Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 18

Механически, не сообразив еще, что делает, Владик вновь щелкнул большим пальцем, трешка взлетела к потолку, и тогда он торопливо пробормотал:

– Любит – не любит?!

Но вот беда: на этот раз монетка взлетела не ровно, а как-то наискосок, и падала она теперь не обратно ему в руку, а куда-то в сторону стола… Он дернулся, чтобы поймать ее, но в этот миг Хеза с непроницаемым выражением морды метнула свой неимоверной длинны язык в сторону денежки и налету поймала ее. Чмок! И нету.

– Ну, ты даешь! – только и сказал, ошалело глядя на зверя, Владик.

Впрочем, может, так-то оно и лучше. А то выпала бы снова решка… Ладно. Решено. Иду без предупреждения. Но с огромным-приогромным букетом. Он глянул на часы: 19.05. Он даже не опаздывает.

Владик открыл глаза. Утро. Часы на стене показывают половину девятого. Он повернул голову, увидел разметавшиеся по подушке светлые волосы и сразу все вспомнил.

Невероятно, но факт. Стоило ему явиться в ресторан, как все решилось. В том, что Алёна неравнодушна к нему не было никакого сомнения. Увидев его, она воскликнула: «Ангел мой полосатый, я знала, что ты придёшь!» – и зарылась лицом в цветы… А с чего это она знала, если он предупредил, что уезжает?

Потом, когда они танцевали под крис-де-бурговскую «Леди ин ред», она лепетала:

– Честное слово, я почувствовала. Я о тебе и думать не думала, но, как сейчас помню, было ровно семь, я как раз на часы посмотрела, когда меня вдруг пронзило: «Неужели Владика не будет?! А ведь мне нужен только он!» И сразу поняла: нет, ты обязательно, обязательно придешь, ведь ты же любишь меня. Как я… Но почему я раньше этого не понимала? Ты со своими дурацкими монетами казался мне таким занудой…

Там, в ресторане, ему не казалось все это странным, ведь это было как раз то, чего он хотел, а выпитое шампанское делало вероятной любую радость… Но сейчас, на фоне легкого похмелья (ох, и хорошие же мы вчера явились!), его скептичная натура взяла верх.

«Она подумала о том, что любит меня, ровно в семь. А со мной в это время тоже случилось что-то необычное. Что? Я был еще дома… Вспомнил! Именно в это время Хеза сожрала трешник пятьдесят седьмого. И что из того? Как эти события могут быть связаны друг с другом?»

Владик посмотрел на стол, но клетки там не было. Точно! Он вспомнил, что, когда они вошли, Алёна сразу помчалась в туалет, потом в ванную, а он, зашел в комнату, увидел Хезу и унес ее от греха подальше на кухню. Зачем детей пугать…

Он осторожно поднялся с постели, сунул ноги в тапочки и, тихонько бормоча: «Не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку…», прошел на кухню. Хеза чесала задней лапкой за ухом. Владик уселся перед ней на табуретку и спросил:

– Ну и как ты мне все это объяснишь?

Хеза промолчала, но чесаться перестала.

– О’кей, о’кей, – сказал Владик. – Никак ты мне это не объяснишь. Ладно…

Тут он заметил, что на дне клетки лежит несколько черных колбасок.

– Ага! Покакала? Умница.

Через специальную щель он осторожно вытянул дно клетки и, вооружившись ножиком, размазал какашки по газете. Никаких признаков монет в них не обнаружилось.

– Полностью усвоились? – риторически спросил Владик, затем скомкал газету, сунул ее в мусор, постелил новую и вернул дно на место.

– Ой! Кто это?! – услышал он за спиной голос Алёны и вздрогнул от неожиданности.

– Это – Хеза, – сообщил Владик, обернувшись. – Зверь, приносящий счастье.

Она стояла в дверном проеме, прислонясь к косяку и держа в руке бокал с шампанским. Она была одета в его рубашку, и, глядя на линии её фигуры под легкой материей, на её сложенные крест-накрест тонкие ноги, Владик подумал, что ничего красивее он не видел в жизни.

– А как она это делает? – спросила та и присела перед клеткой на корточки.

– Она выполняет желания, – объяснил Владик, сам уже не понимая, шутит он или говорит серьезно. – Нужно загадать желание и скормить ей монетку. И желание сбудется.

