Страница 2 из 37
...За время моего отсутствия кое-что в порту изменилось. Слева за белоствольной рощей воздвигалось некое ребристое сооружение, отсвечивающее плоскостями густо-медного стекла, и исчезла наконец архаическая решетчатая платформа монорельсовой станции вместе с уходящими вдаль дугообразными опорами. Сколько лет шли разговоры, что пора ликвидировать это техническое чудо начала века, и вот, значит, дошли руки. Еще что-то исчезло из жизни постоянное, с детства привычное...
Вместо монорельса в глубину леса уходила тонкая серебристая полоска волновода, над которой бесшумно скользили плоские, с закругленными гранями вагоны на гравимагнитной тяге, или, как их называют во всем мире, «эмбрусы».
Проходя через площадь, и потом, стоя на посадочной аппарели, я, чтобы отвлечься, занялся своим любимым делом – наблюдением за окружающими, систематизацией и анализом. Кто эти люди, куда и откуда едут, зачем... Игра, конечно, но отнюдь не бесполезная. Тренировка воображения и проницательности. Да вдобавок та или иная колоритная фигура может в будущем стать необходимым элементом очерка или рассказа.
Вот, к примеру, немолодой седеющий мужчина, кирпично-загорелый, с массивной изогнутой трубкой в зубах – скорее всего бизнесмен средней руки из Южной Африки. Брахман в бежевом костюме – не иначе как представитель Юнеско, плотная группа японцев – просто туристы...
При таком экспресс-анализе все идет в ход: обрывки разговора, манера поведения, наклейки на чемоданах, покрой одежды...
А это уже интереснее – две откровенно русские девушки в ярко-красочных, абсолютно прозрачных платьях. Безусловно, последний крик моды. Когда я улетал, такого еще не было. Причем вся хитрость в том, что ткань преломляет свет очень специфически – видно все и в то же время ничего, как если бы созерцать Венеру Милосскую через колеблющуюся газовую накидку. Так сказать, не конкретные тела, а обобщенные образы. Но – весьма! Куда интереснее, чем на самом деле...
Впрочем, мне сейчас, после года-то, все в этом смысле интересно. Вон тоже великолепный экземпляр, а вот еще..... Я проводил взглядом очередную, вызывающе роскошную красавицу, чуть даже повернулся, чтобы не выпускать из поля зрения ее окруженных пышной бело-лиловой юбкой ног и...
То, что я увидел, напрочь отбило все грешные мысли.
Он стоял шагах в десяти-двенадцати от меня, в центре сгущающейся к краю перрона толпы, удивительным образом не сливаясь с ней.
Наверное, прежде всего меня удивил его костюм. Не то чтобы слишком необычный, но здесь неуместный. Грязноватый, оливково-желтый, похожий покроем на тропическую ооновскую униформу, хотя и без погон и нашивок, гармонично дополненный высокими ботинками со следами рыжей грязи. Я мельком подумал, что парень не иначе как дезертир, а может, и новая разновидность против чего-то протестующих... Или наоборот. Потом я увидел его лицо, неестественно, необъяснимо бледное, обрамленное растрепанной прической и бородой, тоже странного, серовато-пыльного цвета, будто припорошенными цементом.
Да и это все – пустяк. И не такое видеть приходилось. А вот что меня действительно поразило – выражение его лица и глаз. Они-то и задержали мое внимание, ничто другое. Честно, такого я в жизни своей еще не встречал. Лицо было абсолютно, запредельно отрешенное... Хорошо исполненная маска человека, чуть-чуть более живая, чем в музее мадам Тюссо, и ровно настолько же более страшная.
И глаза, вот именно глаза... Словно после атропина – чуть навыкате, влажно блестящие, с распахнутыми до упора зрачками...
Может, новый вид наркотика? Я передернул плечами, отвернулся, постарался вновь поймать взглядом ту самую красавицу. Поздно, она уже бесследно затерялась среди десятков спин и затылков. С легким шелестом подплыл очередной вагон. Перешагивая через невысокий порог, я машинально оглянулся. Лучше б я этого не делал.
Столкнувшись с невидящим, абсолютно пустым взглядом того самого парня, я испытал ощущение, какое бывает, когда вдруг наступишь босой ногой на крупного таракана, и он хрустнет этак...
Вагон уже летел среди белых стволов берез и ржавых кустов боярышника, а я все никак не мог подавить тошноту и омерзение. Но постепенно отпустило. Я огляделся.
Рядом со мной оказался сухой жилистый старик никак не моложе ста лет, а напротив – уже упоминавшиеся девицы-студентки в прозрачных платьях. Я обрадовался такому удачному соседству, поскольку размышления о тенденциях современной эротической моды позволяли счесть все предыдущее не столь уж важным.
Девушки перешептывались и пересмеивались, старик углубился в потрепанную толстую книгу, а я, откинувшись на спинку и чуть прикрыв глаза, смотрел то на девушек, то на пролетающий за прозрачной стенкой пейзаж.
Старик перелистнул страницу. Незаметно повернув голову и скосив глаза, я заглянул в книгу. К моему удивлению, это были стихи.
...Позабыть на одну минуту,
Может быть, написать кому-то,
Может, что-то убрать, передвинуть,
Посмотреть на полет снежинок,
Погадать – додержусь, дотяну ли,
Почитать о лихом Калигуле.
Были силы, но как-то не вышло,
А теперь уже скоро крышка...
Интересные стихи. Неужели ему приятно их читать? Хотя, с другой стороны, что я могу знать о психологии такого возраста? Это ведь только кажется, будто впереди – бесконечная жизнь. На самом деле – пролетит время, и настанет момент, когда до могилы считанные дни, и, может быть, вспомнится вдруг именно сегодняшний день и древний старец с его книгой, и останется только затосковать о бесследно промелькнувших днях и годах...
От таких перспектив настроение снова начало падать. А старик уловил мой взгляд и не слишком деликатно закрыл книгу, навсегда лишив меня возможности узнать, чем закончил неведомый автор, судя по стилю и лексике, середины прошлого века.
За стеной вагона кончился лес и потянулось то, что когда-то называлось ближними пригородами. По обе стороны, сколько хватал глаз, стояли ряды 25-30-этажных бетонных коробок, давным-давно заброшенных. Бывшие улицы и дворы густо заросли кустарником и хилой древесной молодью, наперегонки пытающейся дотянуться до солнца. Кое-где растительность закрепилась и на крышах, и в проемах выбитых окон.