Страница 6 из 13
– Понимаю, – сказал Клебанов. – И вас я понимаю, хотя, быть может, и не насквозь. Вы не простачок и не крутой хам, вы где-то посередине, подальше от простачка, поближе к хаму…
– Вам, может быть, мои слова решительно не понравятся, – сказал Данил. – Но давайте уж попросту. Я не нахожу удовольствия в хамстве. Но и сам его не терплю в любых формах. Только я знаю, что в одиночку этот мир не перевернуть, а вы, такое впечатление, порой заедаетесь совершенно по-детски – а там уж я, в свою очередь, ощетиниваю иголки. На ваши вопросы я отвечал честно, старательно игнорируя все шпильки, именно потому, что мы не «Коза ностра», а вполне приличная фирма со всеми достоинствами и недостатками. Конечно, я немного бутафорю, но такова уж жизнь, вы мне не сват, не брат и не гомосексуальный партнер… Будем разговаривать как взрослые люди или продолжим цапаться?
– А о чем нам еще говорить? – пожал плечами Клебанов. – Вы теперь все знаете, а мне от вас больше ничего не добиться. Хотя чувствую, что вы определенно что-то недоговариваете. Если бывали у покойного на старой квартире, почему за полгода так и не выбрались к нему в… Киржач?
– Это вопрос?
– Нет. Разговор неофициальный, вы можете выдумать что угодно, к чему добиваться ответа… – он отвернулся, уставясь в стену. – Возможно, на этом дело и кончится. Если только ничего не произойдет…
– Мне что, ждать от вас повесточку?
– Бросьте. Теперь вы подкалываете…
– И не думаю, – сказал Данил. – Серьезно спрашиваю.
– Какие там повестки… К таким, как вы, полагается ездить самолично.
– Вас это коробит?
– Не в том дело. Просто, знаете ли, «Коза ностра» не состояла поголовно в КПСС до того, как начала носиться с пулеметами.
Данил участливо спросил:
– Вас что, при застое КГБ таскал за диссидентщину? Солженицына размножали по ночам? В защиту Сахарова петиции строчили? Что вы на меня так запали? Я ведь диссиду не гонял, я ж – боевой пес… Да сколько вам было-то при застое?
«Что-то тут есть, – подумал он, глядя, как у пацана стискиваются губы, а ноздри довольно явственно раздуваются от злости. – Есть скелетик в шкафу, есть… Папа диссидентствовал? Или служил в „синих погонах“ и получил от дедов по почкам выше положенного? Ну не может это оказаться Афган, молод…»
Старший лейтенант промолчал с видом гордым и неприступным – и в этот миг крайне напоминал юного пионера в почетном карауле у знамени дружины. Настоящего пионера, убежденного. Были такие. Вот пионерию он по возрасту еще как застал, тут и гадать нечего…
– Вы в комитете комсомола за что отвечали? – наугад спросил Данил.
– За всякую фигню, которую теперь и вспоминать стыдно, – ответил мент неожиданно быстро. – До встречи.
Кивнул едва заметно и размашистым шагом направился к «рафику». Неприметный, совершенно штатский на вид синий фургончик, дисциплинированно мигнув левым поворотом, завернул за угол длиннющей унылой девятиэтажки и исчез из виду, чему Данил отнюдь не огорчился.
Глава третья
Барс на тропе
Он забрался в свой «Фольксваген», положил руки на руль, а подбородок – на руки, задумчиво уставился вперед. Впереди был пыльный двор с поломанными качелями, двумя бабками на скамейке и энергичным крупным эрделем, таскавшим за собой девчонку лет десяти в ярком спортивном костюмчике. Небогато.
Данилу было совершенно ясно, что дело ляжет на него. Моментально. На то он и шеф службы безопасности. Пора и отрабатывать толстый ломоть хлебчика с толстым слоем масла и икоркою поверху. Все, и этот «гольф» в том числе. Конечно, последние полтора года он дурака не валял, но то была рутина, даже усмирение Кальмара со товарищи. А теперь…
Он был уверен, что правильный мент ни в чем не соврал. Ибо не было им смысла устраивать провокацию столь жалких масштабов, подкидывать паршивую «Эрму», даже не в офис – к одному из сотрудников, убитому вдалеке от фирмы. Ивана свет Кузьмича не возьмешь и провокациями покруче, да и сказки это все, если серьезно – насчет ментовских провокаций. Басенки. Вот если бы шахта всплыла… Но это уже будет не провокация, а выплывшая на свет божий неприглядная правда.
