Страница 17 из 105
Франция в Индокитае была близка к краху. Как свидетельствует Р. Доновэн, к февралю 1954 года положение оказалось «настолько критическим, что возможность американской интервенции… стала предметом серьезного обсуждения в правительстве»[97]. Оставалось решить: вместе с союзниками или без них США начнут военные действия. 16 апреля 1954 года Никсон заявил, что «свободный мир не может позволить дальнейшее отступление из Азии», что «мы должны пойти на риск и послать американских парней в Индокитай»[98].
Казалось, что вот-вот будет достигнуто соглашение об организации объединенных действий. Но во время экстренной поездки в Лондон и Париж Даллес обнаружил непонимание идеи совместных действий. Вместо того чтобы «немедленно коллективно выступить в защиту Индокитая»[99], Англия и Франция склонялись к переговорам. Да и в самой Америке общественное мнение еще «не было готово принять интервенцию»[100].
Войну против Кореи вело правительство демократов при активной поддержке республиканцев. Затем избирательные соображения потребовали, чтобы республиканцы изобразили себя посторонними в этой войне и даже противниками ее. Им была уготована роль «миротворцев».
Тем временем «миротворцы» готовили очередную интервенцию — на сей раз во Вьетнаме. Не получилось. И вновь развязывание этой войны оставили демократам. И после провала вьетнамской авантюры республиканцы опять исполнили роль «партии мира». Но «героического спектакля» не получилось. Авантюра США во Вьетнаме закончилась полным провалом и позором. И только много позднее, в основном при Рейгане, правящие круги решили «реабилитировать» американскую разбойничью кампанию в Юго-Восточной Азии. Теперь уже говорят о «добродушных парнях», оказавшихся в джунглях Вьетнама, их «самопожертвовании» во имя, конечно же, «свободы» и «демократии».
В США издается много работ, в которых делаются попытки найти разницу между партиями, особенно на основе платформ, заявлений и т. д. Однако еще никто не нашел различий в практической политике. Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что тон и характер взаимных обвинений до смешного одинаковы. Партии ругают одна другую за те же самые грехи: «много говорят, но предпринимают мало конструктивных действий», «проводят случайную политику как внутри страны, так и за границей», «утратили господствующие позиции в мире», «привели к падению престижа США», «сделали непоправимые уступки коммунистам», «завели страну в тупик», «ничего не сделали для борьбы с бедностью, преступностью, коррупцией». И так из года в год, от одних выборов к другим. Гладкие, обкатанные, словно камни в горной реке, фразы. Мало кого интересует их смысл. К ним привыкли.
Впрочем, принципиальных различий в политике и быть не может. Обе буржуазные партии рождены одним и тем же классом, содержатся им и служат ему.
«Монополия, раз она сложилась и ворочает миллиардами, с абсолютной неизбежностью пронизывает все стороны общественной жизни, независимо от политического устройства и от каких бы то ни было других „частностей“[101], — писал В. И. Ленин. Такой «частностью» в условиях американской действительности является двухпартийная система, созданная и выпестованная правящим классом для обмана трудящихся. И любая степень «близости» или «отличия» этих двух партий не может изменить сущности буржуазного политического строя, антидемократического в своей основе.
Конечно, было бы упрощением считать, что обе партии одинаковы абсолютно. Отличия в подходе к тем или иным явлениям, событиям, в понимании того, как лучше служить интересам власть имущих, бесспорно, есть. В зависимости от складывающейся обстановки эти различия могут быть более или менее заметными. Особенно тогда, когда противоречия в обществе обостряются и партии испытывают повышенное давление избирателей. Настроения масс приходится учитывать, чтобы не допустить на выборах голосования за кого-то третьего. Еще несколько десятилетий назад партии более или менее разнились с точки зрения их групповой и социальной базы. За республиканцев всегда горой был «большой бизнес», верхние слои буржуазии, военная элита, богатое фермерство. За демократами стояла католическая церковь, профсоюзы, иммигранты не из Европы, негритянское и значительная часть еврейского населения, студенчество, либеральная профессура. Но картина постепенно меняется. Не такой уже прочной опорой демократов является юг страны. Произошли сдвиги в соотношении сил между восточной, южной и западной группировками финансового капитала. Да и «большой бизнес», по-прежнему благоволя к республиканцам, все активнее подкармливает и демократов.
