Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 80

Я и сейчас так думаю. Но несмотря на это, я хотела бы уберечь вас и юного Густава — Боже милосердный! нас осталось только трое! — от событий, которые, на мой взгляд, являются в каком-то смысле предопределенными. Хотя, повторяю, я до конца не улавливаю сути происходящего, но способна понять некие правила. Поверьте, отсюда, с моей скамейки запасных, многое видится более ясным и логичным, чем вам, суетящимся в центре поля.

Здесь, в Мадриде, я много думала над тем, что вы изложили мне во время нашего первого разговора, и над тем, как последующие события укладываются в вашу версию, так вот — они не укладываются!

Профессор, у вас инструкция от другой машины, понимаете? Поэтому колесики вовсе не крутятся или крутятся в другую сторону.

Мы ошиблись с самого начала, присвоив найденным в Гипогеуме предметам значение, которое, как нам казалось, является совершенно очевидным. Еще бы — шесть составных стихий мироздания, китайская гексаграмма, две готовые триады — земная и небесная — лежали перед нами, как сам собою сложившийся пазл, а мы радовались, как дети.

Странно, что нам в голову не пришли шесть дней творения или шесть херувимов, меж которыми является Слава Господня. Или, скажем, учение зороастрийцев, у которых к пяти китайским первосубстанциям добавлялась хозяйственная шестая — домашний скот.

Вероятно, моя ирония в сложившихся обстоятельствах неуместна, но согласитесь, профессор, если бы в чаше оказалось четыре предмета, мы с такой же радостью объявили бы героем нашей истории, скажем, Эмпедокла, если бы пять — мы приспособили бы пять китайских стихий, если бы две — бинарную оппозицию ян и инь, если бы десять — десять небесных стволов, если бы двенадцать — двенадцать земных ветвей. И так без конца.

Боже мой! мы и вправду были глупыми блаженными enfants, получившими опасную игрушку, но не знающими букв и не способными прочитать инструкцию.

Когда вы объясняли мне, каким образом следует истолковывать рукопись Иоанна Мальтийского, у меня не возникло ни тени сомнения. Единственное, что меня настораживало, — это рунические знаки на двух из найденных нами шести вещиц.

Это касается стрелы и вашей дирижерской палочки, на ней вырезана и инкрустирована медью англосаксонская руна As, посвященная, разумеется, Одину, асу асов.

Занятно, что именно эта руна была обнаружена в графстве Уэссекс на одной из могильных плит, относящейся к девятому веку, то есть ко временам двоеверия.

Руной был обозначен не кто иной, как Иисус Христос.

Помните, я пыталась поделиться с вами своими соображениями, но вы не стали даже слушать.

В конце концов, стихии Иоанна Мальтийского — это ваша стихия, простите мне невольный каламбур.

И мне — с моим сомнительным знанием медиевистских изысков — смешно было бы учить вас, как расшифровывать рукопись семнадцатого века.

Но по приезде в Мадрид я забеспокоилась. Мне казалось, что какая-то настойчивая мысль крутится в моем пространстве, не даваясь в руки, какое-то хаотичное воспоминание меня мучило и домучило наконец: темнота, огонь, вода… Кефалайа![97]

без даты

sera tan bivo su fuego,

que con importuno ruego,

por salvar il mundo ciego[98]

без даты

entre deuxfeux

утром, после трех прозрачных капсул лоренцо, набитых цветными крупинками, я чувствую себя асбестовой салфеткой, брошенной нероном в огонь на тревожном зеленоватом рассвете, после долгого пиршества

винные пятна и следы жирных пальцев выгорели, и меня достают щипцами из огня и поворачивают так и сяк перед гостями — я обошелся хозяину дорого, не дешевле давешнего жемчуга для глупой поппеи, но ни жемчуг, ни поппею он в печку бросать не станет, с меня же какой спрос — выгорев начисто, я становлюсь белоснежным и жестким, точь-в-точь лист бумаги кинкаракава, из которой в эпоху эдо делали табакерки и шкатулки для снотворных пилюль

без даты

положительно, я живу в мастерской кукольника: редкие постояльцы — fantocti, ленивая прислуга — ри pazzi, хозяин отеля — buttafuori, восточный властитель в парчовых лоскутах, в театре так называют распорядителя, а в неапольских кабаках — вышибалу

а кто же тогда burattini ? несомненно я и сварливый продавец пирогов с финиками

без даты

Прописные Буквы!

