Колдунья-беглянка

– Да нет тут никакого тупика, – сказала Ольга, не особенно и раздумывая. – Наоборот. Есть волшебное слово, способное в мгновенье ока сделать из любого светского опасливого кавалера образец предприимчивости…

– Шутишь?

– Нисколечко, – воскликнула Ольга. – И, что самое смешное, слово это краткое, совершенно не трудное в чтении и произношении… Звучит оно следующим образом: вдова.

– Ничего не понимаю…

– Сейчас поймешь, – сказала Ольга. – Я не отвлеченно рассуждаю, а по собственному опыту знаю, насколько это слово волшебно. И не скрывать же его от самой близкой подруги…

…Вот так и получилось, что спустя час после этого разговора на Моховой, в квартиру, занимаемую бравым конногвардейцем Нарумовым, постучался не менее бравый корнет провинциального гусарского полка и был принят хозяином сразу – хотя за светской вежливостью Нарумова все же читалось легкое удивление, вызванное визитом совершенно незнакомого офицера.

– Любезный поручик, – сказала Ольга решительно. – Я понимаю, что вас удивил визит незнакомца, но дело у меня к вам безотлагательное. Не стану вас интриговать, начну с сути. Речь пойдет о княжне Татьяне Андреевне Вязинской…

Хозяин переменился моментально.

Он так и не снял маску хладнокровного светского человека, привыкшего не показывать своих чувств, но голос стал чуточку суше, а взгляд чуточку неприязненнее.

– Вы полагаете, молодой человек, что у вас есть какое-то право говорить со мной о княжне? Или вы посланы кем-то третьим, который…

Ольга поначалу опешила, но быстро сообразила, в чем дело, и рассмеялась:

– О господи, вы решили… Нет, ни о каком вызове на дуэль и речи нет. Совсем наоборот, я бы рискнул сказать… Позвольте представиться: корнет Ярчевский, Олег Петрович. Дальний родственник Татьяны Андреевны по материнской линии. У нас очень отдаленное и запутанное родство, и потому, с вашего позволения, я не стану вдаваться в подробности. Каковые, собственно, вас и не должны интересовать… Так вот, господин поручик, дело рисуется следующим образом…

Еще примерно через полчаса корнет Ярчевский покинул квартиру, будучи уже лучшим другом конногвардейского поручика Нарумова, пребывавшего сейчас, несомненно, в полной ошарашенности, но в сочетании с самыми лучезарными надеждами. Все было в порядке, волшебное слово, уже однажды опробованное на некоем служителе муз, произвело и на блестящего конногвардейца столь же незамедлительное действие. Все складывалось наилучшим образом.

А поскольку день близился к вечеру, Ольга, остановив извозчика, велела ему ехать на Васильевский.

Глава третья

Как допрашивают пленных в Петербурге

Тонкий стеклянный звон моментально вырвал ее из полудремы – Ольга уселась в уютном кресле возле окна, справедливо рассудив, что дичь вовсе не обязательно должна клюнуть именно сегодня, да и прикорнула. Вскочив на ноги, она прижалась лбом к прохладному стеклу, удовлетворенно хмыкнула и обеими руками распахнула легко поддавшиеся створки, впустив внутрь зябкую ночную прохладу.

Внизу, в нескольких аршинах от стены, меж домом и забором слабо светившиеся пересечения линий, напоминавшие то ли рыбачью сеть, то ли паутину (и то, и другое сравнение было как нельзя более уместным) моментально лишилось прежнего геометрического благолепия и неподвижности. Линии, не видимые ни одному обычному человеку, растянулись, деформировались, сплелись в сплошной зеленый комок, который энергичнейшим образом дергался, подпрыгивал, бился и перекатывался.