Включил рацию.
– Шестой. Дежурный пост, – на сей раз откликнулись моментально, как-никак начался рабочий день.
– Барс, – сказал Данил. – Где «большой»?
– Не появлялся пока.
– Вот и лады, – сказал он. – Я буду часика через два, если кто спросит.
И отключился. Решение нужно было принять быстренько. Если бы Клебанов сразу поехал к Светке, «рафик» повернул бы не налево, а направо, к мосту. И если бы они узнали про хату в Северо-Восточном и дернули туда, «рафик» опять-таки свернул бы к мосту. А вот областное УВД – как раз в той стороне, куда старлей соизволил проследовать…
Лады. Никакого толку не будет от Светки, но все же… Данил завел мотор и свернул направо, к мосту. И задумался над загадкой, которую долго откладывал напоследок из-за ее сложности.
Откуда такая спешка? Местный РУОП был конторой резкой и не привыкшей отступать (что, правда, не означало, что контора эта витала в облаках, оторвавшись от замысловатых реалий жизни). И все же… Ладно, убийство, крайне смахивавшее на заказное. Ладно, германская пушечка при трупе. Ладно, бочком и краешком замешан «Интеркрайт». И все же это не основание поднимать спозаранку молодого волчишку из РУОП и заставлять его крутиться так, что искры брызжут из-под когтей. Хватило бы и уголовки на данном этапе. Значит…
Значит, толкование одно – что-то есть у них в загашнике. И это не финансы – иначе навалилась бы налоговая, да и то в случае особо серьезном. А особо серьезного-то и нету… Неужели Ванятка, друг детства, все же утаил что-то? Конечно, он после этого последняя сука, но с поезда все равно не спрыгнешь, будешь отрабатывать скушанный хлебушко не потому, что принуждают, а оттого, что сам себя обязанным чувствуешь, обреченным на верность. Не одним ведь самураям дано, бля…
Он аккуратно притормозил у нужного подъезда, позади новехонькой «Тойоты» с европейским левым рулем, той, что кличут «круглой». «Тойота» была совершенно идиотского розово-сиреневого колера и сверкала лаком, понятно, как сапоги у гусара.
Данил, абсолютно автоматически зафиксировав в памяти номер тачки, не спеша пошел вверх по лестнице. Хвоста по дороге не было, да и сканер-перехватчик он все время держал настроенным на милицейские частоты, но никаких подозрительных переговоров не услышал. И во дворе никого подозрительного не засек, что, впрочем, не есть повод для беспечности – если захотят следить всерьез, ты их не увидишь и не услышишь. Могли прилепить к машине и «пищалку», но это вряд ли – как-никак не в Европах, что-то не слышно было о таком прогрессе, разве что столичные заявятся… В конце-то концов, ничего противозаконного он не совершает и не замышляет даже…
Навстречу попался рослый хмырь, упакованный по фирме – да не в Гонконг и не в Индию, а в натуральную Западную Европу. Но все равно вульгарностью так и перло – шестерка высокого полета, только-то и всего. Как раз для розово-сиреневой «Тойоты». Прошел, не видя, небрежно задел литым плечом – фирмовая наклейка с солнечных очечков, понятно, не отклеена, жует резинку и думает, что он Чак Норрис, благо под полой чего-то такое топырится…
Данил ради интереса приостановился. Внизу мягко, почти неслышно заворчал мотор. Точно, сел в «Тойоту». Ну и хрен с ним, так и так отложился в памяти…
Он нажал белую кнопку. Звонок мелодично замяукал. Дверь распахнулась моментально.
– Вот так откроешь однажды – а тебе в лоб вместо привета, – сказал Данил. – И поплывут вещички вереницей…
– Но остается надежда, что сначала все же изнасилуют на совесть… – мечтательно сказала Светка, поборов легкое удивление. – А я-то…
– А ты-то думала, что это мистер из «Тойоты» вернулся? – Данил без приглашения прошел в прихожую и уверенно свернул в комнату.
– Ох, милый, я тащусь… Неужели соизволил следить?