Штурм “Импресс”

Глава 10

В течение дня Сеамус О’Феллон почувствовал себя немного лучше. Голову отпустило, и ему наконец удалось поспать.

Сейчас они сидели вокруг небольшого стола в главной каюте. Шторм поутих, и стоящие на столе почти полные чашки с кофе больше не грозили расплескаться. Лицо Мартина все еще оставалось зеленым, но для ирландца это вполне подходящий цвет. О’Феллон мысленно улыбнулся. К тому же, не исключено, что зелень эта вызвана качкой.

По радио передавали новости Би-би-си.

Взрыв, уничтоживший казармы РУК, унес жизни ста двух человек. Оставались еще пятеро без вести пропавших и несколько раненых, находящихся в критическом положении.

Когда передача закончилась, О’Феллон произнес:

— Мартин, будь молодцом, выключи, пожалуйста, радио.

— Хорошо, Сеамус.

Мартин выключил радио, модель, стилизованную под старый приемник, но внутри напичканную современной электроникой.

— Так вот, парни, — заговорил О’Феллон, обращаясь к дюжине мужчин, сидящих за столом. — Возможно, мы немного поторопились и сделали эту работу не лучшим образом. Но зато англичане не успеют опомниться прежде, чем мы возьмемся за следующее дело.

— Сеамус?

Голос принадлежал Патрику Кего, крепко сбитому молодому парню, который, как никто другой, умел обращаться с ножом.

— Что, Падди?

— Что мы здесь делаем? Пора бы тебе ввести нас в курс дела.

— Не беспокойся, малыш. Нам предстоят грандиозные свершения. В свое время я предупреждал вас, что, возможно, никому из нас не удастся выйти из этого дела живым.

— Мы знаем, Сеамус, — с готовностью подтвердил Падди Кего.

— Так вот, я еще раз повторяю, что, скорее всего, на берег мы вернемся только в одном случае. Если всех нас перестреляют, а тела отправят на родину. Что, впрочем, маловероятно.

— Что ты задумал, Сеамус? — спросил Мартин.

— Мысль эта пришла мне в голову, когда один славный парень, сын старого патриота, спросил у меня: “Сеамус, почему бы тебе с ребятами не воспользоваться моей яхтой?” На что я ответил: “Разумеется, когда нам вздумается взять с собой семьи на морскую прогулку”. Но потом я все-таки пораскинул мозгами над его предложением, а парень не раз помогал нам, когда требовалось раздобыть что-нибудь особенное. И я поинтересовался у него: “Ты и команду нам подыщешь”. Он сказал: “Разумеется”, и я не устоял. У меня возникла идея подложить британцам такую свинью, какой они давненько не видели. Попробуйте догадаться, что я имею в виду.

Наступила мертвая тишина, нарушаемая только равномерным гулом двигателей и поскрипыванием оснастки.

— В таком случае придется мне самому вам все рассказать. Я сказал себе: “О’Феллон, как нам нанести англичанам по-настоящему чувствительный удар. Да еще такой, чтобы весть о нем прогремела по всему миру? Способна ли горстка решительных парней совершить нечто, что и в самом деле заставит англичан убираться домой?” И тут меня осенило. Мы захватим английский корабль. Один из этих шикарных плавучих отелей, набитых богатой публикой. И я сказал себе: “Хорошо, О’Феллон. Но это должен быть особый корабль”. Помните у меня одно время чертовски болел зуб?

— Я помню, Сеамус! — подтвердил Шон Дагерти. — Ты ходил тогда еще мрачнее, чем обычно. — Все, включая и самого О’Феллона, рассмеялись.

— Ты прав. Вот я и пытался чем-нибудь себя занять, чтобы отвлечься. И в руки мне попал какой-то дурацкий женский каталог или журнал. Я принялся его листать и тут же наткнулся на то, что искал. Парни, у меня даже перестал болеть зуб. Клянусь всем святым. Правда, потом его все равно пришлось вырывать.

— Так как же называется этот корабль, Сеамус? — спросил Падди.

— “Импресс Британия”, парни. — Зажатая у него во рту сигарета почти догорела, и он прикурил от окурка новую.

Глава 11

Чернокожий матрос Элвин Лидс, или как там его звали на самом деле, до сих пор нигде не показывался. А начинать прочесывать судно, пытаясь его отыскать, было слишком поздно и в то же время — слишком рано. Билет удалось купить только в каюту первого класса, что, признался себе Вольс, его ничуть не огорчило. К роскошной жизни быстро привыкаешь. В Англии он жил, изображая из себя специалиста по технической литературе, человека свободной профессии с изрядным банковским счетом. Последний позволял обзаводиться дорогой одеждой, проводить выходные на лоне природы, короче говоря, пользоваться всеми прелестями капиталистического мира. Женщина, которая играла роль его жены — она умерла через шесть месяцев после возвращения в Советский Союз — не меньше его наслаждалась радикальной переменой в своей жизни.

Вольс сидел в баре, потягивая мартини и слушая симпатичную певицу. За время службы в Великобритании он пристрастился к американской музыке, а эта девушка прекрасно исполняла лучшие из песен. Да и аккомпанировавший ей пианист отлично справлялся со своей задачей.

Эфраим Вольс отряхнул нитку, прицепившуюся к новому смокингу.

Девушка исполняла попурри из песен Джуди Гарланд, но в своей собственной интерпретации.

Он закурил сигарету. Предстоящая задача выглядела достаточно просто. Все следует уладить не позже чем за день до прибытия в Нью-Йорк. Отыскать Лидса и с помощью “сыворотки правды” узнать у него местонахождение ампулы. Вольс сомневался, что в данном случае удастся обойтись без убийства. Разумнее всего будет выбросить тело Лидса за борт перед самым прибытием в Нью-Йорк, чтобы пропажа члена команды была обнаружена не раньше, чем пассажиры пройдут таможню и окажутся на берегу. Сама по себе задача пронести ампулу через таможню представлялась достаточно сложной, но об этом он успеет подумать в надлежащее время. К тому же Анна должна продумать способ выбраться из страны — Вольс надеялся, что не на Кубу, потому как терпеть не мог людей вроде Кастро — и возможно поможет ему управиться с таможней. Конечно, нельзя было исключить вероятность того, что Элвин Лидс не имеет ни малейшего отношения к американской разведке, но Вольс чувствовал, что это не так, а интуиция его обычно не подводила.

Эфраим Вольс попытался отвлечься, скользя глазами по посетителям бара. Среди них было немало одиноких женщин. Затем взгляд его вернулся к молодой симпатичной певице — Дженифер Холл. Интересно, какие отношения связывают ее с пианистом?

Проверить это было не так уж трудно, тем более, что чем естественнее он будет себя нести, тем легче затеряется среди пассажиров.

Девушка допела “Где-то над радугой” — кажется, песня называлась именно так — и зал разразился аплодисментами. Вольс вместе с остальными встал и принялся так же громко хлопать в ладоши. К ним присоединился и пианист. Эфраим Вольс едва заметно улыбнулся. Девушка слегка покраснела.

Довольно редкое явление в наши дни.

Мимо проходил официант, и Вольс сунул ему банкноту.

— Пожалуйста, узнайте у певицы, не согласится ли она выпить со мной?

— Сию минуту, сэр.

Вольс сел и вспомнил о своей сигарете. Пианист устроил себе перерыв. Вольс наблюдал, как официант останавливает девушку и указывает на его столик. Девушка с пианистом обменялись короткими репликами и вместе направились в его сторону. Похоже, он не ошибся в своих предположениях.