Страница 69 из 76
Хоршид-шах пообещал и клятву дал: пока будет Махпари моей женой, ни на ком больше не женюсь!
Хоршид-шах поклялся, Хаман-везир велел, чтобы все покинули шатер, кроме жены Малекдара, которая возле постели осталась: ведь по обычаю, когда невеста и жених друг с другом соединяются, в брачном покое должна нянька находиться, чтобы, после того как жених овладеет невестой, подать им горло промочить.
Ну а царевич пьяный был. Положил он голову на плечо Мах-пари, да и уснул. Жена Малекдара тоже прикорнула у входа в шатер и погрузилась в сон. Катур, Канун и Кафур, когда услыхали, что все затихло, говорят себе: «Время действовать!» Вылезли они из той дыры, смотрят, а в шатре никогошеньки, только Махпари и Хоршид-шах, спят оба. Катур, Канун и Кафур давай вязать Хоршид-шаха, тут Махпари и проснулась. Хотела она закричать, да от страха языком пошевелить не может, ведь вокруг нее трое вооруженных мужчин стоят! Вот и испугалась она, что, коли словечко вымолвит, они ее убьют. А те трое схватили их, спустили в дыру и несли, пока не вытащили наверх.
Катур послал человека, тот пригнал из воинского стана двух коней, Хоршид-шаха и Махпари взвалили им на спину, и Катур сказал:
– Надо отвезти их в город, в лагере оставлять их не следует.
Они доставили пленников в город, в шахский дворец, заковали их, а сами вернулись в лагерь. Армен-шах на тахте восседает, вельможи государства вокруг стоят, тут входят эти трое и кланяются. Шах увидел их и сразу спросил:
– Ну что, как с тем делом, за которое вы брались? Катур ответил:
– О шах, под твоей счастливой звездой мы это дело совершили. В оковах доставили Хоршид-шаха и Махпари в шахский дворец.
Газаль-малек тоже при шахе находился. При этих словах он возрадовался и воскликнул:
– О Катур, неужели ты правду говоришь?!
– Царевич, благородные мужи никогда не лгут, а перед царями тем более, – ответил Катур.
Газаль-малек тут же в город собрался ехать. Но его отец и Шахран-везир сказали:
– Царевич, куда же ты?
– Посмотреть на Хоршид-шаха и Махпари, распорядиться, что с ними делать.
Шахран-везир говорит:
– Царевич, ты для того ехать желаешь, чтобы с ними разделаться и на том успокоиться? Но ведь их всего-то двое! А против нас сто пятьдесят тысяч стоит. Хоть войско без шаха ничего сделать не может, но ведь с ними там Хаман-везир, советник Марз-бан-шаха. Надо сначала им воздать по заслугам, а потом уж в город отправляться. Вражеское войско, коли шаха своего не обнаружит, поневоле в бой пойдет. Собирайся с силами, чтобы их отразить! А Хоршид-шаха с Махпари, раз они в наших руках, надо отослать в крепость Деваздах-даре. Ведь эта крепость не то что другие: стоит среди двенадцати ущелий, и пусть даже войска всей земли окружат ее – и то не смогут взять. К ней и дороги-то нет, только по висячей лестнице туда подняться можно: ведь крепость Деваздах-даре в горе вырублена. Следует отослать их в ту крепость, а тем временем разделаться здесь с их войском. А потом и с ними поступить как подобает.
Газаль-малек сказал:
– Коли так, то надо их сей же час и отослать, пока мы еще сражение не начали.
Армен-шах обратился к Тираку:
– Сейчас же поезжай в город вместе с пятьюдесятью всадниками, а как только стемнеет, отвези Хоршид-шаха и Махпари в крепость Деваздах-даре и поручи их тамошнему кутвалю Газбану.
Тирак поклонился и тотчас отправился с пятьюдесятью воинами в горец, а там в шахском покое уселся пить вино, дожидаясь ночи, чтобы отвезти пленников в крепость.
А в воинском стане Чина никому и невдомек, что Хоршид-шаха и Махпари во время сна похитили. Наступило утро, от них ни звука не слыхать. «Видно, шах до сих пор почивает», – думала жена Малекдара. Дивилась она, что при такой-то любви шах все еще не вкусил шербета любовной близости. В шатер заглянула потихоньку, а там ни шаха, ни Махпари! Смотрит, ножка кровати подкосилась словно. Вбежала она в шатер, видит, под кроватью дыра, а жениха с невестой похитили. Подняла она крик. Сбежались невольницы, слуги и это всё увидели. То-то расстроились! Начался в лагере переполох, смятение всех охватило и растерянность. Говорят они горестно Хаман-везиру:
– Видно, судьба такая выпала, чтобы мы двинули полки на неприятельское войско и истребили их.
