Видео Иисус

– А сколько он стоил? – спросила Юдифь.

– Если покупать ноутбук с такими же техническими характеристиками сейчас, то за него придётся заплатить… тысяч шесть-восемь, я думаю.

– Большие деньги. По сравнению с моей расчёской, я хотела сказать.

– Да. И ещё четыре недели усилий, чтобы установить всё, что мне нужно для работы.

Мысли Стивена всё продолжали вертеться вокруг его компьютера, но совсем не потому, что он не мог пережить потерю дорогой вещи, а по другой причине. В принципе, всё то время, пока они колесили по узким улицам и пыльным просёлкам, пока плутали по маленьким деревушкам и головоломным ухабам, ища дорогу, ведущую на Иерусалим, он пытался в точности припомнить содержание своего жёсткого диска, причём его занимал один вопрос: что могут выдать все эти данные его преследователям?

Они найдут всю базу его адресов и всю переписку с клиентами. Само по себе это достаточно плохо, но для дела, вокруг которого всё вертелось теперь, это не имело значения. Они найдут его электронный дневник, который он по легкомыслию оставил незакодированным, защитив лишь простым паролем для доступа, обойти который не составит труда среднему компьютерному специалисту. Вот что было самое важное. И они смогут из этого дневника узнать, когда, как и почему он втрескался в Юдифь Менец. Очень стыдно. Но всё-таки это не обличительный материал. И что утешительно: для его дневниковых записей было характерно то, что они становились весьма скудными именно в те моменты, когда жизнь наполнялась реальными событиями: тогда ему становилось не до записей. Насколько он припоминал, последняя запись была сделана в прошлый понедельник, в этой записи очень коротко, одной фразой упоминается находка инструкции, а потом на целый абзац расписаны предвкушения по поводу предстоящей встречи с Юдифью и поездки в Тель-Авив вместе с её братом.

При этой мысли он вспомнил… Стивен достал из кармана свой мобильник и заново набрал оба номера Иешуа.

По домашнему телефону никто не ответил.

В музее тоже никого не было.

– Ты случайно не знаешь, где в это время может пропадать твой брат?

Юдифь пожала плечами:

– Понятия не имею.

– Мне это кажется странным, – задумчиво сказал Стивен.

– Да. Странно.

Стивен какое-то время смотрел прямо перед собой, и его начал раздражать гул голосов в ресторане.

– Нам больше нельзя терять время. У нас ещё есть небольшое преимущество. Мы должны его использовать.

– Звучит хорошо. Если бы я ещё понимала, что ты имеешь в виду.

Это был один из тех моментов, когда мысли, которые уже давно клубились в голове, вдруг уплотняются, формируясь в осознанные представления.

– Вчера вечером я был контужен этими растворителями, которые использовал твой брат, да ещё сказалось недосыпание, да жара и все эти перегрузки, – сказал Стивен. – Да и сегодня почти весь день был как оглушённый. Поэтому я так долго не мог сообразить, что здесь не так.

Юдифь широко раскрыла глаза. Большие, тёмные глаза. Как два бездонных колодца.

– К чему ты клонишь?

– Иешуа сказал нам, что на втором листе ничего не читается, – объяснил Стивен и мрачно добавил: – Но он нам этого не показал!

Иешуа очнулся и обнаружил, что лежит, свернувшись калачиком, на холодном полу в туалете. Чуть не в обнимку с унитазом. А во рту отвратительный привкус. Со стен, облицованных кафелем, падал бледный неоновый свет, голова у него болела, а вокруг было так тихо, что можно было подумать, что он последний оставшийся на земле человек.

И он замёрз.

В остальном он чувствовал себя хорошо. Всё его тело было липким от высохшего пота, в голове сверлило и тянуло, и он ощутил смертельную слабость, когда попытался подняться, – но всё же, несмотря на всё это, он чувствовал себя освобождённым.

