Честь самурая

Токитиро громко барабанил в ворота:

— Все на сходку! Все на сходку! Все работающие на крепостной стене должны прибыть на место в час Тигра. Опоздавших уволят! Таково распоряжение князя Нобунаги!

Он мчался с этим призывом из дома в дом. Лошадь его была в мыле. Когда Токитиро доехал до крепостного рва, на востоке забрезжил свет. Он привязал коня у входа, перевел дыхание и встал у ворот Карабаси, загородив проход. В руке он сжимал большой меч, глаза его пылали.

Десятники, разбуженные до зари, один за другим подходили вместе со своими работниками, гадая, что стряслось в крепости.

— Стойте! — окриком останавливал их у ворот Токитиро.

Он пропускал людей лишь после того, как каждый десятник называл ему имя, место работы на стене и число ремесленников и грузчиков. Он наказывал всем не начинать работу, а дожидаться его на своем рабочем месте. Насколько Токитиро мог судить, явились почти все. Работники стояли на указанных им местах, тревожно перешептываясь.

Токитиро предстал перед ними, сжимая в руке обнаженный меч.

— Тихо! — Казалось, он отдает приказания не голосом, а острием меча. — Построиться!

Работники подчинились, не скрывая презрительных ухмылок. Их поведение показывало, что они относятся к Токитиро как к глупому новичку и откровенно потешаются над тщедушным человеком, который дает распоряжения выпятив грудь. Его меч не пугал их, а только смешил и раздражал, доказывая, что Токитиро не совладать с ними.

— Приказываю всем следующее, — начал Токитиро громким и бесстрастным голосом. — Волей князя Нобунаги с сегодняшнего дня я, недостойный, стал начальником строительства. На этом посту я сменил Ямабути Укона. — Произнося речь, Токитиро скользил взглядом по строю. — Совсем недавно я был простым слугой. Милостью князя меня перевели на кухню, а потом в конюшие. Я недавно живу в крепости и ничего не смыслю в строительных работах, но если речь идет о служении господину, я стремлюсь превзойти всех. Понимаю, что многим из вас не хочется работать под руководством такого человека. Вы мастера своего дела, а нрав у мастеров, как известно, крутой. Если кому-то неприятно работать со мной, заявите об этом открыто и честно. Я немедленно рассчитаю всех желающих и отпущу с миром.

Люди слушали молча. Десятники, в глубине души презиравшие Токитиро, и те держали язык за зубами.

— Кто уходит? Все согласны работать под моим началом? В таком случае приступаем к делу немедленно. Как я уже говорил, в военное время непростительно тратить двадцать дней на такую работу. Я намерен ее закончить ровно через три дня, на рассвете. Понятно?

Десятники переглянулись. Опытные мастера, постигавшие свое дело с самого детства, они понимали несерьезность слов Токитиро. Токитиро заметил, что про себя они смеются над незадачливым начальником, но предпочел делать вид, будто не замечает их отношения к себе.

— Десятники, каменщики, плотники и кровельщики! Шаг вперед!

Люди повиновались приказу, но на их лицах было написано откровенное презрение. Токитиро внезапно плашмя ударил мечом десятника кровельщиков.

— Что за наглость! Стоишь перед начальником скрестив руки. Пошел вон!

Решив, что его ранили, десятник с криком повалился наземь. Остальные побледнели и почувствовали слабость в коленях.

Токитиро продолжил в том же жестком тоне:

— Узнаете, что такое долг. Я покажу каждому его настоящее место. Всем слушать внимательно!

Никто уже не притворялся, что слушает Токитиро вполуха. Люди притихли, но не покорились. Они и не намеревались помогать новому начальнику, хотя и были напуганы.

— Я разбил весь участок на пятьдесят отрезков. Каждой десятке поручаю отвечать за четыре кэна. В десятку входят три плотника, два кровельщика и пять каменщиков. Десятники будут надзирать за пятью группами рабочих, отвечая за качество работ. Запрещаю переходить из одной десятки в другую. Как только освободится хотя бы один человек, немедленно отправляйте его ко мне. Работать будем не теряя ни минуты.

