Страница 16 из 42
Этого не происходило со дня сотворения человека.
Когда Эмма выезжала из ворот, стражники отдали честь и прокричали:
– Да здравствуют, да здравствуют Усландские герои!
Уже через несколько минут путешественники очутились прямо в «Лесу Тысячи Чудес».
Совсем нешуточным делом оказалось найти в нем более или менее проезжий путь для локомотива, и любой другой машинист, знающий свое дело не так хорошо как Лукас, точно бы безнадежно застрял. «Лес Тысячи Чудес» был огромными дикими джунглями из пестрых стеклянных деревьев, лиан и необычных цветов. А из-за того, что все они были прозрачными, в поле зрения друзей попало множество редких зверей, населявших джунгли.
Тут летали бабочки величиной с зонтик. На ветках, как акробаты, кувыркались пестрые попугаи. Между цветов копошились большие черепахи с длинными усами на мудрых лицах, а по листьям ползали красные и синие улитки с многоэтажными домиками на спинках, которые выглядели как уменьшенные копии Пиньских домов с их золотыми крышами. Время от времени показывались изящные полосатые белочки с такими большими ушами, что днем они могли парить на них в воздухе, а ночью закутывались в них, как в теплые одеяла. Огромные змеи, отливающие медью, обвивали стволы деревьев. Они были абсолютно безопасными, потому что на каждом конце туловища имели по голове, и головы эти всякий раз выражали противоположные мнения по поводу того, куда им хочется ползти. Тут, конечно, и думать нечего было, чтобы разжиться какой-то добычей. Вот и приходилось им питаться плодами, которые не могли удрать. Один раз Джим и Лукас увидели даже группку пугливых нежно-розовых косуль, танцевавших друг с дружкой на лесной полянке.
Все это, конечно, было ужасно интересно, и Джим охотно сошел бы с локомотива, чтобы немного побродить по «Лесу Тысячи Чудес». Но Лукас покачал головой.
– Придется перенести на попозже, – считал он. – Сейчас просто нет времени.
Сперва надо как можно скорее освободить принцессу.
Три дня им понадобилось, чтобы пробраться через джунгли, потому что они очень медленно продвигались вперед. Но на третий день чаща вдруг приоткрыла свой чудесный пестрый занавес, и прямо перед ними поднялись горы в красную и белую полоску, носящие название «Корона Мира». А уж если Джим с Лукасом отчетливо видели этот могучий массив, удаленный от морского берега на многие сотни миль, то ясно, какими жутко высокими были его вершины. Величественное зрелище произвело на друзей сильное впечатление.
Горы так тесно прижимались друг к дружке, что нечего было и думать о том, чтобы перебраться через них. За первой грядой стояла вторая, а за ней третья, а так дальше одна за одной. Горы упирались вершинами в облака и тянулись через всю страну с севера на юг.
Каждая гора переливалась красно-белыми полосками, горизонтально или поперек, волнообразно или зигзагами.
Некоторые были даже в клеточку или с настоящим орнаментом.
После того как друзья всласть насмотрелись на все и особенно на вершину с самым, по их общему мнению, красивым орнаментом, Лукас достал карту и развернул ее.
– Ладно, – сказал он, – теперь поглядим, где находится эта самая «Долина Сумерек».
Он быстро отыскал ее, чем привел Джима в ужасное удивление, потому что мальчик видел на бумаге лишь беспорядочную неразбериху пестрых линий и точек.
– Смотри сюда, – ткнул Лукас пальцем в карту. – Мы стоим вот тут, а здесь находится «Долина Сумерек». Стало быть, мы вышли из леса немного севернее.
Поэтому сейчас нужно ехать на юг.
– Как скажешь, Лукас, – доверительно проговорил Джим.
Итак, друзья поехали на юг, все время вдоль гор. Вскоре они увидели узкую щель между двумя высокими вершинами и направили Эмму прямо к ней.
Глава тринадцатая, в которой начинают говорить голоса в «Долине Сумерек»
«Долина Сумерек» оказалась мрачным ущельем шириной примерно с обычную дорогу.
Его дно, ровное, как асфальт, образовывала порода красного цвета. Сюда никогда не проникал ни один луч солнца. Справа и слева высились башнями до самого неба отвесные скалы. А далеко впереди, над противоположным концом ущелья, стояло красное вечернее солнце внушительной величины, заливая пурпурным светом поверхности скал, покрытые трещинами.
