Страница 5 из 18
Славка сидел лицом к двери, по старой привычке, а напротив него вполоборота к Даше помещался невысокий мужичок, этакий джинсовый мальчик лет пятидесяти, лысоватый и крепкий, но тенорком напоминавший скорее подростка в период алых прыщей и полового созревания. Он возбужденно толковал что-то, не обратив на Дашу ни малейшего внимания, торопился, глотал слова, помогал себе отчаянными жестами обеих рук. Даша остановилась в дверях, вытащила блокнот с отрывными листами и принялась энергично черкать.
– …потому что лечить от алкоголизма – это всегда палка о двух концах, бабушка надвое сказала, и вообще, все, кого я знал, кто завязывал, потом развязывали так, что небу становилось тошно, или как там говорится – жарко, да?
– Да вроде бы, – отделался универсальной фразой Славка, вопросительно подняв взгляд на Дашу.
Она шагнула вперед и показала Славке верхнюю страничку блокнота, держа так, чтобы не рассмотрел джинсовый мальчик. Там был изображен череп с костями, увенчанный вопросительным знаком, а пониже крупно выведено: «4-00 – 6-00». Череп согласно их давнему нехитрому коду обозначал предположительную насильственную смерть. Будь смерть естественной, вместо черепа красовался бы крест.
Славка чуть заметно дернул бровью, его равнодушное участие к собеседнику вмиг сменилось мгновенным острым интересом, чего собеседник заметить не мог, а вот Даша определила сразу – слишком долго проработали бок о бок.
Тут только джинсовый заметил Дашу, воззрился без всякого интереса, с видом невыразимой печали. Первые впечатления бывают и обманчивы, но вот страха в нем Даша вроде бы не чуяла, взвинчен и печален до предела, но испуг вроде бы не просматривается…
– Начальство, – сказал Славка собеседнику, показав глазами на Дашу.
В глазах у того не появилось ни любопытства, ни мужского интереса. «Как бы не расхныкался, – подумала Даша, садясь в уголке, – полное впечатление, слезу сейчас пустит…»
– Гражданин Гуреев, – сказал ей Славка. – Менеджер… покойной.
– Сердце? – пискливо выговорил гражданин Гуреев, уставясь на Дашу отрешенно и тоскливо.
– Простите?
– У нее что, сердце отказало?
– А сердце было больное? – спросила Даша.
– Сердце было здоровое, только если пить такими дозами, и у быка будет инфаркт…
– Крепко закладывала?
– Ага. И старательно. – Он схватился за голову. Странно, но в этом жесте не было ни капли дурной театральности. – Сразу надо было ехать, может, и откачали бы…
– Простите? – повторила Даша.
– Я рассказывал уже… – Он кивнул на Славку и без перехода зачастил истеричной скороговоркой: – Я ей позвонил в час, когда уже прошли все сроки… Нам же надо было ехать записываться, а студия сейчас стоит бешеные деньги… Она меня послала и далековато, бросила трубку, я опять позвонил, она опять послала, по голосу видно было, что после позавчерашнего… Я больше не звонил, а минут через сорок поехал, хотел, извините, оттаскать на матах, приезжаю – а на площадке сущий митинг, потому что Ритка успела затопить нижнюю квартиру… Ну, и потом… – он сморщился, прямо-таки скрючился.
– В час? – громко переспросила Даша.
– Ну, минут в пять второго… Не позже.
«Хорошенькие дела», – подумала Даша не без смятения.
– Извините, – сказала она. – А вы уверены, что это была… Маргарита?
– А кто ж еще?
– Ну, может, вы номером ошиблись?
– У меня ее номер в памяти. В телефонной памяти. Она мне оба раза ясно сказала: «Пошел ты, Робик, со своей записью…» Какие тут ошибки?
– А голос был точно ее?
– Я, знаете, не анализировал, – впервые огрызнулся осиротевший менеджер. – Обычный Риткин пьяный голос, вот и все. Не могла же это быть Нина?! Я про горничную…
– Понятно, – сказала Даша, чувствуя нехорошую сухость во рту. – Продолжайте, я не мешаю…
Не было особенного продолжения. Славка, задав несколько абсолютно ненужных вопросов, довольно мастерски съехал на единственно важный сейчас: где гражданин Гуреев пребывал с трех часов ночи до семи утра? Последний без малейших колебаний и промедлений сообщил, что домой вчера приехал около одиннадцати вечера и часов до двух дня, пока не поехал материть беспутную подопечную, пребывал в кругу семьи, состоящей из супруги, двух детей и бассет-хаунда, не названного им по имени.