Люди неохотно кивали. Им не нравились ни преподанный урок, ни работа по новым правилам.

— Чуть не забыл! — громко произнес Токитиро. — Каждой десятке я придаю восемь грузчиков и двух подсобных рабочих. Как я видел, мастеровые свободно покидали рабочее место, отлынивая от своего дела. Таскали бревна, например. Рабочий на своем месте — тот же воин в строю и не имеет права отлучаться со своего поста. Он не должен разбрасывать свои инструменты. Плотник, кровельщик, каменщик обязаны бережно относиться к ним. Это все равно что воину бросить меч или копье на поле боя.

Токитиро разбил людей на десятки и оглушительно закричал, словно поднимая воинов в атаку:

— За работу!

Токитиро нашел занятие и двум своим помощникам. Он приказал одному из них бить в барабан в ритме войскового марша — один удар через каждые шесть шагов, и это означало: приступить к работе. Двойной удар барабана означал перерыв.

— Всем отдыхать! — Токитиро отдавал распоряжения, стоя на огромном валуне. Он тщательно следил за выполнением каждого приказа.

Непочтительность и непослушание как рукой сняло. На стройке кипела яростная работа, похожая на боевые действия. Люди обливались потом, но это был пот вдохновения. Токитиро, молча наблюдавший за ними, никого не хвалил. «Рано еще», — думал он.

Закаленные многолетним трудом, строители берегли силы. Со стороны казалось, что они работают на пределе возможностей, но впечатление было обманчивым. Действовали они вполсилы. Сопротивление новому руководителю приобрело замаскированную форму. Всю недолгую жизнь Токитиро привык на работе надрываться, он знал подлинную цену настоящего труда.

Ошибочно считать, что работа требует лишь физических усилий. Не будь она исполнена духа, не различался бы пот, проливаемый человеком, и тот, что покрывает бока волов и лошадей. Стиснув зубы, Токитиро размышлял об истинной природе труда и трудового пота. Эти люди работают только для того, чтобы есть или кормить родителей, жен и детей. Работают ради пищи, чревоугодия, не возвышаясь над собой. Грош цена такой работе. Их желания ограничены и жалки, так что Токитиро в глубине души испытывал к ним жалость. «Я тоже был таким, — думал он. — Разумно ли ждать великих дел от людей, погрязших в жалких мечтах? Если не внушить им более высокие помыслы, то они будут работать по старинке».

Токитиро не заметил, как пролетело полдня, шестая часть отпущенного ему времени. Осматривая со своего командного пункта панораму работ, он с грустью убеждался в том, что за полдня почти ничего не сделано. Повсюду сновали люди, но результат их суеты оказался плачевным, следовательно, через два с половиной дня Токитиро ожидает сокрушительное поражение.

— Полдень. Бейте в барабан! — распорядился Токитиро.

Шум и гам мгновенно смолкли. Работники достали свертки с едой. Токитиро вложил меч в ножны и удалился со стройки.

Послеполуденные труды ничем не отличались от утренних, но порядок заметно ослаб и приметы скрытого непослушания стали заметнее. Сейчас они работали как под началом Ямабути Укона, если не хуже. Все получили приказ работать без отдыха и сна. Они знали, что целых три дня и три ночи их не отпустят из крепости. Работа требовала непривычных усилий, значит, они все бессовестней отлынивали от дела.

— Прекратить работу! Всем вымыть руки и собраться на площадке!

Было еще светло, поэтому приказ прозвучал неожиданно. Забил барабан.

— Что случилось? — растерянно спрашивали строители у десятников, но в ответ получали лишь тумаки. Люди вышли на площадку, заваленную бревнами. Их взору предстали горы съестного, бочонки сакэ.

Токитиро велел всем сесть на соломенные циновки, камни и бревна. Сам он сел на камень в центре круга. Он поднял чашечку с сакэ.

— Похвалиться нам нечем, но в запасе у нас два дня. Один пролетел, но я верю, вы сделаете невозможное. Ешьте, пейте и веселитесь.

Он держался не так, как утром, и первым осушил свою чашечку.

— Не стесняйтесь! А кто не любит сакэ, принимайтесь за еду!