Четвертый тост

– Чего в данном случае больше – клановой верности или примитивного страха?

– Вопрос, конечно, философский…

– Я ведь могу и рассердиться, – пообещал полковник Тыннис, и в самом деле не лучившийся сейчас добротой как ко всему человечеству, так и к отдельным его представителям. – Мы можем связаться с вашими правоохранительными органами…

– Ага. И что вы мне предъявите? Детство какое-то, господин полковник. Напугали ежа голой попою…

Значит, ваших вы не боитесь, я так понимаю? – спросил полковник, старательно пытаясь держать себя в руках. – А как насчет наших? Спецслужбы, знаете ли, мало напоминают институт благородных девиц. Представляете, у нас в штате вовсе нет уполномоченного по правам человека. Какое варварство, а? Милейший господин Тулупов, вы ведь можете попросту исчезнуть. Взять и исчезнуть. Собственно говоря, вы уже исчезли несколько часов назад. Смею вас заверить: люди, которые вас сюда… пригласили, умеют держать язык за зубами. Обойдется без всяких адвокатов, журналистов и запросов в парламенте. Мне отчего-то кажется, что ваше правительство, а особенно определенные государственные службы, не станут, как это говорится… рыть землю рогами. Какое им горе от того, что еще один русский браток где-то ухитрился сгинуть? Какая им печаль? Наоборот, одной заботой меньше. Никто не знает, что вы у нас, никто и не узнает…

– Вы полагаете? Ну, вы оптимист… – Костя преспокойно забрал из пачки полковника очередную сигарету и намеренно выпустил дым собеседнику в лицо, насколько удалось. – А вы уверены, что у меня нету подстраховки? В бизнесе, – подчеркнул он голосом последнее слово, – в серьезном бизнесе всякие меры предосторожности бывают…

– Блефуете?

– Милый, – проникновенно сказал Костя, – да мы в России такие университеты прошли, что видали твою контрразведку на известном предмете, который на банан ужасно похож…

– Не забывайтесь! – Полковник, такое впечатление, взвился в натуральной ярости, не наигранно. – Пока что вы у меня в руках…

Пора было кончать эту затянувшуюся бодягу. Неторопливо наклонившись через стол к полковнику, Костя сказал веско, с расстановкой:

– Как бы у тебя собственные яйца в руках не оказались… Слушай сюда, полковник. Мы сюда приехали не мелочь по карманам тырить. Мы тут делаем серьезные дела с серьезными людьми. И у нас, чтоб ты знал, так просто люди не пропадают. Не разработали меры предосторожности, тебя ждали, такого умного, а до тебя в песочнице играли… Знаешь, что будет потом? Непременно найдется твой же собственный генерал или министр, который тебя в этом же кабинете поставит раком и поимеет по полной программе. И пойдешь ты сортиры мыть – это при самом лучшем раскладе. А при худшем – кишки на забор намотают. И не дай бог, ежели ты человек семейный, с бабой и детушками, им тоже несладко придется. И не надо на меня сверкать глазками. Коли уж предложил такие игры, должен и свои карты знать… Короче. В стукачи я к тебе не пойду. Пришить ты мне ничего не можешь. Перед тем, как сюда ехать, мне ваши кодексы бегло изложили – у нас, сам понимаешь, имеются хорошие консультанты по разным вопросам… В общем, или предъяви мне протокол задержания с четкой мотивацией – да не забудь переводчика, чтобы перетолмачил мне его с вашего, – и начнем толковать исключительно в присутствии адвоката, как мне по вашей конституции и положено. Или пожмем друг другу грабки – и разбегаемся. Пугать вздумал, декадент… Ну?

Полковник смотрел на него ненавидяще, но порывы гнева сдерживал профессионально. «Нельзя было иначе, – подумал Костя, вместо очередной сигареты подгребая к себе всю пачку. – Даже если это не проверка по просьбе Джинна или Скляра. Даже если он был вполне искренен и их спецура в самом деле страстно желает присмотреть за шебутными иностранцами, как приличной спецуре и положено. Я иду по ковру, ты идешь, пока врешь, мы идем, пока врем… Другой линии поведения попросту нет. Риск, конечно, но если этот лощеный хмырь пашет на Джинна, и вовсе завалишь дело…»

– Рискуете… – процедил полковник, сверля его неприязненным взглядом.

– Такова се ля ви, – сказал Костя нормальным тоном, без особого вызова. – Поймите вы одно, герр оберст: мы уже битые-перебитые, и огонь, и воду прошли, не говоря уж о медных трубах. Других не берут в космонавты, как когда-то пелось… Так до чего мы с вами договорились?

Глава вторая

Борцы за свободу

Полковник Тыннис смотрел сквозь него с непонятным выражением. Глаза у него были прозрачные, холодные и словно бы даже мечтательные.

– А интересно было бы с вами поработать по полной программе, – сказал он задумчиво. – Как следует…

– А смысл? – спросил Костя почти миролюбиво. – Газеты шум вмиг подымут, кто-нибудь настырный станет выяснять, что вы делали до девяносто первого года… не с неба ж вы упали?

– Я не о том. Несгибаемых нет, знаете ли.

– Вот тут я с вами совершенно согласен…

Тихо отворилась дверь, и вошел подтянутый полицай во всем блеске нашивок и ремней, что-то стал говорить полковнику, пару раз при этом кивнув на Костю. Тот добросовестно вслушивался, но понять, конечно, ничего не смог.

Выслушав, полковник отослал верзилу барственным кивком, досадливо пожал плечами:

– Жаль, не получилось у нас задушевной беседы. Там, внизу, целая делегация, поминают уголовный кодекс и конституцию, в точности как вы давеча, требуют освободить верного сподвижника героических борцов за свободу…

– Ну так и освобождайте, – сказал Костя.

Он готов был поклясться, что разукрашенный полицай появился в кабинете отнюдь не просто так, не по собственному побуждению, – аккурат секунды за три-четыре до его явления на сцене правая рука полковника, полускрытая столешницей, сделала едва заметное движение. Будто кнопку под столом нажимала. Вообще-то бездарный по замыслу и исполнению спектакль: уж настоящий питерский бандюк вел бы себя еще нахальнее с каким-то чухонским мусором, на что же полковник, собственно говоря, рассчитывал? Полковник снизошел до нормального человеческого тона, он даже встал:

– Господин Тулупов, приношу свои извинения по поводу этого неприятного инцидента. Недоразумение было вызвано недостаточно проверенной оперативной информацией, поступившей из ненадежного, как выяснилось, источника.

– Говоря по-простому, настучала на меня какая-то паскуда?

– Возможно, вы несколько вульгаризируете ситуацию, но в общем и целом… – Полковник казенно улыбнулся: – Еще раз приношу вам извинения, вы, разумеется, вправе подать жалобу в соответствии с существующими…

– Да ладно, перетопчемся, – махнул рукой Костя, непринужденно кладя себе в карман полковничьи сигареты – так, из мелкой вредности.

Полковник проводил свой табачок печальным взглядом, но ничего не сказал, сопутствуя до двери. Они спустились вниз, где тот же усатый хмырь в сержантском чине вывалил на стол все отобранное. Из принципа Костя так педантично осматривал свои немудреные вещички, заводя глаза к потолку и шевеля губами, словно прикидывая откровенно, чего же не хватает, что сержант не выдержал, поторопился заверить:

– У нас нишефо не пропадает.

– Ну, поверим, поверим… – задумчиво сказал Костя, особенно тщательно пряча в карман конвертик с орденом.

Сделал ручкой полковнику и браво направился к выходу, нарочно задев плечом спешившего куда-то полицая – и довольно чувствительно, так что тот охнул за спиной, прошипел:

– Са куррат… Руса шорта…

Остановившись и обернувшись, Костя произнес самым светским тоном:

– Ах, простите, кажется, я был несколько неуклюж…

Запаренно покосившись на него, полицай безнадежно махнул рукой и побежал дальше, а Костя, посвистывая, спустился по ступенькам.

Там его дожидался форменный комитет по встрече: белый БМВ Скляра, черный «ровер» Каюма. Скляр со своим бесстрастным вислоусым водителем (явно стремившимся подражать в этом плане Тарасу Бульбе), Каюм с Серегой и еще какая-то неизвестная, но весьма симпатичная блондиночка в тесных джинсиках и синей майке с огромными алыми буквами: «GEROICAS CHECENAS WOLIS!» (что, как нетрудно догадаться, означало «Свободу героической Чечне!»). На чеченку она походила примерно так же, как Костя – на дирижера симфонического оркестра. «Еще одна активистка, – вяло констатировал он, – боксерша по переписке, мать ее за ногу…»