– Нет, это неразумно, – сказал Хаман-везир. – Я сначала погляжу, как дело пойдет. Надо послать человека, чтобы рассказал о происшедшем Фагфуру, а я еще письмо напишу и там тоже все изложу.
И вот сидят все богатыри в скорби и печали, а Хаман-везир письмо пишет, все, что им на долю выпало, описывает: «Вручили мы молодых друг другу, а в ту же ночь враги выкопали подземный ход и через этот ход их похитили. Вот какая великая беда приключилась! Мы все этим горем подавлены и очень тоскуем по шаху. Войско рвалось в бой на врага идти и за это злое дело их истребить. Но это решение неразумное. Я распорядился подождать, чтобы выяснить, что им грозит в руках неприятеля. Сообщаю это все шаху, дабы он поддержал нас в нашем горе».
Закончил Хаман-везир письмо, печать приложил и Суре Халаби вручил, в путь его снарядил, а сам сражение прекратил – выжидает, что будет.
А мы тем временем вернемся к рассказу о Хоршид-шахе и Махпари и о том, что с ними случилось. Как рассказывают, Армен-шах послал Тирака в город и тот засел в шахском дворце за вино, дожидаясь ночи, чтобы везти пленников в крепость.
Лала-Эмбар разузнал, что привезли Хоршид-шаха и Мах-пари и что Тирак прибыл, чтобы сопровождать их в крепость. Опечалился он, так что даже задрожал весь, и сказал себе: «Если я промолчу, что их увозят, как мне удастся их назад вернуть? Ведь ту крепость никакому войску не захватить!» Он тотчас собрался и поспешил к дому двух братьев-мясников. Постучал в дверь и вошел во внутренние покои. Самак и прочие сидели, вино пили. Лала ударил шапкой оземь и сказал:
– Мир пожаром охвачен, богатырь, а ты вино попиваешь! Подскочил Самак, как безумный, и спросил:
– Что случилось?
– Да уж случилось хуже некуда! – говорит Лала. – В шахский дворец привезли Хоршид-шаха и Махпари, а Тирак собирается их в крепость Деваздах-даре увезти.
Услышал это Самак, и вырвался у него из нутра вопль. Вскочил он в растерянности:
– Что ты такое говоришь, Лала? Да как это – во дворец привезли?!
– А так, что Катур, Канун и Кафур сделали подкоп и похитили их, – объяснил Лала.
– Ох, Лала, что же нам теперь решить, как поступить?
– Про это я ничего не знаю, – говорит Лала. – Я затем и пришел, чтобы тебя известить, а ты уж решай, как поступить, а то ночь придет и увезут их.
Самак голову повесил. Прошло некоторое время, встрепенулся он и сказал:
– Лала, а ты можешь провести меня в шахский дворец?
– Да как же я тебя средь бела дня туда поведу? – говорит Лала.
– Лала, а если под видом женщины, с чадрой и в сапожках нарядных?
– Ну, так-то можно, – согласился Лала. – Так я несколько человек провести могу.
– Ну и отлично, – говорит Самак. Собрал он жен братьев-мясников, невольниц, Сабера и Самлада, одел всех в чадры и сапожки и обратился к Лала:
– Веди нас всех к жене Армен-шаха! А если она спросит, кто это, скажи, что жены городских сановников. Мол, пришли, чтобы царицу о заступничестве перед шахом просить, чтобы он городу милость оказал.
– Так я и сделаю, – сказал Лала. Он взял в руки палку, чтобы разгонять народ по дороге во дворец, и повел своих спутников в женской одежде прямо к жене шаха Махсотун и шахской дочери Махане. Поклонился им и встал в стороне.
Жена шаха спросила:
– Кто эти женщины?
– О царица, это жены городской знати, они к тебе на поклон пришли, чтобы ты за них заступилась, – говорит Лала.
– Ладно, – согласилась жена шаха. Приказала она им сесть, а Самак сделал Лала знак: дескать, отошли невольниц, будто бы женщины хотят словечко царице сказать, да стесняются.
Вышли невольницы, остались в покое только жена шаха и дочка его. Тут Самак встал, чадру с головы сбросил, а за ним и Сабер с Самладом тоже. Жена и дочь шаха смотрят – мужики бородатые перед ними, испугались они. А Самак спрашивает: