Видео Иисус

– Понятно, – с облегчением кивнул блондин.

– Теперь о Храмовой горе, – продолжал Каун, глядя на блондина, который, во-первых, был из двоих техников главный, а во-вторых, казался более контактным. – Мой ассистент даст вам машину, и я вас попрошу поехать в Иерусалим и прояснить ситуацию на месте. Какие есть возможности просветить гору, не привлекая внимание. И сегодня вечером доложите мне, окей?

Блондин с готовностью кивнул.

– Конечно, сэр. С удовольствием сделаем.

– Хорошо. Райан, вы позаботитесь о джентльменах?

Райан кивнул.

Каун вернулся в мобильный домик, который одновременно служил жильём немецкому писателю, который, как Каун снова подумал, до сих пор внёс в проект мало вразумительного, если сравнить, например, с канадцем.

Бар-Лев, судя по всему, подготовил аргумент, который считал непробиваемым.

– Храмовая гора – это святыня для иудеев, – сказал Бар-Лев замогильным голосом. – Я спрашиваю вас, мистер Каун, вы ведь, по-видимому, христианин: отдали бы вы распоряжение подвергнуть сонартомографическому исследованию собор Святого Петра? Или место рождества Иисуса в Вифлееме?

Каун кивнул:

– Разумеется. Не моргнув глазом.

На такой ответ Бар-Лев, судя по всему, не рассчитывал. Жалкий любитель-спорщик, подумал Каун и приложил усилия, чтобы подавить язвительную усмешку.

– Я… я вам не верю!

– Можете поверить. Именно это мы, возможно, и предпримем в качестве следующего шага.

Профессор Гутьер поднял руку.

– Я хотел бы добавить для протокола, что я ни в коем случае не утверждаю, что камера находится в камне Сахра. Я лишь указывал на то, что это единственное место, которое на протяжении последних двух тысяч лет является как однозначно идентифицируемым, так и абсолютно неприкосновенным.

– А я, – вставил Уилфорд-Смит, – должен ещё раз повторить то, что уже говорил сегодня: я уверен, что камера спрятана не в этом камне.

Каун терпеливо кивнул:

– Ещё кто-нибудь имеет что-нибудь добавить?

– Это неосуществимо, – сказал Бар-Лев. – Полная утопия. Как вы себе это представляете? Установить на Храмовой горе шоковолновой ударник и понатыкать вокруг измерительные сенсоры? Может, вбить их даже в Стену Плача? Вам никогда не получить на это разрешения.

– Поэтому мы сделаем это тайно.

– Тайно? Как это вам удастся?

– Я не знаю. Но я послал обоих техников в Иерусалим, чтобы они осмотрели это место.

– Это невозможно!

Каун глубоко вздохнул.

– Мистер Бар-Лев, я бы никогда не стал тем, кто я есть, если бы ориентировался на то, что якобы возможно или невозможно.

Археолог, кажется, весь изошёл на пот и отчаяние.

– Мистер Каун, при всём моём уважении к вам, вы не отдаёте себе отчёта в том, что задумали. Храмовая гора – святыня не только для евреев, но и для мусульман, и все, что там происходит, дело политическое. То, что вы задумали, может в буквальном смысле развязать войну!

– Мистер Бар-Лев, мне среди прочего принадлежит одна из ведущих мировых информационных сетей. Поверьте мне, я наилучшим образом осведомлён о политической ситуации в Израиле.

Бар-Лев, качая головой, упал на свой стул.

– Это безумие, – лепетал он. – Это безумие.

– Камера не в камне, – повторил профессор Уилфорд-Смит. – В этом я уверен на сто процентов. Она спрятана скорее всего в запечатанной амфоре в какой-нибудь незначительной пустынной пещерке, но уж никак не в этом обломке скалы.

– Может, под ним? – сказал Каун.

– Есть легенда, – вставил Гутьер, – согласно которой под камнем находится Ковчег завета.

– Тоже была бы неплохая находка.

– Каким образом камера могла попасть внутрь скалы? – спросил Гутьер. – Или под неё? Путешественник во времени, которого вы предположительно имеете в виду, действовал бы в то время, когда Иерусалимский храм был ещё цел и невредим и упомянутая скала служила в этом храме в качестве жертвенного камня. Это обстоятельство лишало его какой бы то ни было возможности подобраться к камню незамеченным.

