Скоморох

— Куда прешь! Стой! — Сторож хлестнул плеткой незадачливого пастуха.

— А теперь двигай! — И хлестнул снова.

Смерды безропотно сносили все. Но Радиму не особенно улыбалось получить поперек спины, поэтому он сразу понял, зачем Умилка поспешила заслониться от сторожей медленно бредущими буренками. Скоморох проделал то же самое. Однако ростом и статью Ра-дим значительно отличался от Умилки. Девушка прошмыгнула незамеченной, а вот скомороха сторож приметил.

— Стой! Куда?! — Сомнений не было, что обращаются к Радиму. — А ну, сюда!

Радим подчинился. Когда заслонявшая скомороха корова прошла мимо, сторож ухмыльнулся:

— Хотел нестеганым пройти, смерд? Ух, закачу по полной.

Свистнула плеть. Скоморох выгнулся, и она прошла мимо.

— Ах, ты! — Сторож ударил снова, целя в лицо. Радим наклонился, потом выпрямился. Задержка из-за упражнений с плетью привела к тому, что за спиной скомороха стала скапливаться толпа. Поднялся ропот — люди спешили на торг. Второй сторож, похоже, не разделял настроения соратника, поэтому вмешался в замятию.

— Брон, хватит. Посадник недоволен будет, если вирники придут, а на торгу никого нет. Пусти его.

— Ладно, — нехотя согласился первый сторож. — Только я тебя запомнил, смерд. Ловчить вздумал! Жди в граде — замещусь, разыщу тебя. В голосе сторожа прозвучала неприкрытая угроза. Радим тяжело вздохнул: умеет же он находить неприятности на ровном месте. Скомороха толкнули в спину, и он поспешил к ожидавшей в воротах Умилке. Отроковица широко улыбнулась:

— А ты — герой!

— Ох, лучше бы я им не был.

— Чего так?

— Жилось бы в удовольствие.

По Торговой улице, мимо усадеб Словенского Конца, Радим и Умилка прошли на Торжище. Чего здесь только не продавали! Скоморох не помнил града, где бы он видел такое скопление делового народа. Даже в стольном Киеве было спокойнее. Там протиснуться между палатками было просто. В Новгороде же местами возникали такие заторы, что Радим опасался застрять в них надолго. Иноземцев кругом было немерено. Каждый второй был одет либо по-гречески, либо по-франкски, а кое-кто носил вовсе незнакомое Радиму платье. Продавали мыслимое и немыслимое. Наряду с молодым зерном и откормленным скотом, тонкими паволо-ками и причудливыми височными кольцами, торговцы предлагали пестрых заморских птиц и шкуры диковинных зверей, прозрачные кувшины с разноцветными жидкостями и исписанное рунами оружие.

— Скорее сюда! — Умилка дернула Радима за рукав.

Она тащила его за одну из палаток. Там девушка опустилась на корточки, жестом приказав скомороху сделать то же самое.

— Что? Что такое?

— Смотри, едут!

Через толпу пробирались двое вершников в длинных синих плащах. Они внимательно вглядывались в суетящихся людей, время от времени покрикивая на тех, что мешали проезду. Судя по длинным мечам в кожаных ножнах и драгоценным гривнам на шее, это были не простые новгородцы.

— Кто такие?

— Гриди бискупли! Тебя ищут!

— Ты их знаешь?

— На плащи глянь. Бискуп нарочно другим синий цвет носить запретил. Чтобы боялись, как увидят.

Вершники проехали мимо. Умилка поднялась на ноги:

— Пошли! Нам мимо Готского двора. Хоть бы там гридей не было.

— Пошли…

Радим еле поспевал за верткой Умилкой. Один раз он чуть не сшиб зазевавшегося торговца вяленой рыбой. Тот рассыпал товар, и вслед скомороху полетели ругательства. Когда они потонули в рыночном гомоне, спутники уже стояли на берегу Волхова. От увиденного у Радима расширились глаза.

— Вот это да!

— Не зрел такого? Верно говорят, ни в одной земле такого чуда нет, — заявила Умилка.

Через великую реку тянулся длинный деревянный мост. Он покоился на десятках толстых дубовых столбов. Настил был положен на такой высоте, что под ним проходила большая ладья с отомкнутой мачтой. Даже в стольном граде Киеве Радим не видел ничего подобного. Днепр никогда не мостили. Водная гладь широка, течение могуче. Как только держится это чудо?

На левом берегу Волхова виднелся детинец. Толстыми дубовыми городнями он опирался на высокую каменистую осыпь. Множество вежей грозно смотрело узкими бойницами на реку. Высоко над стенами сверкали золоченые купола Святой Софии. Совсем как в Киеве. Недаром Новгород кличут полуночной столицей. Есть чем очи порадовать.

У моста стоял вирник в синем плаще и собирал плату.

— Одна резань! Одна резань! Не стесняйтесь, проходите! В Святой Софии скоро к обедне зазвонят! Торопитесь, люди православные!

Радим вопросительно посмотрел на Умилку. У него не было и резани.

— Мы через мост не пойдем, — заявила девушка. — Княжье дворище, где посадник бытует, на этом берегу. Вон частокол за площадью видишь?

— Вижу.

— Нам туда.

Княжье дворище, известное как Ярославово, было крепким острогом. Ограда в два человеческих роста плотно окружала многоярусный терем и хозяйственные постройки. Поодаль виднелась небольшая церковь. Она была посвящена Святому Олаву, королю и крестителю Норги, много лет назад попытавшемуся вернуть власть над своей страной с помощью великого князя Ярослава, но павшему в битве.

— Мы пришли. Вот хоромы посадника.

— Благодарствую, Умилка. Чем смогу, отблагодарю. Хочешь, приходи сюда завтра поутру. Думаю, я разживусь чем-нибудь у боярина.

— Не надо, Радим. Братья и так много у тебя отняли.

— Значит, мы больше не увидимся? Радиму отчего-то стало грустно.

— Все может статься… Прощай, Радим!

— Счастливо, красавица!

Умилка шмыгнула между прохожими и затерялась в толпе. Радим, тяжело вздохнув, постучал в калитку.

— Кто таков? — спросил привратник — дюжий детина в железном доспехе.

— К боярину. Слуга его верный Радим пожаловал.

— Первый раз о таком слышу.

— Я в Новгороде доселе не был. Потому обо мне и не говорили.

— Ты из каких краев?

Радим задумался — аи впрямь, из каких он краев?

— Из земли низовской. Пусти меня к боярину, он все тебе скажет, ежели захочет.

Привратник хмыкнул, оглядел скомороха с ног до головы и освободил проход.

— Эй, малой! — крикнул он холопчонку. — Проводи человека к боярину. Он сейчас плотничает.