Украденная любовь

— За нашего капитана и за мир! За то, чтобы когда-нибудь ты обрел его.

Эти слова продолжали звучать в ушах Киприана, когда он бросился с ялика в ледяные воды бухты Сент-Питер. Первый помощник явно вознамерился наставить его на путь добродетели. С тех пор как Ксавье женился на этой бродяжке Ане, он день ото дня становился все более мягким и нерешительным, с точки зрения Киприана. Но если у него теперь такая чувствительная совесть, то это его проблема, и ничья больше. И, в молчании плывя рядом с Оливером к спящему кораблю, скрывавшему его добычу, Киприан приказал себе выкинуть из головы все мысли о Ксавье. Что бы ни думал сейчас его первый помощник, как бы ни относился он в глубине души к его намерениям и мстительным планам, в том, что Ксавье выполнит приказ своего капитана, можно было не сомневаться — Киприан готов был поставить на это собственную жизнь. Да разве им не приходилось держать в руках жизнь друг друга столько раз, что и не сосчитать?

Достигнув правого борта «Леди Хэбертон», Оливер и Киприан некоторое время плыли вдоль него, разглядывая палубу.

— В кормовой части две каюты, — пояснил Оливер. — Его — та, что правее. А вон шлюпка привязана, очень удобно. Придется нам изобразить канатоходцев.

Ухватиться за грубый канат, удерживавший маленькую шлюпку возле высокого корабельного борта, и вскарабкаться по нему наверх было для обоих детской забавой. Оливер лез как мартышка, перебирая всеми четырьмя конечностями, Киприан просто подтягивался на руках. За те годы, что ему пришлось беспрестанно карабкаться вверх и вниз по вантам, мышцы его рук и плеч настолько развились, что этот подъем не составил для него никакого труда.

Они перемахнули через борт и, укрывшись в тени на полуюте, с осторожностью осмотрелись. Несколько раньше Киприан заметил здесь женский силуэт, но женщина, кто бы она ни была, долго на палубе не задержалась. Сейчас тут не было ни души, только в отдалении стоял вахтенный, наблюдавший за берегом и потому не заметивший их появления. Если все пойдет как задумано, мальчишка окажется на борту «Хамелеона» прежде, чем кто-либо поднимет тревогу.

Небо на горизонте озарилось тусклой вспышкой, через несколько секунд послышалось глухое ворчание еще далекого грома. Прекрасно, подумал Киприан, гроза заглушит возможные звуки борьбы со слугой мальчика. От налетевшего порыва ветра его мокрая кожа покрылась мурашками, но он не замечал холода. Время долгожданной мести настало.

Элиза в своей каюте тоже услышала отдаленный рокот грозы. Вскоре последовала новая вспышка молнии, на этот раз громыхнуло гораздо сильнее, и сразу же где-то рядом раздался крик. Это Обри, поняла Элиза. Она села в постели и прислушалась, надеясь, что Роберт сумеет успокоить мальчика. Но Обри вскрикнул снова. Может быть, зайти к нему?

Вновь сверкнула молния, залив тесную каюту мертвенным, призрачным светом, и Элизе стало ясно, что идти придется: кузина Агнес спала сном младенца в своей постели, а вот койка Клотильды была пуста. Раз Клотильды нет здесь, она может быть только с Робертом, а это значит, с упавшим сердцем поняла Элиза, что Обри остался один.

Новый крик, в котором явственно звучал панический ужас, заставил Элизу нехотя вылезти из постели. Она сунула ноги в комнатные туфли из мягкой кожи, накинула розовый стеганый халат и, бормоча проклятия в адрес нерадивых слуг, выскользнула из каюты.

Разумеется, Обри был один. Ощупью отыскивая кровать мальчика в кромешной тьме, Элиза мысленно поклялась, что завтра Роберту и Клотильде придется познакомиться с не самыми приятными сторонами характера молодой госпожи.

— Это всего лишь гроза, Обри. Обычная гроза. Не надо бояться, — ласково сказала она, добравшись наконец до кровати.

Обри сидел в постели и, как только она коснулась его, судорожно обхватил Элизу за талию.