Дебаты начинали действовать Кауну на нервы.

– Если нам удастся исследовать Храмовую гору, – сказал он, – мы сможем сэкономить на пустых домыслах. Тогда нам не придётся гадать, тогда мы будем знать. Это состояние для меня самое предпочтительное.

Он был благодарен Райану, который в этот момент вошёл в комнату, держа в руках мобильный телефон:

– Бассо, – сказал он, протягивая Кауну телефон.

Стивен Фокс сидел за своим включённым компьютером и не чувствовал в себе ни малейшего желания писать коммерческое предложение для Video World Dispatcher. Но не делать что-либо на том основании, что тебе не хочется, было непрофессионально. А Стивен Фокс не собирался когда бы то ни было действовать непрофессионально.

В первую очередь он подключился через мобильный телефон к своему домашнему компьютеру, разыскал в нём файлы, которые содержали тексты и иллюстрации, необходимые для составления коммерческого предложения, и запустил их скачивание. Когда по экрану медленно поползла полоска, показывающая процент переноса информации, и стало ясно, что это продлится ещё долго, Стивен откинулся на спинку стула и предался мыслям, которые носились в его мозгу, словно дикие пчёлы.

Представление, что Иисус, о котором говорится в церквах, на уроках богословия, в Священном Писании и в молитвах, мог на самом деле никогда не существовать, что все они попали под влияние мифа, что этот Иисус на самом деле был не более реален, чем рождественский Дед Мороз, якобы приносящий детям подарки, – показалось ему чистой издёвкой. И разве это не удивительно? Стивен, который на вопрос об отношении к религии без колебаний ответил бы, что религия его не интересует, а интересует только реальная жизнь, что вера, в которую он был крещён в юном детстве, давно снята со счёта и оставлена в прошлом. Что его можно было бы определить, как внедогматичного гуманиста. Который пытается поступать правильно. Старается жить прилично. И быть хорошим, но в меру и не бесцельно.

И вот теперь это его так занимает. Возможно, он боролся с образом Христа в себе гораздо ожесточённее, чем сам осознавал. Всё своё детство он наблюдал, как люди двоедушны по отношению к Богу. Его собственные родители и по сей день изображают набожных людей, насколько это принято в обществе, на самом же деле ведут жизнь, на которой никак не сказывается учение религии, к которой они принадлежат. Быть хорошим христианином означает ходить в церковь на Рождество и жертвовать на благие дела, если некуда деваться, но и то лишь столько, чтобы не злить соседей.

И лишь в редкие моменты они становились по-настоящему набожными. Как правило, в критических ситуациях. Когда у его матери начался тот приступ, который вначале приняли за инфаркт, отец созвал их всех, чтобы вместе помолиться за её здоровье. Это было очень стыдно. Но Богу, видимо, это понравилось, потому что в конце концов оказалось, что у матери не инфаркт, а какая-то вирусная атака.

Религия для его родителей, да и вообще для всех людей, которых он знал, была чем-то вроде зонтика. В хорошую погоду о зонтике вообще не думаешь. И вспоминаешь о нём, только когда начинается дождь. Но верить по-настоящему – не верил никто, кого он знал.

И когда он подрастал, вера, которой от него требовали, всё больше казалась ему неким наглым, беспочвенным притязанием. Взять, к примеру, непорочное зачатие. Когда ему было четырнадцать лет, одна его одноклассница забеременела, потому что была неосторожна во время любовных игр со своим другом, хотя оставалась при этом девственницей. Когда это обнаружилось, злорадным шуткам не было конца («И явился Мэри-Лу ангел, который сказал ей: Залезь ко мне в штаны – ха-ха-ха!»). Но никому, даже преподавателю Закона Божия не пришла в голову мысль, хотя бы в качестве гипотезы, что Мэри-Лу, может быть, родит следующего Спасителя.

И потом был ещё Ник. Ник Фостер. Он был его лучшим другом с самого раннего детства. Они торжественно поклялись друг другу в вечной дружбе. Они вместе собирали фантики и картинки из упаковок с кукурузными хлопьями. Подсматривали за взрослыми девушками во время купания на озере и подшучивали над их наготой. Обсуждали, кем им стать, когда вырастут. Стивен собирался стать астронавтом, а Ник – сенатором.