Страница 76 из 83
— А что вы скажете о происшествии в лесу? — спросила высокомерная госпожа иерарх. — Нет сомнений в том, что стрелы летели именно в принцессу Теофану.
Вперед выступили те, кто видел произошедшее тогда своими глазами. Все сходились на том, что «орлица» выкрикнула предупреждение, когда никто еще толком ничего не заметил, и первой подбежала к поверженной принцессе — и это очень странно. Трудно сказать, свидетельствует это о ее невиновности или, напротив, подтверждает ее участие в заговоре.
— Какие причины были у «орлицы» желать смерти принцессе Теофану? — спросила Констанция.
— А какие причины были у нее, чтобы сжечь дворец в Аугенсбурге? — отозвался Хью.
— Что? — вырвалось у короля.
— История настолько ужасна, что я не осмеливаюсь рассказать. Но придется. — Хью посмотрел на мать, которая стояла рядом с Гельмутом Вилламом и другими приближенными короля. Та кивнула. — Признаю, что в то время я уступил зову плоти. Я не святой, и не всякий раз мне удается победить вожделение. Моя душа несовершенна, и случается, что плоть уступает влечению, хотя душа и не желает того. Когда принцесса Сапиентия во время своего Странствия остановилась в Фирсбарге на ночлег, я был там. Эта ночь превратилась в неделю, а потом и в месяц. Будет неправдой, если я скажу, что не желал этого всей душой… — Хью выбирал слова, помня о том, что отец принцессы сидит рядом. — Принцесса Сапиентия так очаровательна и порывиста… Возможно, я возгордился тем, что она выбрала меня, хотя мне и не следовало уступать зову плоти. Но сделанного не воротишь, и я присоединился к королевской свите. Тогда я думал, что освободился от чар, наложенных на меня в Хартс-Рест, но я ошибался. В свите оказалась она . Ее гнев оказался подобен острому копью, потому что, если она наложила на тебя чары, ты не должен любить никого другого. Но когда она поняла, что мое уважение и верность принцессе непоколебимы, то прибегла к страшным мерам.
— Продолжай. — Король поднялся с трона.
— Она хотела избавиться от принцессы Сапиентии и от ребенка, который стал свидетельством моей страсти к принцессе. В Аугенсбурге она колдовством погрузила всех обитателей дворца в сон, и как я ни боролся с наваждением, как ни пытался воспрепятствовать ей, я был лишь рабом страсти. Я не мог ничего сделать. И она устроила пожар. Это было ужасно! Ужасно! — Хью замолчал, и по залу прокатился испуганный шепот. Убедившись, что достиг необходимого эффекта, он продолжил: — К счастью, мы спасли принцессу и вывели большую часть людей из дворца, хотя я, конечно же, горько сожалею о тех, кого спасти не удалось. Наверное, я никогда не перестану думать о том, что бы случилось, если бы в Аугенсбурге находился весь королевский двор? Что если бы в тот час сам король оказался во дворце? Что тогда?
По толпе пронесся шелест — люди были потрясены представившейся им картиной. Генрих вышел на середину зала и остановился там, в упор глядя на Хью. Король был в ярости.
— Почему ты не рассказал обо всем раньше, еще в Аугенсбурге? Почему молчал?
Хью закрыл лицо руками.
— Я не мог! — воскликнул он. — Я не мог! Вы даже не представляете, какую власть надо мной имела эта женщина!
Генрих скривил губы. Он приложил перевязанную руку к груди и уставился на золотистую макушку Хью, однако было понятно, что его мысли витают далеко отсюда. Потом он перевел взгляд на Констанцию, словно ожидая, что она тотчас вынесет приговор.
Констанция покачала головой — ей явно не понравилось услышанное.
— Но почему принцесса Теофану и особенно сестра Росвита обвиняют именно вас, а не «орлицу» Лиатано? Сестра Росвита и умна, и проницательна. Почему она свидетельствует против вас? Как, впрочем, и сестра Анна из монастыря святой Валерии, которая исчезла бесследно.
— Сестра Анна исчезла, когда ко двору прибыла Лиат. — В голосе Хью проскользнула злость. — Кто знает, может, «орлица» решила, что монахиня представляет собой угрозу, и избавилась от нее? Я опасаюсь самого худшего.
