Скоморох

Глава 9

Грим с воинами сопроводили Радима до людской, подождали, пока он собрал все необходимое для представления, и довели до риги. Вооруженный эскорт — это, конечно, почетно, но волей тут и не пахло. Радима явно караулили, опасаясь его побега. С чего бы? Воевода не мог прознать, что скомороху известно о смерти холопа, которую тот пытается скрыть. Не мог он прочитать и его мысли относительно отравления Яна Творимирыча. Зачем же столь плотная опека со стороны самых преданных Эйливу людей?

Недоумение Радима усилилось, когда он очутился в риге. Гостей было значительно меньше, чем во время его первого выступления. Среди оставшихся бодрствовало явное меньшинство. За главным столом сидела одна Параскева, больше из бояр никого не было. За спиной хозяйки стояли мрачный Антипка и усталый Богдан. Почему молодой приятель устал, Радим догадался, когда увидел, как тому поднесли блюдо с окорочками и с каждого срезали кусок. Под буравящим взглядом Антипки Богдан отправил мясо в рот. После паузы окорочка подали на боярский стол. Потом тот же путь проделали блины, жбан кваса, вяленая рыба, орехи, пиво. Боярыня была ненасытна, а вот Богдан явно не привык к такому обильному питанию. Он уже объелся и теперь мечтал о покое.

Летающие факелы, огненные шары, прыжки и кувырки прошли у Радима не столь гладко, как вчера. Пару раз он допустил ошибки при жонглировании, выдохнуть огонь смог только с третьей попытки и, задев скамью в соскоке, ее с грохотом опрокинул. Сделай скоморох то же самое вчера, его бы непременно освистали и выкинули с позором. Сейчас же наблюдавших за представлением было столь мало, а состояние их столь плохо, что лишь раз в Радима запустили моченым яблоком.

Неотрывно следила за кувырками и ужимками только боярская дочь. Она улыбалась самыми кончиками губ, сопровождая цепким взглядом все перемещения скомороха. Радим заметил это и сначала просто растаял от смущения. Потом он понял, что за взором красавицы кроется не восхищение его искусством, а интерес к нему лично. С чего бы так? Боярская дочь будто изучала скомороха, бесстыдно разглядывая его со всех сторон. Радим решил ответить тем же. Он завертелся на одной ноге, подняв вторую на уровень груди. При этом скоморох все время поворачивал голову так, чтобы смотреть на боярскую дочь. Изысканная красота, обольстительное изящество линий… Такого совершенного лица Радим доселе никогда не видел. В груди полыхнул огонь безумной страсти.

Пыл немного остудил взгляд на фибулу на плаще красавицы. Изображение Ярилы было не простым, на нем отчетливо проступал рисунок. Сверху — два больших выпуклых глаза, снизу зигзаг с острыми зубцами. Клыкастый рот? Радиму стало немного не по себе. Таких изображений солнечного бога он еще не встречал.

Параскева была явно недовольна выступлением, но выражать свое мнение прилюдно не стала. Она только поморщилась и занялась жареной дичью. Завершая представление, Радим подкатился к ее столу и негромко произнес:

— Матушка боярыня! Нам надо поговорить с глазу на глаз…

— О чем?

— О потраве.

— Хорошо. Выходи наружу. Я подойду. У дверей Радима встретили Грим и воины. Они окружили его и повели прочь.

— Э-эй! Я пока не собирался никуда идти! Дайте постоять, воздухом подышать.

— Не рыпься! — грозно ответил Грим.

— Ой, нога заболела… Подвернул, верно. Не спешите так, я ж хромаю.

В это время из риги показалась Параскева в окружении челяди. Ее окрик остановил Грима:

— Грим! Веди скомороха ко мне! Тот нехотя подчинился.

— Ступай, Грим, я сама о нем позабочусь.

— У мне слово ярла. Он велел усадить татя в поруб.

— Грим, не смей спорить со мной. Ты знаешь, чем это закончится!

Норманн склонил голову и подчинился. Радим с видимым облегчением покинул круг воинов и приблизился к боярыне:

— Благодарствую, матушка боярыня!

— Излагай свое дело, скоморох. Да не задерживай меня.

— Отойдем чуть в сторону.

— От своих у меня секретов нет.

— Ох, не темни, — заметил Богдан, очередной раз ослабляя пояс после обильного застолья. — Мы тут муку принимаем, а ты чего-нибудь добился?

— Вижу, измучен весь. Щеки какие наел… — Радим дружески похлопал парня по плечу. — Ладно. Слушайте все. Сейчас я такое скажу, что, коли воевода прознает, не сносить мне головы.

— Не бойся. Говори, — Параскева запахнула шубу плотнее, ибо ветер усиливался.

Радим пробежал взглядом по лицам присутствующих, чтобы в будущем знать точно, кому доверил ужасную тайну.

— В эту ночь умер не только Ян Творимирыч, но и холоп, смерть которого воевода велел скрывать.

— И что? Я знаю об этом.

— А видела ли матушка боярыня оба тела?

— Что ты молвишь, скоморох! Нет в том радости — покойников разглядывать.

— Ежели б видела, то поняла, что оба умерли одинаковой смертью. От одной отравы.

— Отравы? — Параскева нахмурилась. — Кто-то решил потравить всех в этом доме?

— Чтоб увериться в правоте моей, надо на Яна Тво-римирыча глянуть. Коли я прав, губы его зелеными будут от яда.

Боярыня раздумывала недолго.

— Нет ничего проще. Я как раз собиралась к святому Клименту идти. Пойдем вместе.

— Можно я тут побуду? А то боюсь мертвецов с детства, — взмолился Богдан.

— В церкву войти боишься? — подозрительно покосилась на него Параскева.

— А то! Там же покойник! Да еще вот Радим говорит, что тот с зелеными губами! Жуть-то какая!

— Ян умер добрым христианином. И нечего бояться. В храме Божьем с тобой ничего не приключится.

Дальнейшие споры были бесполезны. Боярыня в сопровождении свиты направилась прочь со двора.

— Что, понял, как тяжела скоморошья доля? — спросил Радим.

— Ох, не говори. Втравил ты меня. Я думал, с Коло скоморохов дело иметь придется, а тут такое… — Богдан похлопал себя по пузу. — Может, подменишь меня на денек? Отъешься. А то вон какой худой…

— Не, Богдан. Я ж обещал боярыне отравителей выискать. Вот на след напал. Негоже посередь поля борону бросать.

— Ого, землепашец-следопыт… Кашу тут, между прочим, готовят чудную. Пальчики оближешь.

Церковь Климента Римского представляла собой высокий сруб, увенчанный широкой маковкой из блестящей меди. С трех сторон были пристроены небольшие клети. Первая служила преддверием, две прочие — отдельными молельнями. Войдя внутрь, Радим очередной раз подивился богатству христианских храмов. Все здесь сверкало золотом и яркими красками. Более двух Дюжин восковых свечей освещали убранство церкви, не оставляя в ней места для темных уголков. В центре, у алтаря, на помосте, покрытом алой паволокой, лежало тело Яна Творимирыча. Он был одет в парадные одежды, включавшие богатую, парчовую шубу и горностаевую шапку. У ног покойника стоял большой кувшин вина и лежал круглый каравай хлеба. В изголовье пресвитер в длинной белой столе, зеленой фелоне с омофором, расшитым черными крестами, шептал молитвы на греческом языке. Вдоль стен на коленях стояли те, кто пришел попрощаться с боярином.