Капитан

– Ах, я отдал бы пять лет жизни, если бы это случилось уже сегодня вечером, сир! – простонал Ринальдо.

Кончини устремился к двери, дабы скрыть, в какое смятение повергло его впервые услышанное обращение – сир!

– Подождите! – поспешно вскричал Ринальдо. – Это еще не все!

– Что такое? – недовольно обернулся маршал.

– Монсеньор, – зашептал Ринальдо, – когда вы признались, что дочь герцога Ангулемского вас ненавидит, я ответил вам: «Она вас полюбит!» Когда вы сказали, что она вами пренебрегает, я ответил: «Отомстите!» Монсеньор, я принес вам месть вместе с любовью. Вот что я раздобыл у Лоренцо, торговца травами с моста Менял.

Кончини дрожащей рукой схватил флакон, протянутый Ринальдо.

– По три капли каждый вечер, – продолжал верный слуга. – В вино, в воду или в липовый отвар, в течение недели… и она полюбит вас. Лоренцо никогда не ошибается. Монсеньор, можете мне поверить, она отдаст вам свое сердце! Она будет вашей!

– Неделя! – прошептал Кончини, вспыхнув. – Семь дней! Семь веков! Пусть так! Мне удалось под купить служанку, приставленную к ней королевой. Сегодня же вечером мы начнем!

И Кончини бросился во двор, где его ожидала карета.

– В Лувр! – приказал маршал, сев в экипаж. Карета тронулась с места и понеслась по мостовой в сопровождении эскорта из двенадцати дворян.

К тому моменту, когда над Парижем начали сгущаться сумерки, недалеко от моста Менял остановился портшез[8] . Из него вышла дама в черном одеянии; лицо ее скрывала густая вуаль. Женщина приблизилась к одному из домишек, который притулился к нижним перилам почти в самой середине моста. Это жилище производило унылое впечатление. Оба крохотных оконца были наглухо закрыты ставнями, дверь, обитая полосами железа, крепко заперта.

Женщина постучала особым образом, и вскоре послышался шум отодвигаемых засовов, а затем скрежет ключа, поворачивавшегося в замке. Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы можно было проскользнуть в щель, и тут же снова захлопнулась. Лишь теперь дама подняла вуаль; под ней обнаружилось бледное лицо Леоноры Галигаи.

Гостью встречал крохотный человечек, почти карлик – тщедушный и уродливый, но с горящим пронзительным взором; ремеслом этого жалкого создания было изготовление ядов – мановению этих слабеньких ручек подчинялась сама смерть.

Карлика звали Лоренцо. Он был родом из Флоренции и занимался продажей трав: иными словами, торговал жизнью и смертью, ненавистью и любовью. Все парижские тайны брали свое начало в этой лавчонке, пропитанной ароматами сушеных растений, развешенных везде и всюду. Наверху находилась лаборатория, куда, кроме хозяина, не входила еще ни одна живая душа.

Леонора Галигаи и Лоренцо какое-то время пристально смотрели друг на друга.

– Он приходил, – промолвил наконец Лоренцо, – приходил сегодня. Хо-хо-хо! Синьора, вашему благородному супругу не терпится!

– Ринальдо был здесь? – спросила Леонора, вздрогнув. – Ты дал ему то, что хотел Кончини?

– Да, синьора, флакончик с пятьюдесятью каплями драгоценной жидкости… – кивнул карлик. – Котя подождите! Господи Иисусе! Неужели я мог так ошибиться? Да, увы, я ошибся! Посмотрите на эту полочку! Тут стояло два флакона! О, какое несчастье! Кажется, я дал не тот, что нужно.

Взобравшись на табурет, Лоренцо дотянулся до полочки и схватил стоявший на ней флакон.

– Торопитесь, синьора! – вскричал он. – Ах, проклятая рассеянность! Бедная девушка…

– Хватит ломать комедию! – прервала карлика Леонора. – Лучше скажи, какое действие произведет этот яд.

Лоренцо поставил на стол снятую с полки бутылочку.

– Извольте, – сказал он холодно. – В течение недели девушка будет получать по три капли каждый вечер… я дал подробные инструкции Ринальдо. Через семь дней не будет еще ни малейших признаков недомогания. Но в одно прекрасное утро – на десятый день – на лбу или на щеке выскочит крохотный ярко-розовый прыщик. Через несколько дней этими прыщами покроется все лицо – сливаясь, они образуют язвочки. Затем начнут выпадать ресницы, волосы, брови… потом вывалятся зубы. Боли не будет. Небольшая лихорадка, но она скоро пройдёт. Язвочки постепенно подсохнут. Это конец. На месте каждой язвы, возникнет черная дыра. Тогда, синьора, эта девушка – с беззубым ртом, с лысой головой, с кожей в дырах и шрамах – превратится в старуху, мерзкую дряхлую старуху, которой останется только умереть.

Леонора Галигаи с жадностью внимала карлику, хладнокровно живописующему картину страшного разрушения юной красоты. Когда Лоренцо умолк, женщина погрузилась в грезы, наслаждаясь грядущей местью.

– Лоренцо, – промолвила наконец Леонора, – ты создал изумительное зелье. Это подлинный шедевр! Я щедро вознагражу тебя!

Торговец травами, улыбнувшись, пожал плечами.

– Зелье, которое я подсунул Ринальдо, – равно душно заметил он, – это всего лишь детские игрушки. Его знает любая египетская цыганка. Но одним шедевром я могу похвастаться. Этот состав изобрел я! И больше он никому неведом!

Леонора вздрогнула. В ее черных глазах вспыхнуло пламя.

– Вот мой шедевр! – продолжал Лоренцо, любовно беря в руки флакон. – Конечно, аква тофана, которую я, впрочем, усовершенствовал, хороша… вы не раз пользовались ею, саrа signora. Аква тофана убивает, не оставляя следов. О да, есть чудесные яды! Но все они – безделица в сравнении с этой царственной жидкостью, подлинной королевой отравы! Великолепный, совершенный состав, который я изобрел и тайну которого унесу с собой в могилу.

Поставив склянку на стол, карлик добавил:

– Ни слава, ни деньги меня не прельщают. Я жалкий ублюдок, недоносок, отброс творения… Я мог бы упиваться ненавистью ко всему человечеству.

Я мог бы, с помощью могучего ума, дарованного мне природой, достичь вершин власти и богатства. Но мне это не нужно. Я ощущаю прилив гордости и воспаряю духом, когда из моих колб и реторт является на свет новое вещество, когда обретает плоть мечта, порожденная сочетанием божественных цифр. Эта тайна умрет вместе со мной, и никто не пустит в ход яд, работе над которым я отдал десять лет жизни. Испытав его один раз – только один раз! – я брошу флакон в огонь. Впрочем, в любом случае потребовалось бы не меньше года, чтобы раздобыть все необходимые ингредиенты.

8

Портшез – легкое переносное крытое кресло, в котором можно сидеть полулежа.