— У сестры Анны была брошь с изображением пантеры, которая исчезла вместе с ней, — возразила Констанция. — Воистину, отец Хью, исчезновение этой улики выгодно только вам, ибо ее существование подтверждает обвинения, выдвинутые против вас.
— Это верно, — согласился он. — Я никогда не осмеливался оспаривать вашу мудрость, ваша милость. Но подобные символы принадлежат не только мне. Как известно, пантера — знак болотистой Австры. — Хью повернулся к Генриху и продолжил: — Что же касается сестры Росвиты, не знаю, какие отношения связывали ее с колдуньей и как та могла повлиять на сестру монахиню. Но я оказался беззащитен перед ней, да простит меня Господь Бог.
Беззащитен! У Ивара сжалось сердце. Он вдруг понял, почему так спокойна маркграфиня Джудит. Он понял все так ясно, словно владел запретным искусством прозрения будущего: он понял, что уже произошло и что произойдет на совете дальше. Сестра Росвита была советником короля, и ее мнение все приняли бы во внимание. Почему же ее отослали в Аосту вместе с Теофану?
Теперь все встало на свои места. Хью снова победит.
— Он лжет! — Ивар выступил вперед, и теперь все видели его. — Я был в Хартс-Рест! На самом деле он издевался над Лиат. Он загнал ее в ловушку, украл ее книги, так что она не смогла уплатить долги отца, и все только потому, что хотел обладать ею. Он хотел ее , а не наоборот. Все в Хартс-Рест знали, что он положил на нее глаз, как только впервые увидел.
Хью только пожал плечами.
— Да, книги. Я отобрал их в тщетной попытке спасти ее заблудшую душу. — Он повернулся к епископам. — Разве не является обязанностью служителей божиих отбирать книги о запретных искусствах и отсылать их иерархам? Но Лиат была так молода, откуда же мне было знать, что враг рода человеческого уже так глубоко овладел ее душой? — Лицо Хью изобразило такое искреннее страдание, что даже Ивару стало его жаль. — Вот так, — пробормотал Хью, — наверное, она овладела и принцем Санглантом.
Ивар видел, как при этих словах помрачнел король.
— Иначе почему он отказался от всего, что я ему предложил, и уехал с ней? — тихо проговорил Генрих.
— Но это неправда! — воскликнул Ивар.
— Он тоже влюбился в нее, бедный мальчик, — сочувственно сказал Хью. — Он тоже попал под ее чары.
Но разве Лиат когда-нибудь любила его? Ведь тогда, в Кведлинхейме, она сказала, что единственный человек, которого она любила, умер, и больше она никого не полюбит. А потом, как ни в чем ни бывало, уехала с принцем.
Но как бы он ни ненавидел Лиат за то, что она покинула его, Хью он ненавидел куда больше.
— Я называл ее сестрой, — хрипло произнес Ивар. — И я бы женился на ней, если бы мог, но совсем не потому, что она наложила на меня чары.
— Как тебя зовут, сын мой? — спросила Констанция. Ивар вздрогнул. Джудит смотрела на него не мигая, как змея, готовая к броску. Откуда-то появился Болдуин и теперь делал ему знаки, смысла которых Ивар не понимал — от страха он вообще перестал соображать.
— Я… я — Ивар, сын графа Харла и леди Харлинды из Хартс-Рест.
— Послушник, отравленный ересью, которого я отвожу в монастырь святого Валарика, — громко добавила маркграфиня Джудит.
Констанция подняла руку, приказывая ей замолчать. Епископ проницательно посмотрела на него.
— Тебя не было среди заявленных свидетелей. Что ты знаешь о том, что происходило в Хартс-Рест?
— Я помню, как Лиат и ее отец пришли в Хартс-Рест. Мы с моей молочной сестрой Ханной дружили с Лиат. Сейчас Ханна — «орлица» на службе у принцессы Сапиентии, которая уехала на восток и тоже не может свидетельствовать в пользу Лиат.
— Правда ли, что сказал отец Хью, будто отец девушки был колдуном? Что люди приходили к нему за амулетами и просили колдовать для них?
— Он никому не причинял вреда! Никто о нем слова дурного не скажет!
Ивар проклял свой длинный язык, когда увидел, как епископы и иерархи переглядываются, словно говоря: «Ну вот и доказательства».