Не было смысла возиться с ним и далее. Решительно встав, Даша кивнула Славке:
– Пойдем покурим? Вы пока здесь посидите, простите, не знаю…
– Роберт, – сказал он отрешенно. – Роберт Петрович. Так все-таки сердце?
– Ох, не знаю, – сказала Даша. – Там еще доктор колдует… Вы тело, кстати, не трогали?
– Я ее только взял за руку, смотрел пульс, а потом участковый меня оттер, почти сразу же…
Даша внимательно осмотрелась и, убедившись, что в комнате нет телефона, а из кармана у безутешного менеджера не торчит ничего, напоминавшего бы сотовик, вновь решительным кивком поманила Славку. Первой вошла в спальню, оказавшись под перекрестными взглядами дюжины настоящих и поддельных Мерилин. Придвинула блиставшую чистотой хрустальную пепельницу, сказала:
– Похоже, имеем головную боль…
Лицо у верного сподвижника было сосредоточенно-злое – Даша прекрасно знала это выражение.
– Точно – шесть утра? – спросил он тихо.
– От четырех до шести, – сказала Даша. – Лазаревич может ошибаться, но не настолько…
– И – не сердце?
– Перелом шейных позвонков, – сказала Даша. – Что интересно, без иных сопутствующих повреждений. Последнее слово за патологами, и все же… Когда старик нас подводил?
– Ну, тогда получается совсем интересно, – сказал Славка. – Роберт клянется и божится, что покойница его дважды послала матом посредством телефона, и как раз после тринадцати ноль-ноль. Между прочим, если это все же мокрушка, Роберту она невыгодна в первую очередь – он работал совсем по-западному, на проценте, а процент был жирный…
– Это, вообще-то, ничего еще не доказывает, – сказала Даша. – Может, там безответная роковая страсть и фатальная ревность…
– Да все возможно, конечно. Сергей поехал к нему на хату, порасспрошать порядка ради… Только это не самое интересное, Даш. – Он извлек из просторного кармана пуховика белый конверт из плотной бумаги, двумя пальцами вытащил несколько фотографий. – Глянь. Пальчики с них уже сняли, так что давай смело…
Даша машинально, порядка ради пересчитала полароидные фотографии – шесть. Все они с небольшими вариациями являли один и тот же сюжет: перед объективом бездарно позировала подогретая спиртным компания, состоявшая из подрастрепанной Маргариты Монро в синем вечернем платье с разрезом сбоку и символическим декольте, а также трех не менее поддавших личностей мужского пола в хороших костюмах с полуразвязанными галстуками. Фотографировал все время кто-то из трех кавалеров – этот вывод Даша сделала довольно быстро, кого-то одного постоянно недоставало на снимках, тут и стажер сообразит…
Судя по декорациям, пиршество имело место быть то ли в шикарной новорусской квартире, то ли на не менее роскошной даче – в кадре постоянно маячили то угол мраморного камина, то огромный ковер с развешанными на нем в художественном беспорядке саблями и шпагами, то высоченное окно, задернутое собранной в идеальные дугообразные складки синей портьерой – вульгарное определение «штора» вряд ли тут подходило. Да и уставленный недешевыми бутылками стол являл собою чудо заграничного мебельного мастерства.
Вот только компания, надо сказать, выглядела не в пример примитивнее, нежели окружающая роскошь. Фантазии у гуляк не было никакой: то Маргарита сидит на коленях у кого-то из троицы, зазывно обнажив ножку, то оба собутыльника восседают на мягких подлокотниках ее кресла, приняв позы, казавшиеся им великосветскими и мужественными. Обычный дешевый выпендреж. Никакой тебе икебаны. Только один снимок носит следы потуг на художественность: восседающий одесную от певицы субъект держит у самой ее лебединой шейки сверкающий охотничий нож устрашающих очертаний, а Маргарита закатила глаза в комическом ужасе. Что до сидящего слева, лицо у него скорее скучающее – как и на всех прочих снимках, впрочем, сразу видно, что он, в отличие от остальных, присутствует на пирушке скорее по обязанности.