Скоморох

— Смотрите! — воскликнул Бождай.

Все повернулись в указанную сторону. Из леса выходило сильное войско. На ветру трепетало алое знамя с серебряным трезубцем. Доспешная дружина шла вперемешку с полуголыми татями. Они разнились одеждами, но походили лицами, вернее отсутствием лиц. Безликое войско молчаливо окружило холм.

Ропот пробежал по рядам ратников, сгрудившихся у креста.

— Когда он успел обратить всю дружину? — Удивление вперемешку со страхом сквозило в голосе Ра-дима.

— Дурное дело не хитрое. Щербатый угощал в княжьем стане не одного государя.

— Да помогут нам боги совладать с такой силищей…

— К бою! — скомандовал Сигват. — Живо!

— Мы так не договаривались… — покачал головой Стриг.

— Это ж княже, — признал вершника в алом плаще Бождай. — Вы против него замыслили?

— Ты узнал его в лицо? Нет? Значит, это не князь, а кто-то в его одеждах.

— Я не ведаю, почто все напялили личины, но стяг — княжий. Это Владимир Ярославич, сто лет ему здоровья.

— Князь очарован, — пояснил Радим. — Надо скорее расправиться с бесом, тогда злая волшба уйдет. Рубите!

— Мы не пойдем супротив князя, — твердо ответил Бождай. — За мной, ребята! И не пробуйте нас остановить!

— Глупцы! Они побьют вас! — предупредил Сигват.

— Не раньше, чем вас!

Люди Стрига и Бождая попятились с вершины холма. Сигват остановил своих норманнов, которые было заступили им дорогу.

— Пусть идут!

— Греш-шники! Примите причаш-штие и ш-пасе-тесь!

Стриг и Бождай не стали слушать распятого. Вложив оружие в ножны, они с поднятыми руками отправились навстречу выступающей из леса рати.

— Рубите! — снова крикнул Радим.

— Вы прикройте щитами, а вы за топоры, — скомандовал Сигват, и на крест снова посыпались удары.

— Разреши нам уйти, — взмолился Яков. — Они убьют нас.

— Иди, коли жизнь недорога.

Купцы медленно двинулись от норманнской дружины. Если бы они были чуть расторопнее, то, несомненно, пали под ударами татей, ибо те не собирались вступать в переговоры.

— Мы с миром! Прости нас, княже! — сказал Стриг. В тот же миг он был насажен на рогатину.

Тати с яростной решимостью бросились избивать сдающихся. Половина ратников пала сразу. Другая успела прикрыться щитами, вступив в неравную схватку. Из кровавой кутерьмы выбраться не удалось никому. Яков и Сара быстро отступили за щиты норманнов.

— Ш-шмерть греш-шникам!

Толпа татей с криком и гамом бросилась в атаку. Лучники успели выпустить лишь по две стрелы, а войско беса уже приблизилось на бросок копья. Норманны метнули сулицы. Первый ряд татей повалился в грязь, но его место тут же заступил следующий.

— Не успеваем, — тихо проговорил Радим, глядя на неглубокие надрубы.

— Умрем достойно. Вальгалла ждет нас, — сказал Сигват и, откинув щит, взял одной рукой меч, другой секиру.

— Боже спаси и сохрани! — Армен упал на колени. Неистово крестясь, он запел псалмы на греческом языке.

— Веревка! — внезапно вспомнил Радим. — Закинем ее на верхушку и дернем! Надо повалить крест!

Он начал рыться в своем дорожном мешке. Внезапно его рука наткнулась на сосуд с огненной водой. На мгновение скоморох замер, раздумывая, потом решительно полез за кресалом. А потом плеснул огненной водой на распятого.

— Ш-што ты делаеш-шь, греш-шник!

— Тебя извожу, бес гадливый!

Чиркнуло кресало. Искры не долетели до пропитанной жидкостью набедренной повязки.

— Греш-шник! Ош-штановиш-шь!

Радим улыбнулся. Кресало чиркнуло снова. Искра слетела с камня. Легкое дуновение подхватило ее, неся к распятому человеку. Крошечный огонек закружился в воздушном вихре. Потом он упал на крест. Когда искра коснулась пропитанной огненной водой материи, повязка на чреслах вспыхнула ярким пламенем. Езус жутко зашипел, дергаясь всем телом. — Это тебе за Валуню! Это тебе за всех наших! В тот самый миг, когда пламя охватило крест, первые рогатины коснулись щитов обороняющихся — и вдруг тати, как один, повалились на землю. Жутко заголосили, воя, как дикие звери. Личины вмиг почернели, покрылись трещинами. Безликие пытались оторвать гниющее дерево от лиц, но тщетно. Оно крепко держало своих рабов. Норманны замерли, затаив дыхание. Враги корчились у их ног, не будучи поражены оружием.

— Что это?

— Мы победили… — сказал Радим, вытирая пот со лба.

— Ты победил, — Сигват сжал его в крепких объятиях.

Обгоревший до костей, Езус шипел, издавая нечеловеческие звуки. Его язык превратился в пепел, в глазницах играл огонь, но скелет продолжал голосить. Треснул позвоночник. Череп склонился на грудь, а затем сорвался и рухнул на землю. От удара он раскололся и выпустил наружу столб дыма. Выгоревшие мозги просыпались золой. Потом все стихло.

Небо просветлело. Ветер стих. Над горой повисла необычная тишина, прерываемая лишь треском объятого огнем креста.

— Магия… Шептун… — проговорил Хельги.

В отблесках пламени холм, усеянный бьющимися в агонии людьми, выглядел куском гнилого мяса, облепленным опарышами. Радиму показалось, что, куда ни ступи, непременно потопчешь чье-нибудь тело.

— Вот и сокровище, Хельги, — сказал Сигват. — Собирай доспехи.

— Там где-то и князь, — заметил Армен. — Какое несчастье!

— Да. Богатая добыча.

Не успели норманны опомниться, как на опушке показалась новая дружина. Бросившиеся обирать тех умирающих, с которых можно было что-то взять, срочно вернулись на вершину. Ратники напряглись, поднимая щиты. Одна напасть миновала, грядет другая?

— Это Остромир! — узнал предводителя Радим. Боярин ехал на вороном коне, укрытом парчовой попоной, запряженном в драгоценную узду. За плечами воеводы колыхался подбитый соболем белый плащ. Ноги, обутые в белоснежные сапоги с золотыми острогами, покоились в узорчатых стременах. Остромир и в бой одевался как на праздник. И чем опаснее был противник, тем дороже убранство. Это Радим слышал от одного калечного чудина, некогда захваченного в полон русской ратью. До того, как угодить в рабство, чудин много воевал, совершая набеги на села, принадлежавшие боярину.