Страница 18 из 18
Даша задумчиво смотрела на него. В голове немного плыло. Как частенько случается с пьяными, даже в подобных сегодняшнему случаях, пришла пора жалеть не других, а себя. Собственное угрюмое одиночество нормальной во всех отношениях бабы. И никуда не денешься от неприкрытого цинизма, хоть ты тресни. Особенно если перед тобой сидит обожающий мужик, с которым во многих отношениях не просто легко – архиудобно… «Стерва ты, Рыжая, – самокритично сказала она себе с пьяноватой ухмылочкой. – Давно тебя не раскладывали по-хорошему, вот и бесишься».
И преспокойно закинула ногу на ногу, не озаботившись поправить разлетевшиеся полы халата. Вылив полстакана, спросила:
– Друг мой Теодор, похожа я на стерву?
– Ерунда какая, – чуть сдавленно ответили из темноты.
– Вот и не ерунда, – сказала Даша. – Поди-ка не стань стервой на моем-то месте… Хорошо все обдумал?
– Что?
– Да не прикидывайся ты, – сказала Даша спокойно. – Хорошо. Я не железная. Только чтобы не хныкать потом… Со мной, знаешь ли, тяжко. Такая уродилась. Нижнюю челюсть подбери, правильно ты меня понял, правильно… чтоб никакого мне мужского превосходства, ясно? Не проходят со мной такие номера. Иди сюда, не мне ж к тебе подходить, как той рябине к дубу… Ну?
Встала, выпрямилась и взялась за широкий поясок халата. Забыться хотелось – спасу нет. И никаких, если вдуматься, подлостей она не совершала, просто уступила в конце концов, и, что немаловажно, не переходя в подчиненное положение. Не гимназист, уксусом травиться не будет, ежели что, на аркане никто не тянул, сам напросился…
Вся эта дурь вертелась в голове, пока бравый курсант снимал с нее халат, действуя, конечно, неуклюже от волнения, но и не столь бездарно, как можно было опасаться. Оказавшись на диване в самой классической и незамысловатой позиции, она решительно пресекла шепотки-вздохи, торопясь побыстрее выбросить из головы все печали, помогла незнакомой плоти закрепить окончательный успех и блаженно прикрыла глаза после первого толчка, ощущая, как голова понемногу становится восхитительно пустой.
Глава шестая
Когда умирают чужие
Наутро она чувствовала себя прекрасно – голова вовсе не болела, ни похмельных терзаний, ни похмельного раскаяния. Ночь получилась отличной – неожиданный любовник, очухавшись от первых восторгов, взялся за дело обстоятельно и неспешно, не чураясь экспериментов и замысловатостей. А утром Даша его без всяких трудов подвигла на новые подвиги, так что отдохновение души и тела было достигнуто. А главное, удалось благополучно избежать неизбежных порой в такой ситуации утренних неловких попыток определиться в ситуации, натянутого молчания и тщательно подбиравшихся фраз. Даша просто-напросто со всей непринужденностью вытащила его из постели и препроводила на кухню готовить кофе, продуманными репликами втолковав, что ни о чем она не сожалеет и готова продолжать при одном-единственном условии – если не будет тех восторгов и нежностей, что испокон веков проходят по разряду щенячьих. Более взвешенные допускаются.
Кажется, удалось. Правда, мужская психология неизменна и просчитывается наперед: Федя, несмотря на некую ошалелость, все же не смог скрыть этакое легкое самодовольство, идущее прямиком от Адама. Даша, однако, смолчала, резонно решив, что всегда успеет поставить на место деревенского богатыря.
Накормив и напоив, со всей тактичностью взялась выпроваживать, сказав чистую правду о куче предстоящих дел.
Ключ звонко провернулся в замке, когда Федя уже брался за головку замка.
– Полное спокойствие, – сказала Даша. – Не от школьницы ускользаешь утренней порой…
Она чуть отступила, и в прихожую ввалился загулявший родитель, отставной милицейский майор, невысокий и крепенький, как гриб боровик. Как любой на его месте, малость опешил, нос к носу столкнувшись с парочкой. Даша преспокойно сказала:
– Надо же, в одной прихожей негаданно столкнулись два майора – сюрреализм… Федя, это папа, папа, это Федя… вы вроде бы уже друг другу были представлены, помнится? Федя – моя личная жизнь, что следует принимать столь же философски, как радугу и снег. – Запахнула халат поплотнее, чтобы не так бросались в глаза имевшиеся пониже шеи следы неподдельного проявления чувств. – Иди лопай кофе, майор, только мне оставь, знаю я тебя…
Федя, застыв соляным столпом, медленно пунцовел. Даша быстренько вытолкнула его на площадку, вышла следом, закрыла за собой дверь с автоматическим замком. Чмокнула в щеку и нежно сказала:
– Теодор, мне с тобой великолепно. Но любовник Рыжей – звание обязывающее. Если протрепешься – оторву все, что под руку подвернется…
Носитель обязывающего звания таращился на нее преданно, вожделеюще, вдруг сцапал и прижал к себе – так, что Даша на долю секунды мысленно рассопливилась, как школьница. Обозвав себя стервой, деликатно высвободилась.
