Страница 3 из 3
— Разве все это не чудовищная ложь от начала и до конца? — в бешенстве закричал он. — Как можно быть невиновным в преступлении один день и виновным — на следующий?
Бен поднял брови.
— Я никогда не утверждал, что я невиновен, — с возмущением сказал он, — как раз наоборот, я все время говорил, что это я убил дядю.
Нельзя было отрицать его правоты. Действительно, в протоколе ничего подобного не было, и спорить тут было не о чем.
Никогда я не чувствовал себя более уверенным и в то же время так глубоко несчастным, как в тот день, когда я поднялся, чтобы произнести заключительную речь перед присяжными. Ровно одна минута потребовалась мне для резюме — самого короткого резюме во всей моей жизни.
— Если бы я сидел на этой скамье, среди вас, добрые люди, обратился я к ним, — вот что я думал бы: совершено гнусное преступление, и совершил его один из этих двух людей, которых вы видите перед собой здесь, в этом зале. Но могу вам поклясться, что, так же как и вы, я не знаю, кто из них это сделал, и, как бы ни восставала против этого моя душа, мне пришлось бы вынести единственно возможный приговор: “Не виновен”.
К этому ничего не нужно было добавлять, и они вынесли приговор еще быстрее, чем в случае с Беном. Я же испытывал двойственное чувство при виде этих двух молодых людей, один из которых совершил убийство, когда, выходя из зала, они улыбались. Как я уже говорил, я чувствовал отвращение к ним, но вместе с тем в этих двоих было что-то такое, что одновременно и бесило, и восхищало. Они все поставили на одну-единственную карту — на преданность друг другу, и эта преданность выдержала испытание огнем...
Полный мужчина замолчал. Затем с той стороны послышалось чирканье спички, и перед носом мистера Уиллоуби поплыли клубы дыма, исходящего от дорогой сигары соседа, и в ее резком аромате нить за нитью растворилась волшебная паутина прошлого, освободив из своих сетей образы настоящего.
— Да, сэр, — вновь заговорил рассказчик, и в голосе его явственно послышалась тоска по прошедшему, — немало придется поискать, прежде чем удастся найти еще один такой случай.
— Вы хотите сказать, — уточнил его спутник, — что им действительно это удалось? Неужели они в самом деле нашли способ совершить идеальное убийство?
Полный мужчина презрительно фыркнул.
— Идеальное убийство, какая чепуха! У этого дела был потрясающий, невероятный конец. Ничего у них не вышло!
— Не вышло?
— Ну конечно, нет. Видите ли, когда они...
Ах, господи, да ведь это же наша станция! — закричал вдруг он — и в следующее мгновение уже летел через вытянутые ноги мистера Уиллоуби с портфелем в руке. Переброшенный через другую руку плащ развевался, а за ним несся его спутник.
Ошеломленный, мистер Уиллоуби некоторое время сидел не шевелясь, широко раскрыв глаза. В горле пересохло, сердце бешено колотилось.
Затем он вскочил на ноги, но было уже поздно — оба пассажира исчезли.
Он было побежал в том направлении, куда они ушли, но понял, что это бесполезно и ему их не догнать. Тогда он кинулся к окну и стал оглядывать станцию.
Полный пассажир стоял на платформе, почти сразу под окном. Мистер Уиллоуби совершил гигантское усилие, чтобы поднять раму, но она даже не шелохнулась. Тогда он забарабанил костяшками пальцев по стеклу, и тот поднял голову.
— Как? — Мистер Уиллоуби постарался произвести это слово как можно четче, но, к своему ужасу, понял, что сквозь закрытое окно ничего не слышно. И тогда его осенило. Изобразив, будто его рука — это пистолет, он нацелил вытянутый указательный палец на полного мужчину, а большой палец опускал вниз, как будто нажимал на курок.
— Бах-бабах! — вопил он. — Как?
Остолбенев от изумления, полный мужчина некоторое время смотрел на него, затем переглянулся со своим спутником и, приставив к виску свой указательный палец, повертел им несколько раз. Это было последнее, что увидел мистер Уиллоуби. Поезд тронулся и сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее заскользил вдоль платформы.
И, только когда он отошел от окна и сел на место, до его сознания стало доходить, что, во-первых, все лица в вагоне обращены в его сторону и на каждом написано предвкушение чего-то очень интересного, а во-вторых... Его голову туго сжимал железный обруч, буравчик с силой ввинчивался в мозг, а крошечные молоточки с прежней силой возобновили свою работу.
Отчаяние охватило его. Не будет блаженства, не будет покоя, прекрасный отдых превращался в прежний безысходный кошмар.