Рождественское чудо

– То есть главное для тебя – это твоя карьера? – задумчиво спросил отец. – Ты, разумеется, не согласишься со мной, но твои рассуждения очень напомнили мне мои собственные в те времена, когда я жил с твоей матерью.

Ким молчала, пораженная этой мыслью. Неужели она настолько увлеклась сожалениями о том, чего недополучила от отца в детстве, что даже не заметила, как сама встала на тот же путь?

– Ты красивая, хорошая девушка, – ласково заговорил отец. – И не замужем. И, насколько я понимаю, никогда не думала об этом. Почему?

– Да как-то не было подходящей кандидатуры. К тому же я целый день работаю, а к вечеру так устало, что уже не хочется никуда выходить.

– Я не очень хорошо знаю Тони, но он кажется мне интересным молодым человеком… и я знаю, что многие женщины согласятся со мной.

– Вот пусть они и выходят за него замуж.

– Но он не хочет на них жениться. Ему нужна ты.

– Ошибаешься.

Отец пристально наблюдал за ней. Она любит Тони, что бы она там ни говорила.

– Ты боишься повторить судьбу своей матери?

– Что?

– Тони не такой, как я. Он – другой человек… из другого поколения…

– Папа…

Гарольд поднял руку, не давая ей возразить.

– У нас с твоей матерью были свои проблемы. Но это были только наши проблемы. И если ты думаешь, что все дело – в моей работе, то ошибаешься. Это была моя личная вина. И работа не имела к этому никакого отношения.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я считаю, что Тони не должен расплачиваться за мои ошибки.

– Но я полагала, что он не нравится тебе.

– Нравится. Мне не нравится только то, что олицетворяет собой этот юноша.

– И что же это?

– Перемены. И еще меня всегда раздражала мысль, что многие были бы рады, если бы он возглавил мое отделение.

Ким опустила глаза.

Гарольд продолжал:

– Теперь я начинаю думать, что это не такая уж плохая идея. Понимаешь, я перестал бояться перемен… и будущего.

Напротив, я теперь с удовольствием жду завтрашнего дня У меня появился шанс измениться и исправить старые ошибки.

Ким грустно улыбнулась:

– Я тоже с удовольствием жду завтрашнего дня.

Отец огляделся по сторонам:

– Ты не знаешь, где мой бумажник?

Ким наморщила лоб:

– Бумажник?

– Ну да.

Она выдвинула ящик тумбочки рядом с кроватью и достала потертый кожаный бумажник.

– Вот он.

– Загляни в отделение для кредитных карточек.

Она раскрыла бумажник и увидела истрепавшийся листок бумаги.

– Что это?

– Прочти.

Она развернула листок и прочитала записку, написанную крупным детским почерком:

«Дорогой папа! Потому што я растранжирила сваи карманные деньги, дарю тебе на Рождество моего Макса. Пажалуста, береги его. Любящяя тебя, Кимберли Риссон».

Ким подняла на отца удивленные глаза. Она не предполагала, что отец настолько сентиментален, чтобы хранить все эти годы ее детскую записку.

– Тебе было тогда шесть лет. Ты, наверное, не помнишь, но я всегда говорил, чтобы ты…

– Не транжирила карманные деньги.

Он улыбнулся.

– А кто такой Макс?

– Тряпичная утка, которую ты повсюду таскала за собой.

Это был действительно бесценный подарок.

– И ты хранишь эту записку в своем бумажнике?

– Да.

Ким улыбнулась. Отец преподнес ей уже немало приятных сюрпризов.

– Этот подарок многому меня научил… и ты тоже. Надеюсь, в это Рождество я тоже смогу сделать тебе подарок, который запомнится тебе на всю жизнь.

– Ты всегда дарил мне подарки.

Гарольд только улыбнулся. Он знал, чего хочет его дочь, и был намерен во что бы то ни стало преподнести ей этот подарок.

Глава 7

– Добро пожаловать домой, – сказала Ким, останавливая машину перед домом. Был вечер двадцать третьего декабря, и, как и обещал Тони, ее отца выписали из больницы.

С неба на них смотрела яркая полная луна, укутавший землю снег искрился серебристыми огоньками.

– Кто помог тебе повесить лампочки над входом?

– Никто. Я повесила их сама.

– И ты забиралась на крышу?