— Ненавижу грозу, — бормотал он. — Ненавижу молнию. Ненавижу гром… — Оглушительный грохот прервал его, он спрятал лицо у Элизы на груди, а она вдруг поняла, почему он так боится грозы. Его лошадь испугалась внезапно налетевшей летней грозы и сбросила его. Та гроза была короткой, но очень сильной, вспомнила Элиза. В их поместье несколько деревьев вывернуло тогда из земли с корнями. А для Обри последствия оказались еще более печальными.

— Ш-ш-ш, — шепнула она, прижав мальчика к себе. — Она скоро пройдет, вот увидишь.

Едва Элиза произнесла эти слова, как в толстое стекло иллюминатора забарабанили первые капли дождя, а затем ливень хлынул стеной, и его шум словно отгородил их от всего остального мира. Худенькие плечи Обри вздрагивали от рыданий, его слезы уже промочили халат Элизы, но она почувствовала перемену, так же как и в погоде за окном: взрыв неистового отчаяния сменился тихой печалью.

Элиза устала стоять, склонившись над кроватью, и села рядом с Обри. Он тут же прижался к ней, рыдания сменились прерывистыми всхлипами.

— Ну вот. Теперь тебе лучше? — спросила она. Мальчик потряс головой:

— Она может вернуться.

— Не думаю, — возразила Элиза. — Молния бывает только вначале. Как только начался дождь, уже не может быть ни грома, ни молний… — Ослепительная вспышка, сопровождаемая нестерпимым грохотом, тут же опровергла ее слова. Оба подскочили от неожиданности, а Элизе показалось, что у нее остановилось сердце. Не раздумывая, она юркнула в кровать и накрыла себя и Обри одеялом с головой. Ростом она ненамного превосходила его, но сейчас он свернулся клубочком в ее объятиях, словно перепуганный котенок, и казался таким маленьким! Рядом с ней он, по-видимому, чувствовал себя немного спокойнее. Постепенно, пригревшись в своем гнездышке, Элиза и Обри перестали обращать внимание на бушевавший снаружи шторм, раскачивавший стоявший на якоре корабль.

Некоторое время слышался лишь шум дождя, да порывы ветра ударяли в окно. Вдруг Обри прошептал:

— Расскажи мне сказку.

— Сказку? — удивилась Элиза. — Но я не знаю никаких сказок.

— Сказки все знают, — заявил Обри. Элиза вздохнула:

— Ну хорошо… Давным-давно жил-был маленький мальчик, который не хотел расти…

Она вспоминала обрывки старой сказки, которую ей когда-то рассказывала одна из ее сиделок. Там было что-то о волшебном острове, где мальчики не вырастали большими, если не хотели, но потом им приходилось сталкиваться с последствиями своего решения и сожалеть о нем. Элиза говорила шепотом, медленно, то и дело останавливаясь, чтобы припомнить продолжение или наскоро придумать его самой.

Прошло не так уж много времени, и Элиза поняла, что Обри уснул. Дыхание его сделалось тихим и ровным, встрепанная голова, лежавшая на ее плече, отяжелела. Девушка прервала свой рассказ и не удержалась от улыбки. На самом деле Обри был милым ребенком. Она не слишком хорошо знала его до несчастного случая, потому что всякий раз, когда родители Обри собирались куда-нибудь с визитом, он предпочитал убегать в поле или на конюшню, но в общем это был довольно славный мальчуган. Просто случившееся с ним несчастье испортило его характер.

Элиза прикоснулась губами к его горячему лбу и в глубине души вознесла пламенную молитву к небесам. Пусть жаркое солнце Мадейры пойдет на пользу его ноге, пусть поможет ему исцелиться и телесно, и духовно.

И пусть у нее когда-нибудь будут свои милые детишки.

Девушка зевнула и улыбнулась, дивясь себе самой. Надо же: всего три дня прошло, как она сбежала от своего жениха, а теперь мечтает о детях, которые у них могли бы быть.

Она осторожно подвинулась, сняв голову Обри со своего плеча. Тот пробормотал что-то нечленораздельное и свернулся калачиком у нее под боком. Элиза не спешила покидать его постель. Снаружи хлестал дождь. Она понимала, что нужно вернуться в свою каюту, но здесь было так тепло, так уютно, и ей так хотелось спать…

Элиза спала и видела во сне детей, которые бегали по цветущему лугу, а она со смехом играла с ними в догонялки. Но чудесный сон вдруг оказался грубо нарушен — чьи-то сильные руки отбросили одеяло и сдернули ее с кровати.