Ловушка оказалась надежной, несмотря на отчаяную борьбу угодившего в нее существа. Клубок так и не дал слабины, не порвался. Отсюда проистекало, что угодившая в западню дичь не может похвастать особенным могуществом и уж безусловно уступает Ольге по своим возможностям…

Стоя у распахнутого окна, девушка вытянула руки, прихватила пальцами концы ниточки и принялась неспешно, осторожненько ее выбирать. Сразу же почувствовала явное сопротивление: добыче не хотелось в дом, клубок метался так, что вот-вот, казалось, порвет магические «паутинки» и удерет восвояси. Ольге приходилось в Вязинках ловить рыбу, особого интереса к этой забаве она не питала, но кое-какому мастерству обучилась, а потому поступила точь-в-точь как опытный рыбак: выпустила ниточку, позволив улову перетянуть к себе примерно с пол-аршина, а потом резко дернула и еще раз. Добыча сразу оказалась гораздо ближе к окну. Дело налаживалось. Закусив в азарте кончик языка, Ольга аккуратненько вываживала то, что угодило в сеть. Как оно ни билось и ни выдиралось, поделать ничего не могло. Вот клубок уже не на земле бьется, а поднялся в воздух, достиг уровня подоконника второго этажа, где находилась Ольга, рванулся, отчаянным усилием выгадал пол-аршина – и тут же после очередного резкого рывка расстался с мимолетным завоеванием. Вот клубок уже напротив окна, на прямой линии… Медленно отступая в глубь комнаты, Ольга тянула его внутрь.

В конце концов он шмякнулся на пол, подпрыгнул пару раз, словно мячик, и замер неподвижно. Плавными, осторожными движениями Ольга принялась сматывать с клубка лишнее. Показалось нечто напоминавшее хвост, затем она узрела крохотную, четырехпалую тонкую лапку, попытавшуюся самостоятельно освободиться от пут, – что, впрочем, успеха не имело. Пора было знакомиться.

Крепко ухватив магическую паутинку одной рукой, Ольга резким движением выбросила вперед другую – и клубок оказался заключен в некое подобие большой птичьей клетки, напоминающей перевернутую корзину с плоским донышком, плотно сплетенную из желтоватых светящихся линий.

Теперь паутинка была не нужна, Ольга смотала ее в клубок и отбросила, и он за ненадобностью растаял в воздухе. Движением пальцев она зажгла на столике свечи в шандале на шесть рожков, опустилась в кресло и с чувством исполненного долга принялась разглядывать, что же такое изловила.

В клетке настороженно присело на корточки этакое мохнатое существо размером с небольшую кошку. Мех казался темно-серым, наподобие мышиного, только не лежал гладко, а торчал во все стороны, наличествовал ярко выраженный хвостик, который Ольга уже рассмотрела ранее, лапки походили скорее на человеческие ручки без видимых когтей, а вот с мордой все обстояло пока что непонятно – она так заросла шерстью, что виднелись только глаза-плошки и светлая пуговка носа. Рожек точно не было. Насколько Ольга могла судить по первым наблюдениям, к существам из того мира, который за неимением лучшего определения принято называть потусторонним, тварюшка не имеет никакого отношения. Она была отсюда, с этой стороны, столь же плотская, материальная, чуть ли не будничная, как сама девушка, как старая кадка у ворот, как это кресло.

Существо вскочило на задние лапки, растопырило передние – видимо, пытаясь придать себе грозный вид, – распушило шерсть, сверкнуло зеленоватыми глазами-плошками, испустило угрожающий (но крайне писклявый) вопль… и неожиданно метнуло из пальчиков веер синих искр. Но искры за пределы клетки не проникли, а, словно бы отразившись от ее «прутьев», дождем хлынули внутрь. И, должно быть, чувствительно то ли обожгли, то ли ужалили саму тварюшку, очень уж естественно она взвизгнула, подпрыгнула, хлопая себя ручками по бокам, чтобы погасить запутавшиеся в шерсти искры. Донесся запашок паленого, существо опустило ручки, понурилось.

– Успокоился, гостенек дорогой? – спокойно спросила Ольга. – Или вы, может, гостья, как вас там?

– Что, рассмотреть не можешь? – огрызнулось создание вполне внятным и членораздельным, разве что тоненьким голосочком. – Это ты тут гостья, а я в здешних местах жил, когда вы еще и не собирались дома громоздить…

– Ах, простите, сударь, – сказала Ольга светским тоном. – Кто ж ведал о вашем старшинстве… Только, как бы там ни было, но в данный момент именно я это строение арендую, в связи с чем пользуюсь определенными правами, в том числе и недопущения в мои владения посторонних. О чем сделаны соответствующие записи в шнурованных книгах и соответствующим чиновником удостоверены. Согласно установлениям Российской империи касательно найма обитаемых строений. Ежели желаете, можете, конечно, оспорить в суде или у полиции, но сомневаюсь, чтобы вам свезло…