– Да? Она ест деньги? А у меня как раз появилось одно желание. Мне сейчас приснилось, как будто бы мы с тобой путешествуем по всему миру…

– Погоди, – сказал Владик. Он сорвался в комнату и принес оттуда австралийский доллар семьдесят первого года. Редких зарубежных монет у него в коллекции не было, он считал себя коллекционером отечественных дензнаков. Но для такого случая явно требовалось что-то заморское.

Положив монетку на стол рядом с клеткой, Владик объявил:

– Хотим в кругосветное путешествие! Платим валютой!

Хеза помялась с ноги на ногу, с сомнением посмотрела сперва на него, потом на Алёну… Затем явственно вздохнула… Вж-жик!

– Ой! – расплескивая шампанское, подскочила Алёна. – Съела! – Она перевела огромные глаза на Владика. – И что теперь? Почему мы никуда не едем?

– Ну, погоди, – пожал плечами тот. – Не сразу…

– Надо подождать, пока переварится? – усмехнулась Алёна. – А ты, оказывается, еще и фантазёр. Только зря ты животное мучаешь, лучше бы зерна какого-нибудь дал. А свою неуемную фантазию показал бы мне в другом месте…

Они вернулись в спальню, пробарахтались в постели с полчаса, а потом снова задремали. И только проснувшись в это утро во второй раз, Алёна вспомнила о билете «Тур-лотереи», который подарил ей прижимистый шеф.

Но больше, кроме еще одного раза, Хеза деньги не жрала, отказывалась. А какие только желания Владик не загадывал. Вместо денег она активно и регулярно поглощала крупы, овощи и корнеплоды. В экзотических странах не чуралась и соответствующей пищи.

Как то: в Полинезии трескала, только шум стоял, бататы. В Новой Зеландии полюбила кокосы. А в Замбии вдруг прибилась по саранче. Такая здоровенная жирная саранча. Аборигены ее сушат, перемалывают и пекут лепешки. А Хеза и сырьем не брезговала.

Надо отметить, что какала она при этом не менее активно и регулярно, и Владик всегда терпеливо проверял продукты ее жизнедеятельности на наличие монет. Но те пропали бесследно – то ли и впрямь усвоились, то ли отложились в каком-то специальном аппендиксе ее кишечника. «Смотри у меня, – приговаривал Владик, – знаешь, что люди с копилками делают?..»

Время в кругосветном путешествии летело стрелой. Пляжи Анталии и развалины Рима, массаж по-тайски и красоты Тадж-Махала… Они чувствовали себя влюбленными, счастливыми и потрясающе свободными. Самой крупной единицей багажа у них с Алёной была как раз клетка с Хезой. И каждый вечер Владик находил хотя бы минут десять, чтобы посидеть рядом с ней, разложив вокруг клетки монеты – коллекционные русские и всяческие зарубежные.

– Хотелось бы мне, очень хотелось бы, стать миллиардером, – сообщал он, как бы между прочим; как бы разговаривая сам с собою, и искоса наблюдал за Хезой. Та сидела, не шелохнувшись. Денежки не ела. И у Владика их не прибавлялось тоже.

– А еще, – говорил он тогда, – еще, в принципе, неплохо, наверное, было бы стать президентом. Хотя бы Российской Федерации. На худой конец.

Хоть бы хны. Никакой реакции. Никаких предпосылок к назначению на названную должность в атмосфере не брезжило.

– Неплохая у меня квартира, – говорил Владик, резко снижая планку, – но пять комнат бы лучше…

Само собой, находясь в каюте океанского лайнера, он не мог узнать доподлинно, не изменились ли вдруг на суше его жилищные условия. Но по тому, что, внимательно его выслушав, Хеза принялась грызть морковку, Владик понял: нет, не изменились.

Алёна над его стараниями посмеивалась, не сердилась. В конце концов, даже если этот странный зверек и не волшебный, все-равно в их судьбе он сыграл определенную роль. И вообще, она, по-видимому, считала всё это придуманной Владиком сказкой и находила её забавной и романтичной.

А он ломал голову. В чем же дело? Может, в неправильной формулировке заданий? Но он пробовал и так, и этак… Или в недостаточной искренности желаний? Но он и вправду ОЧЕНЬ хотел разбогатеть. Или в самой теме желаний? Но, как ни старался, он не находил ничего общего во всех предыдущих чудесах. Сборы, Алёна, «кругосветка» – какая в этом связь?