Монополистический капитал не может остаться одноруким. Партия — это политическая тактика монополий, которая требует «различий», «борьбы», «смены людей», то есть всего того, что необходимо для сохранения власти в руках господствующего класса.
Обе партии — детище одних и тех же правящих сил. Но в сложных переплетениях американской политической жизни существует и такая особенность: отдельные монополистические группировки имеют своего «любимца» (демократов или республиканцев), которого они лелеют, финансируют, ведут к власти, а затем извлекают выгоду из создавшейся ситуации. Публичные и закулисные баталии между партиями в какой-то степени отражают противоречия между финансовыми блоками. И поэтому пришедшая к власти партия, защищая интересы капиталистического класса в целом (это, разумеется, главное), учитывает (прежде всего в распределении военных заказов) интересы той коалиции промышленников, которая особенно благоволила к партии во время выборов. В последние годы, например, обе партии ведут яростную борьбу за поддержку со стороны военно-ядерного комплекса. Они прямо-таки выслуживаются перед ним, но кажется, что республиканцы ближе к победе, хотя атомный бизнес активно начали растить именно демократы при Г. Трумэне.
Республиканская и демократическая партии продолжают занимать прочные позиции в политической жизни США. Еще многие американцы верят в то, что своим голосованием на выборах они могут влиять на политику. Но уже многие начинают понимать, что партия, находящаяся у власти, не руководствуется мнением народа, как это изо всех сил стараются доказать американские идеологи, а служит корыстным интересам финансового капитала.
Да и с какой стати буржуазным политическим деятелям всерьез прислушиваться к демократическому общественному мнению, если в США еще не возникло условий для упразднения тоталитарной системы двух партий, главное различие между которыми — степень изворотливости во время «переодевания костюмов». Кроме того, всякая строптивость по важным вопросам, любая попытка куснуть руку, которая кормит, рано или поздно приведут к тому, что корыто, из которого кормятся политические деятели, может оказаться пустым.
Выборы как бы «хоронят» обещания политиков. Что говорить о посулах ушедших или не прошедших на выборах деятелей, если и те, которые сумели пробиться к власти, отнюдь не склонны вспоминать всерьез все, что наобещали в лихорадке предвыборной демагогии. Да им и напоминать об этом некому.
Перед выборами 1968 года Д. Гэллап, руководитель американского института общественного мнения, дал интервью журналу «Ю. С. ньюс энд Уорлд рипорт».
«Вопрос. Д-р Гэллап, что происходит в стране в этот год выборов?
Ответ. Я не помню такого времени, во всяком случае с 1932 года, когда ситуация была бы столь неопределенной, столь запутанной. В народе много недовольства, ситуация крайне неустойчивая.
Вопрос. Хотят ли люди перемен?
Ответ. Думаю, что да. Однако многие считают, что им некуда идти. Они, видимо, разочарованы кандидатами на пост президента вообще.
Вопрос. Что еще, кроме Вьетнама, заботит народ в настоящее время?
Ответ. Следующий важнейший вопрос в стране сегодня — это вопрос о преступности и беззаконии. Людям не нравится быстрый рост преступности, но к кому они могут обратиться? Люди сыты по горло политиками; я имею в виду наших обычных политических деятелей».
97
R. Donovan. Eisenhower. The Inside Story. New York , 1956, p. 262.
98
Ibid., p. 266.
99
Ibid., p. 265.
100
Ibid., p. 267.
101
В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, с. 355.