Перед самым входом в ущелье Лукас остановил локомотив, и друзья для начала зашли внутрь, чтобы взглянуть, как обстоит дело со страшными голосами.
Однако ничего не было слышно. Внутри царила торжественная и таинственная тишина.
У Джима часто забилось сердце, и он схватил Лукаса за руку. Оба стояли и молчали. Наконец Джим сказал:
– Но здесь же совсем тихо!
Лукас кивнул и только хотел что-то ответить, как вдруг справа в скале раздался совершеннно отчетливый голос Джима:
– Но здесь же совсем тихо!
И тут же слева сверху опять:
– Но здесь же совсем тихо!
А потом попеременно, то справа, то слева, по всей долине сверху вниз прошло что-то вроде перешептывания:
– Но здесь же совсем тихо! – Но здесь же совсем тихо! – Но здесь же совсем тихо!
– Что это? – испуганно спросил Джим, еще крепче вцепившись в лукасову руку.
– Что это? – Что это? – Что это? – прошелестело вдоль скалистых стен.
– Не бойся! – ответил Лукас успокаивающе. – Это всего лишь эхо.
– Лишь эхо – лишь эхо – лишь эхо, – разнеслось по ущелью. Друзья направились назад к Эмме и только хотели сесть в кабину, как Джим вдруг прошептал:
– Тсс, Лукас! Слышишь?
Лукас прислушался. Тут он уловил, как эхо возвращается из противоположного конца ущелья. Вначале совсем негромкое, оно становилось все звонче:
– Но здесь же совсем тихо! – Но здесь же совсем тихо! – Но здесь же совсем тихо!
И, странное дело, теперь это был не голос одного Джима, эхо звучало так, как будто говорили, перебивая друг друга, сто Джимов. И было оно, конечно, гораздо громче прежнего.
Тут эхо опять повернуло обратно и заново ушло вниз бродить по долине.
– Ну и ну! – прошептал Лукас. – Эхо возвращается, и, сдается мне, не одно, а сразу несколько.
Теперь издалека вернулось второе эхо, звуча попеременно то справа то слева.
– Что это? – Что это? – Что это? – кричало оно из скал. Звук был уже как от целой толпы Джимов. Потом эхо развернулось и опять удалилось.
– Да-а, – шепотом сказал Лукас, – вот весело будет, если так дальше пойдет.
– Почему ты так думаешь? – вполголоса спросил Джим. Ему не было по-настоящему страшно оттого, что его собственный голос, все время умножаясь, бродит, как призрак, туда-сюда на свой страх и риск.
– А ты представь себе, – приглушенно ответил Лукас, – что призойдет, если Эмма загрохочет по долине. Звук будет, как на целом огромном вокзале.
Тут возвратилось третье эхо и, приближаясь, зигзагообразно зазвучало в ущелье.
– Лишь эхо – лишь эхо – лишь эхо! – прокричала тысяча Лукасов из скалистых стен.
Затем голоса развернулись и снова отправились в противоположный конец долины.
– Как это получается? – прошептал Джим.
– Трудно сказать, – ответил Лукас. – Надо будет проверить.
– Тихо! – прошептал Джим. – Оно снова здесь!
Из глубины долины второй раз пришло первое эхо, страшно усилившись в пути.
– Но здесь же совсем тихо! – Но здесь же совсем тихо! – Но здесь же совсем тихо!
– рычали десять тысяч Джимов. Шум был такой, что у обоих загудело в ушах.
Когда это кончилось, Джим едва слышно спросил:
– Лукас, что делать будем? Ведь оно все громче становится!
На что Лукас прошептал:
– Боюсь, что ничего нельзя сделать. Можно только попробовать как можно скорее проехать через ущелье.
Тем временем вернулось эхо с другого конца долины. Эхом был вопрос Джима «Что это?». Но теперь его вопили уже сто тысяч Джимов. Под локомотивом задрожала земля, и друзьям пришлось зажать уши.
Как только эхо укатилось обратно, Лукас быстро открыл ящик рядом с рычагами и достал оттуда свечку, изрядно размякшую от жары парового котла.