боялась сбиться. Лицо стало сосредоточенным, серьезным, даже не гармонировавшим с прекрасным обнаженным телом. Родион ее такой видел впервые.

– Дай сигарету, – сказала она, не поднимая глаз, все с тем же отрешенным выражением. Глубоко затянулась дымом, словно горькое лекарство глотала. – Что ж, у человека бывают и не такие внутренние толчки… А история нам дает неисчислимые примеры и более диких безумств, на которые люди пускались ради денег или желания подняться над грязью… Это теория. А как ты себе все представляешь практически?

– Ты сама говорила, что офис на Кутеванова – чуть ли не проходной двор. Опишешь мне интерьер, план помещения, обсудим все до мельчайших деталек, рассчитаем по секундам.

– А ходы к оружию у тебя есть?

– Нет, – сказал Родион. – Зато у тебя наверняка есть. Вот и раздобудешь что-нибудь с глушителем.

– Действительно, без глушителя нельзя, не камикадзе же из тебя делать… – Ирина наконец-то подняла на него глаза, в которых не было ни ошеломления, ни жалости. – Но вот что тебе следует уяснить, Родик… Отговаривать тебя я не рвусь. Взрослый мужик, сам понимаешь, на что решился. Одно запомни: если тебя там сцапают, неважно, до или после, и ты преподнесешь милиции правду, я сумею выпутаться. Прости, но это жизнь, а не сентиментальный роман, и я не стану рваться на эшафот, чтобы умилительно погибнуть с тобой вместе. Извини, инстинкт самосохранения – могучая штука… Понимаешь, к чему я это говорю? Если провалишься, останешься один. Значит, провалиться тебе нельзя. Уверен, что сможешь проделать все чисто и уйти?

– Уверен, – сказал Родион. – Если мы предварительно обдумаем все и рассчитаем по секундам…

– Ну, естественно, я в стороне не останусь. Любая помощь и любые консультации, вот только туда ты уже пойдешь один… В конце концов, у тебя есть великолепнейшее преимущество: ты не профессионал, совершенно посторонний человек, можешь даже оставить повсюду отпечатки – не с чем будет сравнивать… Я шучу, конечно. Нельзя оставлять отпечатков.

– Надо же еще как-то так все устроить, чтобы подозрение не пало на тебя…

– Умница, – сказала Ирина, мимолетно чмокнула его в шею. – Вот тут уж мне придется крепко подумать, изобрести парочку ложных и достаточно убедительных следов. И будь спокоен, изобрету… – прищурилась она. – Хамский вопрос можно?

– Ага.

– Ты на его место не метишь? Я имею в виду место в доме?

– Вот уж нет, – сказал Родион сердито. – Хватит с меня и одной… аристократки. Нахлебался вдосыть, на всю оставшуюся жизнь, – усмехнулся. – Но я надеюсь, мы и после… всего этого друзьями останемся?

– Пренепременно, дон Сезар… – сказала она, по-кошачьи потянувшись и поглаживая его бедро. – Если ты думаешь, что где-то на горизонте ошивается роковой красавец, страстно ожидая, когда я, наконец, стану свободной, глубоко ошибаешься. Вообще-то, возле меня, если подумать, отыщется парочка симпатичных мужиков, способных прикончить и трех мужей, но вот характер у них совершенно иной, попала бы в такую зависимость, в такой капкан…

– А я, значит, размазня? – спросил он полусердито, полушутливо.

– Да что ты, я не то имела в виду… Просто – другой. Не из этого волчатника. Я в каком-то английском романе читала, что идеальными преступниками становятся как раз джентльмены – разок сойдут с прямой дорожки и тут же на нее вернутся, чтобы в дальнейшем так и оставаться джентльменами. Честное слово, твой случай. Вот не ожидала, Родик, – думала, подвернулся неплохой любовник, а дело обернулось еще круче. Я, конечно, не буду петь тебе дифирамбов – во-первых, не стоит делить шкуру неубитого медведя, во-вторых, не вполне подходящая для дифирамбов ситуация с точки зрения законов и морали… Но все равно, ты меня приятно удивил…

Она закинула ему на шею здоровую руку и потянула вниз, к себе. И на сей раз была не просто послушной – покорной, предугадывавшей его малейшее желание так, словно просачивавшиеся с «академической» половины магические флюиды позволяли ей безошибочно читать мысли партнера.

Странноватое заведение он покидал, будучи в редкостном умиротворении души и тела. Протягивая охраннику две сотенных (как научила Ирина), чувствовал, что его взгляд можно назвать барственным без малейшей натяжки. Он наконец-то победил – вошел, похоже, в этот мир, как равный. Пусть даже не сквозь самую престижную дверь…