Амрита

– Ты хочешь сказать, что я вру?! Или ты снова меня дразнишь? – Было видно, что Кодзуми с трудом сдерживается, чтобы не сорваться на крик.

– Послушай, – сказала Сасэко примирительно. – Ты же прекрасно знаешь, что духи не делятся с людьми такого рода информацией. И твой брат здесь совершенно ни при чем. Все, что ты только что нам рассказал про эту женщину, услышал ты сам. Без всякого брата. Духи, они ведь сами по себе. И вовсе не спешат делать нам добро. Ты разве забыл, что они не любят живых? С чего это кто – то, кто умер по собственной глупости, вдруг сделался таким человеколюбивым? Я не говорю, что нет духов – хранителей, – конечно, есть, но не надо путать их со святыми, ладно?

– То есть ты хочешь сказать, что мой брат сейчас не здесь, так? Что он в каком-то другом месте? – с грустью произнес Кодзуми.

Я посмотрела на Рюичиро. Мы с ним подумали об одном и том же: «Бог с ним, с этим братом. Главное, не надо ссориться!»

– Да нет же. Я хочу сказать совсем другое. Тебе вовсе не нужен твой брат, чтобы знать и слышать подобные вещи. Ты умеешь делать это сам. Это говорит твоя душа. Я понимаю, что тебе гораздо легче думать, что это кто-то другой тебе подсказывает, но нельзя же полагаться только на других. А вдруг в один прекрасный день какой-нибудь нехороший дух прикинется твоим братом и обведет тебя вокруг пальца? – сказала Сасэко с мягкой улыбкой.

– Я должен быть сильным, и мне помогают! Потому что, кроме меня, никого не осталось, – упрямо сказал Кодзуми. Выпитые коктейли подействовали, и теперь он разозлился не на шутку. Где это видано, чтобы жена спорила с мужем на людях? Куда это годится? Мало того – она еще и пытается убедить мужа, что его убеждения и верования на самом деле полная чепуха.

По его лицу было видно, что он еле сдерживается. Но голос Сасэко звучал так ласково, и вся она, залитая лунным светом, была такая мягкая и белая, что Кодзуми сдержался и больше ничего не сказал.

Мы с Рюичиро тоже молчали.

Снова стал слышен гул людских голосов вокруг нас и рокот волн. Пламя свечи отбрасывало причудливые тени на наши лица. Джаз – команда вернулась с перерыва и начала разогреваться. Зазвучала громкая музыка. Перерыв явно не пошел им на пользу.

И в этот момент несколько женщин из местных – они сидели за столиками рядом со сценой – вдруг повернулись в нашу сторону и начали скандировать: «Са-сэ-ко! Са-сэ-ко!»

– Я так и знал, – сказал Кодзуми. – Всегда, когда мы сюда приходим, они не отпускают Сасэко, пока она не споет хотя бы одну песню. Сасэко у нас звезда. Звезда Сайпана.

Сасэко поднялась с места и, сказав нам: «Только одна песня…», двинулась в сторону сцены. Все присутствующие зааплодировали. В ответ на теплое приветствие Сасэко благодарно улыбнулась.

До того момента, как она начала петь, Сасэко оставалась той самой женщиной, которую я увидела в аэропорту. Она в точности соответствовала описанию, услышанному мною от Кодзуми во время нашей первой встречи в Токио. В ней не было ничего необычного. Я смотрела на нее – теперь она стояла у самой сцены – и даже немного завидовала ей. Как это здорово – иметь не только талант, но и многочисленных поклонников, восхищающихся твоим талантом. Джаз – команда на мгновение перестала играть. Воцарилась краткая тишина. Но тут же снова заиграла музыка. Раздались первые аккорды «Love me tender» Элвиса Пресли. Сасэко поднесла ко рту микрофон. Я обернулась посмотреть, как на все это реагирует Рюичиро, и с удивлением обнаружила, что он воспринимает все совершенно серьезно и буквально не сводит взгляда с Сасэко, всем своим сосредоточенным видом говоря: «Сейчас такое начнется!…»

«Ну, может, и правда начнется?» – подумала я, повернувшись к сцене. И тут-то все и началось.