– Соседи узрят… Шагай.
– Я тебе правда нужен?
Она кивнула, прикрыв глаза, услышала в квартире пронзительную трель телефонного звонка и встрепенулась:
– Ну вот, началось… Шагай.
– А…
– Позвоню. В общагу, – и, отвернувшись, позвонила в дверь.
Майор открыл не сразу, заторопился:
– Славка звонил. Сказал, сейчас приедет.
– Это просто замечательно, – задумчиво сказала Даша, проходя мимо него в кухню. – Это великолепно, майор…
Майор топал следом, демонстративно вздыхая. Она налила себе полуостывшего кофе, пожала плечами:
– Ну, так какие проблемы? Рожи скорбные?
– Молод…
– Двадцать два, – сказала она, присаживаясь у стола. – Не дите. В конце-то концов, майор, когда ты пропадаешь у подружки лет на пятнадцать тебя моложе, это называется мужской предприимчивостью, а? Ну, а когда я завожу друга на восемь лет меня моложе, это вдруг называют нехорошими словами, пусть мысленно… Нелогично.
– Феминистка долбаная… – проворчал майор.
– Женщина, – сказала она, отмахнувшись. – Совершенно нормальная, между прочим… И он мне, кстати, не подчиненный, так что никакая сволочь не прицепится.
Осушила чашку одним глотком. Вновь наваливалась тоска и подступала смурная реальность. Даша направилась к себе в комнату и быстренько уничтожила следы бурной ночи.
Звонок в дверь она услышала, лежа в ванне. Заторопилась, протерлась насухо махровым полотенцем, натянула джинсы и свитер. В свою комнату входила уже с абсолютно деловым и спокойным лицом – гончая на тропе, Рыжая…
Впрочем, Славка вряд ли стал бы интересоваться ее личной жизнью, даже располагая массой свободного времени. А уж теперь – тем более. Лицо у него было озабоченное до предела.
– Ну? – спросила Даша с ходу.
– Как в анекдоте. Есть две новости, плохая и хорошая. Тебе которую первой выложить?
– Ту, которая короче, – сказала она после секундного размышления.
– Гражданку Евдокимову, сиречь горничную Ниночку, вот-вот оприходуют. Не смогла растаять в воздухе…
– Жива, значит? – облегченно вздохнула Даша.
– Живехонька. Вычислили, стали сжимать кольцо, а там она и сама не выдержала жизни в бегах – стала понемногу пытаться установить контакт с ближайшими друзьями-подругами, была парочка телефонных звонков, пришел гонец, пацан, которого она наняла… Словом, обложили две квартиры, очень может быть, уже и взяли, пока я к тебе ехал…
– Давай плохую, – сказала Даша.
– Сагалова убили. На другой день после смерти Маргариты.
Даша добросовестно напрягла тренированную память:
– Сагалов… Художник, который ее рисовал а натюрель?
– Ага. И еще, как выяснилось, накропал ей пару текстов – «Диснейленд» и «Бессонницу», если конкретно. Дело в районной уголовке, там еще не все утрясли… да и не знаю пока, надо ли утрясать. Как распорядишься. Может, и не понадобится забирать, хотя я бы забрал…
– Интересно, – сказала Даша. – Не так часто приходится видеть сыскаря, добровольно взваливающего на себя чужую работу… Что там?
– Нашли его не сразу, пролежал в квартире часов восемь. Потом приехала нынешняя официальная подружка, согласно своему статусу имевшая ключ от квартиры, вошла, сомлела, и началась кутерьма. Судя по первому впечатлению – классический гранд мокрый.[3] Зарабатывал он неплохо, в отличие от иных собратьев по цеху, пил не ведрами, а стаканами, дома были и баксы, и аппаратура, и шмотки… Надо полагать, пасли. Рассчитывали, что дома его не будет, а он, должно быть, заявился в неурочное время. Три ножевых раны. Положили на месте. И спокойненько дочистили квартиру. Списочек, по словам той подруги, вышел неслабый – хотя, такое впечатление, все же нервничали и до конца подчищать не стали. Все, как обычно: кто-то видел двух парней с сумками, да не стал присматриваться, кто-то видел незнакомую машину… Бригантину,[4] кстати, нашли довольно быстро – утром того дня была угнана с Кутеванова, стояла километрах в десяти от дома Сагалова…
3
Гранд мокрый – разбой с убийством. (Прим. авт.).
4
Бригантина – автомашина (обычно угнанная), которая была использована при совершении преступления. (Прим. авт.).
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.