Предел

Он никак не думал, чтобы кто-то в этом городе мог оказаться в столь плачевном положении. Месячная выдача худо-бедно обеспечивала существование даже шестирякам.

— В начале каждого месяца приходит один мерзавец и отбирает все до последнего красного, — вздохнула девушка.

— Муж?

— Не совсем. Но все равно бьет, если я не хочу переводить пункты на его Ключ.

— Ты пыталась подать жалобу в полицию?

— А какой толк? Он на них работает. Они пользуются его услугами, он им нужен, и они никогда не поступят с ним плохо. Его целыми ночами не бывает дома, он почти не живет со мной, ему наплевать, что квартирные не уплачены.

— Ничем не могу тебе помочь, — развел руками Снеер. — Сам не знаю, где буду спать сегодня.

— Ничего, обойдется, — улыбнулась девушка. — Не сегодня, так завтра вынырнет кто-нибудь с несколькими пунктами. Как говорится, пока Ключ в руке — в сердце надежда. Хуже, когда даже Ключа нет. Вот тогда-то и разверзается геенна огненная. Я знаю, у меня однажды украли. Последнее время, кажется, все чаще воруют. Пока человек получит новый, сдохнуть можно из-за ихней бюрократии.

Еще более удрученный жалобами девушки, Снеер ускорил шаги, чтобы поскорее попасть в знакомые, дружественные районы центральной части города. Сокращая путь, он свернул с главной магистрали, проходящей широкой эстакадой над низкими домами древней застройки. Забрался в узенькие улочки старого района и уже спустя минуту пожалел, что не держался хорошо освещенной артерии.

— Эй, мистер! — услышал он за спиной тонкий детский голосок.

Он обернулся. Паренек лет десяти, не больше, шел следом на расстоянии нескольких шагов.

— Чего тебе? — Снеер украдкой огляделся по сторонам.

— Купи шоколадку. За углом есть автомат.

— Понимаешь, — Снеер дружелюбно улыбнулся мальцу, — так получилось, что у меня стащили Ключ.

Обескураженный мальчонка молча стоял перед ним. Видимо, на такой случай его не проинструктировали.

— Ну почему ты не хочешь купить ребенку шоколадку? — произнес чей-то голос из мрачного подъезда дома. — Научить тебя вежливости?

Из темного проема вышел высокий, широкоплечий парень. За ним еще двое, пониже ростом и не такие видные. Зато в руках у них были металлические прутья.

— Я же сказал, что у меня нет Ключа, — буркнул Снеер, делая шаг им навстречу. — Не веришь? На, ищи!

Дылда нерешительно приблизился.

— Только без фокусов! — неуверенно предупредил он.

Чувствовалось, что у него нет навыка. Он ощупал спокойно стоявшего Снеера, проверил все карманы и кинул дружкам:

— Нету!

— Брось, — посоветовал один из них. — Может, фараон.

— Я знаю тут всех стукачей, — проворчал высокий. — Ты кто такой?

— Пожалуй, лучше тебе не знать, сыпок, — процедил Снеер, — а то еще помрешь со страха.

Парень мгновение колебался, потом отступил шага на два.

— Ну, лады, лады, — примирительно сказал он. — Дела не было.

Снеер развернулся на пятках и, не оглядываясь, не очень быстро пошел в сторону ближайшей поперечной улицы. Лишь за углом, приметив вдалеке стоящую у тротуара полицейскую машину, облегченно вздохнул.

Номер прошел. Начинающий «выжимала» прекрасно знал, кто — кроме некоторых тайных функционеров полиции — может ходить ночами по улицам Арголанда без Ключа. Будь у Снеера при себе Ключ, приключение неизбежно закончилось бы принудительными покупками.

«Выжималы» обычно не наносили телесных повреждений прохожему, оплачивающему в автоматах заказанные ими товары. Как правило, они ограничивались несколькими бутылками спиртного, двумя-тремя банками пива, какой-нибудь небольшой закуской. Учитывали состояние счета жертвы и не опустошали его до конца. На умеренности требований они строили свою безопасность и ненаказуемость. Клиент, «ощипанный» в меру мягко, как правило, не обращался в полицию, понимая бесполезность жалобы. Разумеется, выжимала никогда не требовал никаких переписей на свой Ключ, и его след обрывался за углом улицы.

Только если жертва отказывалась удовлетворить требование выжималы, дело обычно заканчивалось белее или менее сильными побоями в целях предупреждения потенциальных клиентов. Но и в этом случае установить личность нападавших было чрезвычайно сложно, так как они действовали вдали от мест своего постоянного жительства, где обычно пользовались неплохой репутацией у соседей и тамошних полицейских.

«Уж лучше бы потерять несколько пунктов, только б иметь Ключ! — подумал Снеер. — Хорошо, что они отцепились. Могли бы меня порядком отделать!» Он сыграл рискованно, но эффективно. Внушение подействовало, в их шестиряковых мозгах взыграл страх. Элегантно одетый субъект, прогуливающийся без Ключа по боковым улицам, мог быть обдиралой. Снеер почувствовал озноб, подумав о встрече с настоящим бандитом. Он не знал никого, кто вышел бы невредимым после такой встречи. Об обдиралах иногда говорилось в полицейских сообщениях, поэтому их действия были известны многим.

Обдиральство — процедура, которую не одобряли даже самые дегенерировавшие преступники Арголанда. Обдирала — это вконец выродившийся бандюга, который одним ударом кулака ухитряется убить человека, а потом, пользуясь специальной, только ему известной техникой, тонко содрать кожу с руки покойного — как снимают перчатку.

Обдирала не носит собственного Ключа. На дело идет, принарядившись в приличный вечерний костюм. Обычно в его распоряжении всего одна ночь на то, чтобы опорожнить Ключ жертвы, прежде чем полиция узнает об убийстве и заблокирует счет. Поэтому он не успевает подготовить папиллярную перчатку. Впрочем, ни один уважающий себя «перчаточник» не изготовляет перчаток с мертвой руки, а обдирала никого не берет в компанию. Используя кожу жертвы в качестве перчатки, он до утра ведет активную ночную жизнь в лучших ресторанах, ни у кого не вызывая подозрений.

Возможность использовать чужой Ключ обычно заканчивается на следующее утро, но тогда обдирала уже спит в своей самой надежной малине, набираясь сил для очередной ночной вылазки. Преступник до такой степени анонимен, что в Арголанде не удалось еще ни разу схватить ни одного обдиралы.

Снеер слышал, что порой жертвами обдирал оказывались люди с мизерным содержанием счета. Ведь преступник не проверяет Ключа перед нападением, а жертву выбирает скорее всего по внешнему виду. Поэтому отсутствие Ключа не является защитой от такого негодяя.

Приближаясь к южной части центра города, где полицейские патрули тщательно очищали улицы от подозрительных личностей, Снеер почувствовал себя безопаснее. Сейчас полицейские были его сообщниками и опекунами. Он, как положено, заявил о пропаже Ключа, это можно было в любой момент проверить в Комендатуре. А доказательство его идентичности — папиллярные линии руки — были, как и у каждого гражданина, зарегистрированы в центральной картотеке Сискома. Он облегченно вздохнул, оказавшись в знакомом районе, где с ним не могло приключиться ничего плохого ни днем, ни ночью. Здесь он прожил почти всю сознательную жизнь, здесь чувствовал себя уверенно и безопасно.

Он плелся на гудящих от усталости ногах, проклиная размеры агломерации. Арголанд, раскинувшись вдоль западного и юго-западного берегов озера Тибиган, постепенно поглотил бывшие пригороды и несколько старых, обнищавших городков в радиусе десятков километров. Теперь это было огромное скопище старых городских районов, пригородов с низкой застройкой и кольцом окружающих центр многочисленных микрорайонов с мрачными однотипными жилыми блоками.

Дальше, за границей агломерации, уже не было ничего… То есть ничего — с точки зрения прямых интересов обитателей города. Там на сотни километров вширь раскинулись сельскохозяйственные угодья и скотоводческие фермы, в которых хозяйничали устройства, требующие лишь надзора немногочисленных специалистов. Кое-где среди культурных полей можно было встретить странные строения — полностью автоматизированные перерабатывающие центры, фабрики, почтя целиком упрятанные в глубь земли, чтобы они не занимали ценной поверхности полей и пашен. Для среднего арголандца внегородские территории как бы и не существовали. Мало кто задумывался над тем, откуда берется все то, чем он пользуется ежедневно, хотя каждый в свое время все это изучал. Однако знания эти, для большинства бесполезные в жизни, быстро выветривались из памяти, и многие люди, опрошенные о происхождении предметов питания или повседневного употребления, не смогли бы сказать ничего сверх того, что происходят они из соответствующего автомата или склада.