Деньги

— Было дело.

— У него сейчас трудный период.

— Серьезно, что ли?

— Его карьера на спаде, и как раз сейчас он сделал зубы за восемьдесят тонн. Он в унынии.

— В унынии? Какой же он тогда в полном расцвете сил? Он позвонил мне и трендел без умолку часа два подряд. Филдинг, он же из меня всю душу вымотает. Я с ним не управлюсь;

— Спокойствие, Проныра. Дело в том, что Лорн Гайленд готов на все, лишь бы попасть в эту картину. Видел «Санкцию киборга»?

— Нет.

— А «Пуки отправляется в путь»? «Мистер Динамит»?

— Нет, конечно.

— Он сейчас на все готов. Космическая опера, роуд-муви, стрелялки-догонялки, телесериалы. Агент сажает на лошадь, говорит «пошел», и он скачет. Это первая нормальная роль у него на горизонте за последние четыре-пять лет. Он спит и видит, как бы к нам попасть.

— Тогда зачем он нам нужен?

— Проныра, я знаю что делаю. Гайленд прибавляет нашей затее веса. На худой конец, любой фильм с его участием какую-никакую кассу, а собирал. Телевизионные, кабельные, видео-продажи подскочат сразу процентов на пятьдесят, то есть в Гваделупе и на Тайване мы огребем о-го-го сколько. Я знаю кучу старперов, у которых под матрасом припрятано тонн пятьсот. Они не раскошелятся ни на Кристофера Медоубрука, ни на Давида Гопстера, ни на Лесбию Беузолейль — никогда о них не слышали. Но на Гайленда раскошелятся. Проныpa, не упрямься. Лорн — это то, что нам надо.

— Он псих. Как мне с ним управляться?

— Очень просто. Соглашайся на все что угодно, а потом ничего не делай. Если он полезет в бутылку, так уж и быть, сними сцену, потом скажешь, что дубль потерялся. Джон, окончательный монтаж будет за тобой. Честное слово.

Что ж, это звучало вполне разумно.

— С деньгами-то что? — спросил я.

— С деньгами, — ответил Филдинг, — все великолепно. Проныра, ты спортом каким-нибудь занимаешься?

— А что?Ну... да.

— Каким именно?

— Ну... в бассейн иногда хожу. Еще теннис.

— Серьезно?

Он потребовал принести счет. Я потянулся за смятыми купюрами в кармане брюк. Сильной левой рукой Филдинг удержал мое запястье. Поднимаясь, я увидел, как он достает из бумажника пятидесятку, одну из толстой пачки.

У выхода Филдинга ждала машина — шестидверный «автократ» длиной в полквартала, с пижонски прикинутым шофером и черным телохранителем. Мы поехали в старую гангстерскую бифштексную на Бруклин-Хайтс. Я восхитился. Разговор шел о деньгах. С теми инвесторами, которых предлагал Филдинг, все должно было быть тип-топ. Да ладно, подумал я, в худшем случае расколем его папочку. Филдинговского отца звать Берил Гудни, ему принадлежит пол-Вирджинии. Может, мамашу его тоже звать Берил, и ей принадлежит вторая половина. О собственном капитале Филдинг не говорит ни слова, но настолько явного толстосума мне еще не встречалось: денег у него и так куры не клюют, но хочет он гораздо больше...

— Вообще говоря, Проныра, что ты знаешь о деньгах?

Почти ничего, ответил я.

— Ну, так давай я тебя просвещу, — начал он.

И, с дрожью истинного гурмана в голосе, его понесло о множестве параллелей и прецедентов, об итальянских кредитах, преференции ликвидности, нарушении компромиссного соглашения, гиперинфляции, синдроме злоупотребления доверием, буме и панике, американских корпорациях, здравой финансовой системе, биржевом крахе двадцать девятого года, самоубийствах на Уолл-Стрит... А я вдруг задумался, видел ли Алек высохший цветок в банке из-под варенья у кровати Селины, слышал ли, как, пойдя поссать, она насвистывает какой-нибудь мотивчик в тишине ванной комнаты, ажурные черные трусики спущены до лодыжек, словно путы на конских бабках. Об этом вообще стоит задуматься, о наших цыпочках и лучших друзьях. Если уж на то пошло, я тоже всегда заглядываюсь на ее подруг. На Дебби и Манди точно, еще на эту Хелль, из бутика, с которой они не-разлей-вода. Может быть, мы потому заглядываемся на подруг наших цыпочек, что наши цыпочки и их подруги имеют много общего. Они очень похожи, за исключением одного: с ее подругами ты все время не спишь. В койке ее подруга может дать тебе то, что твоя цыпочка не даст никогда: разнообразия. На это даже Селина не способна. Спит ли с ней Алек? Как вы думаете, а? Оказывает ли она ему те же услуги интимного свойства? Вполне может быть, правда? Вот моя теория. Я так не думаю. Не думаю, что Селина Стрит спит с Алеком Ллуэллином. Почему? Потому что он совсем без денег. А я с деньгами. Собственно, что вдруг, по-вашему, Селина так прилепилась ко мне? Ради моего пуза, кошмарных лохм, личного обаяния? Уж не пытается ли она таким образом сберечь свое драгоценное здоровье?.. Размышления эти здорово меня подбодрили, честное слово. Великая все-таки вещь — экономическая необходимость. Когда я заработаю всю эту кучу денег, моя позирция только укрепится. Тогда можно будет дать Селине пинка под зад и найти кого-нибудь получше.

Филдинг выписал чек. Я подписал несколько контрактов, направляя в свою сторону очередные денежные потоки.

Он высадил меня на Бродвее. Одиннадцать часов. Чем заняться мужику вечером на Манхэттене? Ясное дело, поисками приключений или порнографии.

Что до меня, то я с большой пользой провел четыре часа на Сорок второй, дрейфуя между залом игровых автоматов и стрип-баром в соседнем полуподвале. Экраны автоматов отражали испуганные лица сгорбленных над рычагами пролетарских призраков нью-йоркской ночи, поклонников тьмы, больше похожих на летучих мышей-мутантов или кротов, чем на людей. Писк радара, рокот и мяв блестящих приземистых роботов, готовых играть с вами, если им заплатить. Вдобавок они умеют говорить, тоже не бесплатно. «Ключ на старт!», «Виток завершен!», «Лучеметы к бою!», «Точка воспламенения!», «Разрыв времени!», «Разгерметизация!», «Потеря сознания от перегрузки!». Эти подростки, бродяги и одиночки — кобольды нового века. Наверно, их деды работали под землей. Мои-то точно. А в стрип-баре мужчины и женщины вечно противостоят друг другу, разделенные стеной выпивки, ядовитым крепостным рвом, вдоль которого курсируют сердитые матроны и злобные вышибалы.

В полдвенадцатого или около того ко мне обратилась старуха-барменша: