Вашингтон

Он вернулся в Маунт-Вернон, к управлению плантацией, травле лисиц, визитам в Бельвуар к Фэрфаксам, философским беседам с несравненной Салли. Синий с золотыми галунами мундир полковника вирджинского ополчения был запрятан в чулан.

Пока Джордж переживал обиду, губернаторы колоний совещались. Советовались и министры короля в Лондоне. Хотя по поводу конкретных мер мнения расходились, все были согласны в одном — настало время не только проучить французов, но изгнать их вообще из Америки. Весной 1755 года стало известно, что французы на 18 кораблях перебрасывают в Канаду три тысячи солдат.

Британская империя уже приняла сходные меры. За океан отправились два полка неполной численности (тысяча человек) под командованием ветерана генерал-майора Э. Брэддока, назначенного главнокомандующим всех вооруженных сил в английских колониях. Для лондонских политиков, взоры которых приковывали Европа, вечно бунтующая Ирландия и баснословно богатая Индия, экспедиция Брэддока не представлялась чрезвычайно важной. Солдат послали, ибо, как выяснилось, жители колоний не могут защитить себя. Лорд Гренвиль (в 1763–1765 годах премьер Англии) пробормотал, что едва ли «из-за кучки дерьма» стоит «омрачать отношения с соседями». Для колоний прибытие регулярной английской армии было величайшим событием, могучая Британская империя пришла на помощь в скорбный час смятения и опасности.

20 февраля 1755 года Брэддок с войсками высадился в Александрии, поблизости от Маунт-Вернона. Появление английских полков послужило поводом для торжеств во всей округе, Джорджа как магнит притягивал лагерь, устроенный по всем правилам военного искусства, о которых он столько слышал. Брэддок не хотел ударить лицом в грязь перед вирджинцами, которых, впрочем, открыто презирал. Краснолицый, винолюбивый генерал устраивал парады, красовался на балах местной знати, где перекрикивал всех. Вашингтон потерял голову — стальная щетина штыков, грохот барабанов, «марш гренадеров» сводили его с ума.

Брэддок объявил, что без промедления откроет наступление по всему фронту на Новую Францию. Основную операцию — против форта Дюкень — он проведет сам во главе непобедимых королевских солдат. С замечательным полководцем спешили познакомиться все выдающиеся деятели американских колоний. Приехал почтмейстер Пенсильвании Б. Франклин. Брэддок изъяснил большелобому посетителю с проницательными глазами план кампании в выражениях, доступных пониманию штатскому, — овладение фортом Дюкень потребует «три-четыре дня», а затем вперед на Ниагару! На зимние квартиры армия станет в Филадельфии, где уже изготовляют ракеты для праздничных фейерверков. Франклин обратил его внимание на риск длительных маршей в диких лесах, кишащих враждебными индейскими племенами. «Он улыбнулся, — вспомнил Франклин, — по поводу моего невежества и ответил: „Эти дикари могут быть опасным противником для зеленого американского ополчения, но совершенно невероятно, чтобы они произвели хоть какое-нибудь впечатление на регулярные и дисциплинированные войска Его Величества“. Я понял, что неуместно спорить по профессиональным вопросам с военным, и умолк».

Вашингтон сделал все возможное и невозможное, чтобы блистательный воин взял его в поход. Ради этого он мужественно глотал спиртное на бесконечных попойках английских офицеров. Брэддоку сообщили, что отставной полковник только что прошел путь, на который вступают королевские гренадеры. Генерал небрежно бросил — наверное, неплохо иметь адъютанта из местных, тем более не этот ли Вашингтон прислал ему учтивое письмо, поздравляя с прибытием в Вирджинию. Собутыльники с готовностью подтвердили. Джордж стал одним из трех адъютантов Брэддока на положении волонтера, без зачисления на службу. А подготовка экспедиции натолкнулась на те же трудности, которые он уже знал, только в соответственно больших масштабах.

Ассамблеи вотировали средства, но генерал не мог тратить их по своему усмотрению. Ему было обещано 2500 лошадей и 200 повозок. Но торговцы, прослышав о военных закупках, бешено взвинтили цены. Драгоценное время упускалось в бесконечных торгах по любому поводу — от лошадей до продовольствия и фуража. Брэддок, впервые в жизни столкнувшийся с таким стяжательством, был вне себя, пенсильванцам он пригрозил, что вторгнется в колонию, перебьет скот на мясо, уведет лошадей, а их жилища сожжет, ибо они «банда предателей короля». Угрозы тучного, по большей части пьяного генерала не произвели большого впечатления на вольнолюбивых американцев, опьяненных оргией наживы.

Новый адъютант, известный в армии как «мистер Вашингтон, в прошлом служивший в вирджинском ополчении», делал все, что мог, помогая великому человеку. Брэддок отметил его рвение. Их отношения стали развиваться в сложном комплексе ненависти и взаимного уважения. «Генерал, — писал Джордж, — в результате частого невыполнения контрактов совершенно вышел из себя, и, поскольку он несдержан, что приличествует в подобных обстоятельствах, я опасаюсь, что он выставит нас в виде, который мы едва ли заслужили. Вместо того чтобы по справедливости винить отдельных лиц, он относит свои разочарования за счет всеобщего стяжательства и смотрит на страну как совершенно лишенную чести и совести. Мы часто спорим по этому поводу ожесточенно с обеих сторон, особенно с его».

В спорах с Брэддоком Вашингтон пытался защитить честь вирджинцев, успешно или нет — другое дело. Землякам он заявил о солидарности с разгневанным генералом, написав друзьям: «Собрать у нас армию почти то же, что и попытка оживить мертвеца». Брэддок добился создания вспомогательного отряда из 450 вирджинцев, мстительно приказав одеть их в военную форму, «чтобы они хоть походили на солдат».

Мытарства генерала от бесстыдно мошенничавших торговцев не шли ни в какое сравнение с интригой, затеянной компанией Огайо в связи с походом на форт Дюкень. Через влиятельных покровителей в Лондоне Динвидди и его единомышленники добились того, чтобы Брэддок пошел на форт не кратчайшим путем, через Пенсильванию, а повторил маршрут Вашингтона. Компания надеялась нажиться на поставках войскам на всем пути, и что еще важнее — поход Брэддока должен был закрепить за ней долину Огайо. Об этих обстоятельствах ни Брэддок, ни даже Вашингтон не догадывались.

Только к середине июня войска Брэддока стянулись к старой пограничной фактории компании Огайо Уилс-Крик — теперь передовой форт Камберленд. Брэддок отправил саперов расширить примитивную дорогу, проложенную отрядом Вашингтона, и окончательно распростился с надеждами на помощь индейцев. Хафкинг умер, твердя, что французы извели его колдовством. Вожди нескольких племен, приходившие к Брэддоку, получали дары, их приветствовали орудийными залпами, но не поили — генерал, ревнитель воинской дисциплины, запретил давать индейцам ром. Все его усилия завоевать расположение сашемов пропали даром.

В середине июня Брэддок наконец выступил из форта Камберленд. Повторилось знакомое Вашингтону во всех мучительных подробностях — колонна, насчитывавшая около 2000 человек, обремененная артиллерией и обозом, продвигалась едва по пять километров в день, а до форта Дюкень 250 километров. Наконец, Брэддок послушался совета Вашингтона — выдвинуть вперед 1200 человек с 30 пушками, обоз и тяжелая артиллерия должны следовать позади. Вашингтону не посчастливилось долго любоваться торжеством предложенного им порядка движения. Он заболел дизентерией, и 17 июня Брэддок отправил его трястись в санитарной фуре в обозе.

Только 8 июля, подвязав к седлу подушку, чтобы смягчить толчки — все тело невыносимо болело, Вашингтон прискакал в передовой отряд Брэддока. На следующий день войска должны были выйти к осиному гнезду французов — форту Дюкень — в десяти с небольшим километрах. Он не мог пропустить долгожданную баталию.

Великолепное утро 9 июля как нельзя лучше соответствовало праздничному настроению штаба Брэддока — взошло солнце победы. Вашингтон навсегда запомнил этот прекрасный летний день. Генерал приказал войскам маршировать как на параде — пусть французские лазутчики, которые могли скрываться в лесу, знают, что их ждет. Над ровными рядами солдат в ярко-красных мундирах реяли знамена, били барабаны, оркестр оглашал лес звуками «Марша гренадеров». Даже вирджинцы в скромных синих мундирах старались держать строй, выпячивая груди, выкатывая глаза и надувая щеки, когда мимо них проносилась блистательная кавалькада офицеров.