– Ну да. Погоди, ты еще не видел задний двор. Я развесила лампочки вокруг всего катка.

– Нет, ну как вам это нравится, – гордо улыбаясь, сказал отец.

Ким вылезла из машины и поспешила обойти ее, чтобы помочь отцу.

Не торопясь они пошли к дому.

– Елка, – счастливым голосом сказал отец, заглянув в гостиную. – С тех пор как вы уехали… я ни разу не ставил елку.

Гарольд сел на диван и, когда Ким включила елочную гирлянду, улыбнулся.

– Красиво.

– Ты будешь ужинать, папа?

Отец покачал головой.

– Честно говоря, я немного устал. – Он попытался встать, и Ким бросилась ему на помощь – Все в порядке, дочка. – Гарольд вышел в коридор и заглянул в кабинет. – Что это? – сказал он, увидев мольберт.

– Ах, это. Я работала в твоем кабинете. Ты не против?

– Нет, конечно. – Отец вошел и включил свет. – А что ты пишешь?

– Ну, вообще-то это подарок тебе на Рождество.

Он улыбнулся.

– Можно взглянуть?

– Ты не хочешь ждать?

Отец виновато посмотрел на дочь:

– Я не видел ни одной твоей работы.

Она подвела его к мольберту. Горделивая улыбка расцвела на лице Гарольда.

– Как красиво! Необыкновенно красиво!

– Тебе правда нравится? – спросила Ким, следя за выражением его лица. Она опасалась, что ему не понравится, ведь не все любят абстрактное искусство.

– Очень, очень нравится, – с неподдельным восхищением сказал отец.

Он дотронулся до холста, и тот слегка накренился. За ним стояла еще одна картина.

– А это что?

– А, это я нарисовала просто так.

Отец взял картину в руки и стал рассматривать. Яркие, почти слепящие краски выстреливали из большого красного сердца разноцветными лучами.

– Мне нравится. Похоже на фейерверк.

Ким неловко засмеялась.

– Вообще-то я начала рисовать эту картину для Тони.

Хотела подарить ему на Рождество. Не знаю почему, но я все-таки закончила ее. Наверное, думала, что это поможет мне вычеркнуть его из своего сердца.

– Ну и как, удалось? – спросил отец.

С грустной улыбкой она отошла от мольберта.

– Пойдем, папа. Я помогу тебе подняться наверх.

– Папа, тебе чего-нибудь принести? Тебе удобно?

Отец сочувственно посмотрел на дочь. Со вчерашнего дня Ким носилась по дому как заведенная: готовила завтрак и ленч, взбивала подушки, замораживала лед. Он любил ее и потому не хотел доставлять ей лишних хлопот.

– Удобно, – сказал он. – Послушай, я не хочу, чтобы ты весь день сидела со мной как привязанная. Сходи куда-нибудь… подыши свежим воздухом. Тебе это будет полезно. – Гарольд помолчал. – Делай то, что тебе нравится. Кажется, так говорят?

– Так говорили двадцать лет назад, – засмеялась Ким.

– Все равно я не хочу, чтобы ты весь день сидела дома и ухаживала за мной.

– Ну ладно, – подумав, согласилась она. – Я хотела сбегать в магазин…

– Вот и беги.

Ким посмотрела на часы. Четыре.

– Я только до углового…

– Иди-иди. Развлекись чем-нибудь.

– Постараюсь, – пообещала Ким, снимая с вешалки пальто. Но про себя подумала, что поход в магазин вряд ли можно назвать развлечением. Интуиция подсказывала ей, что сейчас там полно народу. Но поскольку она решила приготовить настоящий рождественский ужин, ей был необходим клюквенный соус, а для клюквенного соуса требовалась клюква.

– И не следи за часами, – велел отец.

– Ладно, ладно. – Она махнула на прощание рукой и вышла на улицу.

Отец засмеялся ей вслед.

Ким проталкивалась по узкому проходу через толпу, зажав под мышкой два пакета свежей клюквы. При виде длинной очереди к одной-единственной работающей кассе из груди ее вырвался тихий стон. Она заняла очередь и нетерпеливо покачивалась с пятки на носок, как вдруг увидела знакомое лицо. Только этого не хватало! Дженни! Женщина катила перед собой доверху нагруженную тележку. На сиденье для детей вертелся ребенок.