Он попытался восстановить весь ход событий. Во второй половине дня он кое-как притащился в музей. Он не стал брать свою машину, чувствуя себя слишком плохо для того, чтобы пробиваться на ней сквозь иерусалимские пробки, и всю дорогу на тряском автобусе представлял, какие упрёки ему придётся сейчас выслушивать за то, что в первый после шаббата рабочий день он явился тогда, когда другие уже уходят. К его удивлению, Эфраим Латский, шеф отдела реставрации, вместо приветствия обнял его за плечи и елейным голосом произнёс:

– Побольше бы таких сотрудников, как вы, Менец! Вы, по крайней мере, способны думать головой. Всех остальных мне пришлось отправить по домам – а вы сообразили прийти только к вечеру. Великолепно, Менец.

Иешуа непонимающе уставился на этого полноватого мужчину, потом перевёл взгляд на его мясистую руку на своём плече, поросшую густыми волосами, и не нашёл что ответить.

– Э-эм… Ну да, я… э-эм…

– Этот Уилфорд-Смит, – продолжал греметь Латский, – и его американский спонсор полностью заняли весь реставрационный отдел. Нужно же было это предвидеть, так ведь? Целый день здесь был сущий ад, правда, сущий ад.

В ту минуту, когда Латский наконец убрал свою руку и скрылся за углом по дороге в свой кабинет, у Иешуа и случился этот приступ. Его так скрутило, что он едва успел добежать до туалета – и там его вырвало, потом рвало снова и снова, и конца не было тому, что из него выливалось. Об этом он помнил лишь смутно, как о полубессознательном состоянии, как то ли минуты, то ли часы в тёмном туннеле. Помнится, он спрашивал себя, откуда берётся всё то, что он из себя извергает, и у него были опасения, что он лишился собственных внутренностей.

Но теперь всё это осталось позади. Он кое-как встал на ноги, держась за стенку, а потом за перила, когда с трудом поднимался по лестнице. Он встретил ночного сторожа, который совершал первый обход после закрытия музея, и старый седой человек с большой связкой ключей уставился на него, как на привидение, но так и не нашёл что сказать, кроме обычного:

– Добрый вечер, доктор Менец.

Он в ответ лишь кивнул, потому что говорить не было сил, потом наконец добрался до ассистентской комнаты на втором этаже, не включая света упал на продавленный диван, провонявший сигаретным дымом и кофе, банановой кожурой, пылью и плесенью, повалился на бок и угодил головой во что-то мягкое – оказалось, в подушку, нащупал другую, прижал её к животу и провалился в глубокий крепкий сон без сновидений.

Они припарковались примерно в то же время и приблизительно на том же месте, что и предыдущей ночью. Парковка была пуста, как всегда; восьмиугольная башня главного корпуса Рокфеллеровского музея тёмным силуэтом выделялась на фоне ночного неба Святого города.

– Может, мы сейчас спешим навстречу собственной гибели, – сказала Юдифь, когда они вышли из машины и закрыли дверцы так тихо, как только было возможно.

– Может быть, – согласился Стивен.

Они проследовали той же тропинкой через кусты до знакомой им полуподвальной двери. Стивен извлёк из потайного карманчика на своём поясе два каких-то странных металлических крючка. Пока он ковырялся этими инструментами в дверном замке, Юдифь светила ему карманным фонариком, который они купили перед этим на заправке.

– А ты действительно заработал свои деньги честным трудом? – с сомнением спросила она через пару минут.

Он лишь кивнул. Он был слишком сосредоточен, чтобы болтать о постороннем.

К счастью, замок оказался не слишком современный, а то бы они ушли отсюда несолоно хлебавши. Но всё равно повозиться пришлось – дольше, чем он ожидал. По крайней мере, в детективных телевизионных фильмах это выглядело проще.

Довольно долго слышался лишь скрежет от стараний Стивена разобраться с личинкой замка. Но как ни сконцентрирован он был на своём занятии, он всё же чувствовал, как Юдифь рядом с ним становилась всё нервознее. В конце концов послышался щелчок, и замок поддался.

– Я потрясена, – вполголоса сказала Юдифь, когда они очутились в маленьком пыльном складском помещении. – Где ты этому научился?

– У нас в США продаются учебники, где всё это подробно описано. Поверила? – Стивен испытующе взглянул на неё, поднял пыльную пластиковую плёнку, которой были прикрыты ящики, и заглянул под неё.