Сын шевалье

Итак, можно было спокойно уходить — сын Пардальяна выдержал испытание с честью. Шевалье заложил кирпичами отверстие, вышел через известный нам карьер у подножия холма Пяти Мельниц и поспешно, решительно, с присущей ему при некоторых обстоятельствах суровостью на лице направился к городу.

— Ну, господин Аквавива, посмотрим, кто кого! — твердил он про себя.

Примерно в то же самое время — было начало восьмого утра — Сен-Жюльен вернулся поджидать Жеана у заброшенного карьера.

Жеан же спокойно и методично приводил в пещере все в порядок — даже тщательнейшим образом утоптал землю под лестницей, чтобы скрыть малейшие следы лопаты. Работа была трудная, утомительная и заняла целый час. Так что неудивительно, что юноша почувствовал себя совершенно разбитым и решил поспать.

Проснулся он около одиннадцати утра, бодрый и свежий — крепкий сон восстановил его силы и уверенность в себе. Разум Жеана избавился от невыносимого бремени. Он радостно расхаживал по пещере и что-то насвистывал.

Юноша разжег костер, поджарил себе яичницу, отрезал большой кусок ветчины, несколько ломтей колбасы и съел все до последней крошки — ни горе, ни опасность, ни переживания никак не сказались на его аппетите. Хлеб был, правда, черствоват, но зато вино холодное и такое отменное, что и мертвого поставило бы на ноги. Позавтракав, Жеан почувствовал себя сильным, как Самсон.

— Должно быть, сейчас около полудня, — решил он. Лицо его стало невыразимо нежным — как всегда, когда он думал о Бертиль, — и юноша сказал тихонько:

— Пойду к ней!

Он вышел из пещеры. Сперва Жеан продвигался осторожно — пробовал землю под ногой, вглядывался острым взором в окружающие предметы, внимательно прислушивался, держа руку на эфесе шпаги… Но понемногу юноша успокоился и ускорил шаг.

У выхода из карьера он осмотрелся кругом — никого — и привычной пружинистой стремительной походкой направился на улицу.

Однако сделав шага три-четыре, Жеан вдруг беспомощно вытянул вперед руки и громко закричал: земля ушла у него из-под ног.

Стремглав полетел он в бездонный колодец… И вновь из его груди вырвался вопль:

— Бертиль!

Удар о землю был страшен; Жеану показалось, что он сломал обе ноги. На какой-то миг он замер неподвижно; внутри все страшно болело; помраченный рассудок заполонило несказанное удивление: неужели после такого удара он все еще был жив?!

При падении юноша зацепился головой о выступ скалы; он лежал без сознания, по щеке текла, заливая все лицо, тонкая струйка крови…

Сен-Жюльен и его люди, выбравшись из своих укрытий, тихонько, точно жабы, поползли к колодцу… Сен-Жюльен заглянул вниз, прислушался, оскалился в отвратительной кровожадной усмешке и удовлетворенно прошептал:

— Вот и все! Больше этот мерзавец никому не навредит!

И, повернувшись к своим людям, отрывисто приказал:

— Вы знаете, что делать. Начали!

И снова куда-то умчался, а его подчиненные засуетились вокруг колодца.

Шпион же Леоноры вернулся к капелле Святого Мученика, где его терпеливо поджидал байи с шестью стражниками. Сен-Жюльен кратко и властно сказал:

— Ступайте!

И байи во главе своего маленького отряда отправился вперед — он, конечно, тоже знал, что делать.

Сен-Жюльен немного отстал от них. Он шел как ни в чем не бывало, изображая праздного гуляку, который любуется природой…

Байи спустился по тропке к кресту, повернул налево, потом направо и двинулся улицами Монмартрского предместья.

Глава 68

ТЮРЬМА ФОР-О-ДАМ

И что же тем временем происходит в доме Перетты-милашки?

Настал полдень — как раз в этот час Жеан Храбрый собирался отправиться к невесте…

Мы в рабочей комнате небогатой парижской работницы; эта мастерская служит и гостиной, и столовой. У распахнутого окна, куда вливаются волны солнечного света и ароматы цветущего сада, сидит Бертиль.

Перетта, засучив рукава по локоть, орудует огромным утюгом — гладит белье своих клиенток. Почтенная Мартина — служанка и подручная — убирает со стола: девушки только что позавтракали.

Простая комната оживлена присутствием двух изящных юных созданий — одно очаровательнее другого. Они веселы и беспечны; все дышит тишиной и благополучием…

— Перетта, — раздался певучий голос Бертиль, — зачем вы так усердно взялись за работу? Неужели нельзя немного отдохнуть? Ведь вы же больны, за завтраком ничего не ели…

Перетта серьезно, без малейшего намека на улыбку ответила:

— Бедным людям всегда нужно работать.

— Но послушайте! — взволнованно отозвалась Бертиль. — Я, конечно, не богата, но и не так бедна! Моих средств хватит, чтобы всем нам спокойно прожить. Я не могу видеть, как вы надрываетесь!

— Что вы такое говорите, сударыня? Ответьте лучше, зачем это ваши тонкие пальчики так прилежно трудятся над вышиванием?

— Мне же это нравится! — засмеялась Бертиль.

— Вот и мне нравится, — ответила Перетта, а про себя добавила: — За работой любое горе забывается…

Потом хорошенькая прачка опять обратилась к Бертиль:

— А знаете, мадемуазель, вы ведь прекрасная вышивальщица. Я вам точно скажу: многие знатные дамы дорого дали бы за тот шарф, что сейчас у вас в руках.

— Конечно! — опять засмеялась Бертиль. — Но они его не получат ни за какие деньги — он уже обещан!

— Господи Иисусе! — удивилась Перетта. — Кому же?

— За покупателем далеко ходить не надо… Милая Перетта, разве плох он будет, к примеру, на вас?

— Ох! — так и вздохнула Перетта. — На мне? Да это же убор придворной дамы! Разве пристало его носить бедной девушке вроде меня?

— А что? — удивленно спросила Бертиль, лукаво улыбаясь. — И вообще: хотите ли, нет ли, а я его делаю для вас, и вам его придется принять, иначе вы меня так обидите, что я ни за что вас не прощу.

Она вскочила и бросилась горячо целовать Перетту; та в ответ крепко обняла ее.

Из этой сценки вы видите, как спокойны были наши красавицы, как всецело полагались на тех, кто днем и ночью неусыпно охраняет их…

О Жеане они почти что не говорили. К чему? Он всегда в их мыслях — и довольно.

В невинных беседах прошло около часа. Сердца девушек были безмятежны, руки же, напротив, прилежно занимались работой.

Но вот раздался стук в заднюю дверь.

— Это господин Жеан так всегда стучит, — расхохоталась почтенная Мартина. — Открывать, барышня, или нет?

И, не дожидаясь ответа, пошла к двери с тем же громким смехом: ей казалось, что она очень удачно пошутила.

Окно мастерской Перетты выходило в другую сторону, так что девушки не могли видеть, кто пришел. Да у них и в мыслях не было ни малейших подозрений — иначе они не пустили бы Мартину открывать дверь. Бертиль с Переттой спокойно продолжали работу…

Вдруг послышался пронзительный вопль служанки. Девушки недоуменно переглянулись и тут же испуганно прижались друг к другу. Внезапно дверь отворилась и в комнату вошел какой-то человек в черном. Он даже не снял шляпы, словно находился у себя дома. За ним виднелись четыре стражника с пиками и в касках с гербом аббатисы Монмартрской. Под окном стояли еще два стражника. Это был байи и его стража.

Хрупкие девушки, увидев все это, застыли от ужаса и еще теснее прижались друг к другу; словно две горлинки в клетке. Перетта пыталась закрыть собою Бертиль…

Байи не кланяясь, как подобает важной персоне, громком голосом заученно объявил:

— Именем госпожи и святой матери нашей Мари де Бовилье, аббатисы Монмартрской, вы арестованы!

Затем он дотронулся до обеих девушек жезлом в знак того, что арест состоялся, и с тем же важным видом обернулся к стражникам:

— Уведите преступниц.

И четыре стражника мгновенно окружили двух юных арестанток.

Бертиль, как вы заметили, была не обделена энергией и смелостью. Она ласково отстранила руку Перетты, высоко подняла голову и заявила:

— Вы арестовываете меня именем госпожи аббатисы? Но какое право на это есть у аббатисы? Имейте в виду, сударь: вы посягаете на свободу знатной особы, ничуть не менее знатной чем та, именем которой вы прикрываетесь. Полиция госпожи аббатисы — не указ мне; я повинуюсь одному королю и буду ему жаловаться.