Космос обновляется во время засухи или потопа или, на совсем уж безрыбье, — землетрясения. Это я помню с тех времен, когда писал курсовую по M й phistoph й d и s et 1' andrvgyne, еще там было про небесную веревку и про папуасов, которые думали, что европейцы просто вырвали из Библии первую страницу, скрыв тем самым, что Иисус на самом деле был папуасом. Как я их понимаю! Я сам такой папуас, доктор, только наоборот.

Мне кажется, что в книге моей судьбы вырвана предпоследняя страница, та, где названия глав, иначе они бы так бессовестно не перепутались, зато с последней страницей все в порядке: я знаю дату выпуска, имя редактора, город, где все началось, и даже — в каком-то смысле — тираж.

Я попадаю в переплет, не без этого, но жаловаться не на что — я подхожу своей судьбе, как сосуд для подношения воды подходит выемке на жертвенной плите, чтобы даже слепой мог поставить его на место.

Меня тоже ставят на место время от времени, уж не знаю, смотрит ли на меня кто-нибудь и насколько он слеп.

From : др. Фиона Расселл

ru [email protected] /* */

To : Густоп Земерож

(распечатать для профессора Форжа)

…Та самая Кефалайа на папирусе, найденная немцем Шмиди в тридцатых годах в Палестине. Я читала ее давно и помнила смутно, мне пришлось отправиться за книгой в университетскую библиотеку.

Вы спросите, как это могло прийти мне в голову?

Видите ли, профессор, на всем, что происходило с нами в последние недели жизни на острове — с тех пор, как вы там появились и разворошили нашу мирную полевую рутину, — лежала какая-то роковая тень алогизма, если хотите — хаоса и безумия.

Именно это ощущение хаоса, который ранними летописцами признается — прямо или косвенно — изначальной субстанцией, или, как выразился один мой коллега, первичным бульоном жизни, и присуще тексту Кефалайи, при этом в ней есть радостная осязательность, настойчивая предметность, этот текст скорее ритуален, чем мифологичен.

Рукопись же вашего монастырского схоласта — точнее, обрывки ее — напоминает (простите, ради бога) не то рецепт лекарственного сбора, не то сон разума, порождающий чудовищ. Я знаю, что вы сейчас подумали: Фиона Расселл оседлала любимого конька, но здесь я покорно спешиваюсь и продолжаю идти пешком.

Вы, разумеется, читали эту книгу в переводе с коптского, оригинал хранится в Берлинском музее, на всякий случай напомню: это манихейский трактат IV в., на сто двадцать две главы, рассуждения о том, как был создан мир и что с ним будет дальше.

Не мне вам рассказывать о манихействе как таковом, но вот что кажется мне крайне важным: в категориях Кефалайи найденные нами вещи предстают совершенно в ином свете, приобретая новую, еще более зловещую окраску и значимость.

Попробую изложить свои соображения по порядку.

Материя произвела пять темных стихий, говорит папирус.

Стихии эти противостоят пяти светлым стихиям, созданным Первочеловеком. Так, воздуху противостоит дым, огню, дающему тепло,разрушительное пламя, прохладной воде противостоит туман, свежему ветружестокий вихрь.

97

— имеется в виду коптский манихейский трактат «Кефалайа. Главы» (М, 1998). Пер. Е. Смагиной.

98

sera tan bivo su fuego, // que con importuno ruego, //por salvor il mundo ciego — «огонь будет так силен, что, возжелав спасти слепой мир, ты будешь вознагражден болью смерти», строки из так называемой «Баллады ангелов» Iсigo de Mendoza (XV в).