Сасэко запела. Из динамиков полился ее мягкий глубокий голос, даже отдаленно не напоминающий пение ни самого Элвиса, ни уж тем более Николаса Кейджа. Эти звуки не были звуками человеческого голоса. Как будто где-то далеко – далеко мягко звонили колокола. Это была песня из сновидения. Пространство вокруг меня вдруг со страшной скоростью начало меняться… Все было так странно. Как-то очень по-простому, но в то же время невероятно изысканно и аристократично. Нахлынуло чувство томительной сладкой грусти, вызванное пониманием того, что это больше никогда не повторится. Никогда больше меня не подхватит эта фантастическая энергетическая волна, не захлестнет, не закрутит, не повлечет за собой…

Люди, сидевшие столиками, безмолвно слушали пение Сасэко. Несколько пар кружились в танце. Сасэко словно посылала какие-то сигналы в ночь, в темноту. От ее пения по воде пошла нежная, тихая рябь. Я еще не успела толком осознать увиденное, как со стороны океана налетел теплый влажный вихрь и завертелся между столиков, взметая в воздух белый песок. Я инстинктивно схватила Рюичиро за руку. Рюичиро кивнул. Кодзуми тихо сидел рядом с нами, словно не замечая происходящего.

Это неожиданное движение воздуха сопровождалось странным оптическим эффектом – на глаза как будто набросили тончайшую полупрозрачную ткань. Теперь казалось, что Сасэко стоит по ту сторону прекрасного фонтана, бьющего белыми струями. Все вокруг мягко подрагивало, трепетало, теряло очертания. Ее голос, впитывая влажность ночи, становился все более и более нечеловеческим…

… И это все, что я успела почувствовать. На большее моих слаборазвитых способностей не хватило.

Песня закончилась, и я чуть не заплакала от того, что она была такой короткой. Мне хотелось слушать пение Сасэко еще и еще… Теплый мощный вихрь тоже стих, песок улегся. Все произошло так быстро.

– Что это было? – спросила я у Рюичиро. – Это она силой голоса песок взвихрила?

– Нет. Это гости из океана пришли послушать песню.

– Ты серьезно?

– Не знаю… Но ты же видела, как воздух искривился.

– Видела. – Я кивнула, но его ответ меня не убедил. Ведь если это были духи, то почему мне не стало плохо, как днем?

В этот момент Рюичиро наклонился ко мне и быстро зашептал на ухо так, чтобы не услышал сидящий рядом Кодзуми:

– Честно говоря, у меня есть еще одно объяснение этого феномена. Но наша парочка, кажется, предпочитает версию с океанскими гостями.

Джазисты заиграли что-то более ритмичное. Сасэко положила микрофон и пошла от сцены к нашему столику. Какой-то местный старик перехватил ее на полпути, обнял за плечи и поцеловал прямо в губы. Она, обвив его шею руками, ответила ему тем же. Потом освободилась от его объятий и, наконец, подошла к нам.

– Ну, как? Понравилось? – спросила она, улыбаясь.

– Я ничего не успела понять, но это было восхитительно! – сказала я. – Жаль, что песня кончилась так быстро. Я с удовольствием послушала бы еще.

Не думаю, что эти слова вполне выразили то, что я думала и чувствовала, но никаких других в этот момент у меня не нашлось.

– Да-да. Я присоединяюсь к Сакуми в ее желании послушать еще несколько песен в твоем исполнении, – сказал Рюичиро с улыбкой.

– Давайте немного пройдемся, – предложила Сасэко.

Кодзуми, не говоря ни слова, встал со стула. Сейчас он казался еще более бледным, чем обычно. Честно говоря, выглядел он неважно. Мы пошли к выходу. Публика проводила Сасэко бурной овацией. Хозяин заведения взял с нас только половину той суммы, которая была указана в счете.

Выйдя из бара, мы прошли по берегу до домов, свернули в какой-то переулочек и довольно быстро очутились на той улице, где стоял наш отель.

– Давай пойдем в отель пешком. По-моему, нет ничего лучше ночной прогулки, – сказала я Рюичиро, и он согласно кивнул.

Значит, пришло время прощаться и расходиться по домам.

Обернувшись, мы с Рюичиро увидели, что Кодзуми и Сасэко довольно сильно отстали от нас и теперь стояли в тени одного из домов, оживленно жестикулируя и явно о чем-то споря.

В тот момент, когда мы к ним подошли, Кодзуми страшным голосом закричал:

– Потаскуха! Почему ты позволяешь этому старому пердуну целовать себя у всех на глазах?!

«Приехали», – подумала я.