Винный склад

— Nooobis… obis.

Приказчикъ шелъ теперь вверхъ по холму, направляясь съ своими людьми къ эспланадѣ. Виноградари построились здѣсь группами, вокругъ цистерны, надъ которой поднимался большой желѣзный обручъ, украшенный крестомъ. Когда священникъ прибылъ съ окружавшими его, Дюпонъ освободился отъ свѣчи, чтобы взятъ у поденщика, на обязанности котораго лежало смотрѣть за часовней, иссопъ и сосудъ со святой водой. Онъ будеть служить дьячкомъ своему ученому другу. Руки его дрожали отъ волненія когда онъ бралъ священные предметы.

Приказчикъ и многіе изъ виноградарей, догадываясь, что насталъ самый торжественный моментъ церемоніи, непомѣрно открывали глаза, надѣясь увидѣть что-нибудъ необычайное.

Между тѣмъ, священникъ перелистывалъ страницы своей княги, не встрѣчая молитвы, подходящей къ случаю. Требникъ былъ самый полный, а церковъ охватываетъ молитвой всѣ моменты жизни человѣка: имѣется молитва для родильницъ, для воды, свѣчей, новыхъ домовъ, для только что отстроенныхъ барокъ, для постели супруговъ, Для отправляющихся въ путешествіе, для хлѣба, яицъ и всякаго рода съѣстныхъ припасовъ. Наконецъ, отецъ Урисабалъ нашелъ въ требникѣ то, что искалъ: Benedictio super fruges et vineas.

И Дюпонъ чувствовалъ нѣкоторую гордость при мысли, что церковь снабжена латинской молитвой для виноградниковъ, какъ бы предвидя, что черезъ долгіе вѣка въ Хересѣ окажется служитель Божій, великій винодѣлъ, которому понадобится эта молитва.

— Adjutorium nostrum in nomine Domine, — сказалъ священникъ, глядя во всѣ глаза на своего богача свѣщеносца, готовый тотчасъ подсказать ему требуемый отвѣтъ.

— Quifecit coelum et terram, — провозгласилъ не колеблясь Дюпонъ, вспомнивъ заботливо выученные имъ слова.

Еще на два молитвенные призыва священника онѣ далъ, какъ слѣдовало, отвѣтъ и тогда іезуитъ принялся медленно читать Oremus, прося покровительства Божьяго для виноградниковъ и защиты для созрѣванія виноградныхъ гроздьевъ.

— Per Christum Dominem nostrum, — окончилъ молитву іезуитъ.

— Amen, — отвѣчалъ Дюпонъ съ взволнованнымъ лицомъ, дѣлая усиліе, чтобы слезы не брызнули у него изъ глазъ.

Отецъ Урисабалъ взялъ иссопъ, омочилъ его въ святой водѣ и приподнялся, какъ бы для того, чтобы лучше доминировать надъ пространствомъ виноградника, которое онъ охватывадъ взгжядомъ съ эспланады.

— Asperges… — и бормоча сквозь зубы конецъ молитвеннаго обращенія, онъ окропилъ святой водой пространство, лежащее впереди него.

— Asperges… Asperges… — и онъ кропилъ направо и налѣво.

Затѣмъ, снявъ съ себя рясу и улыбаясь сеньорамъ съ удовлетвореннымъ чувствомъ того, что считаетъ свой трудъ удачно конченнымъ, онъ направился къ часовнѣ, сопровождаемый дьячкомъ, который снова несъ иссопъ и чашу со святой водой.

— Кончилось? — флегматично спросилъ приказчика старикъ-виноградарь съ суровымъ лицомъ.

— Да, кончилось.

— Такъ что ничего больше не будетъ говорить отецъ священникъ?

— Думаю что ничего.

— Хорошо… И мы можемъ идти?

Сеньоръ Ферминъ, поговоривъ съ дономъ-Пабло, обернулся къ группе работниковъ, хлопая въ ладоши. Пусть себѣ улетаютъ! Торжество кончилось для нихъ. Они могутъ идти слушать другую обѣдню, видѣться со своими женами; но къ ночи пускай всѣ возвратятся на виноградникъ, чтобы пораньше утромъ приступить къ работѣ.

— Возьмите съ собой восковыя свѣчи, — добавилъ приказчикъ, — хозяинъ даритъ ихъ вамъ, чтобы ваши семьи сохраняли ихъ, какь воспоминаніе.

Работники стали дефилировать передъ Дюпономъ съ потушенными свѣчами въ рукахъ.

— Весьма благодарны, — говорили нѣкоторые изъ нихъ, поднося руку къ шляпѣ.

И тонъ ихъ голоса былъ такой, что окружавшіе Дюпона не знали, не обидится ли онъ.

Однако донъ-Пабло все еще находился подъ вліяніемъ волнующихъ его впечатлѣній. Въ господскомъ домѣ началисъ приготовленія къ банкету, но онъ не будетъ въ состояніи ѣсть. Какой великій день, друзья моя!.. Что за чудное зрѣлище! И глядя на сонмы работниковъ, двигавшихся по винограднику, онъ давалъ своему восторгу свободный выходъ.

Вотъ образчик того, чѣмъ должно было бы быть общество, — господа и слуги, богатые и бѣдные, соединенные всѣ въ Богѣ, любящіе другъ друга по-христіански, сохраняя каждый свое положеніе и ту часть благосостоянія, которымъ Господу было угодно одѣлить его.

Виноградари шли поспѣшно, нѣкоторые бѣжали, чтобы оказаться впереди товарищей и раньше другихъ прибыть въ городъ. Еще наканунѣ вечеромъ ихъ семьи ждали ихъ въ Хересѣ. Поденщики провели всю недѣлю, мечтая о субботѣ, о возвращеніи домой, чтобы почувствовать тепло семьи послѣ шести дней общей скученности.

Это было единственное утѣшеніе бѣдняковъ, печальный отдыхъ послѣ трудовой недѣли, а у нихъ украли ночь и утро. Имъ оставалось всего лишь нѣсколько часовъ: когда стемнѣетъ они должны вернуться въ Марчамало.

Выйдя изъ владѣній Дюпона и увидѣвъ себя на большой дорогѣ, у людей развязался языкъ. Они остановились на минуту, чтобы устремитъ взглядъ на высоту холма, гдѣ вырисовывалисъ фигуры дона-Пабло и служащихъ конторы, казавшихся теперь крохотными вслѣдствіе большаго разстоянія.

Самые юные изъ виноградарей смотрѣли съ презрѣніемъ на подаренную имъ свѣчу и прислоняя ее къ животу, двигали ею съ цинизмомъ, поворачивая ее вверхъ, къ холму.

— Вотъ тебѣ!.. воть тебѣ!..

Старики же разражались глухими угрозами:

— Чтобъ тебя кинжаломъ въ бокъ, ханжа-мучитель! хотъ бы тебя задушили, грабитель!..

И Дюпонъ, съ высоты охватывавшій взоромъ полнымъ слезъ свои владѣнія и сотни своихъ работниковъ, остановившихся на дорогѣ, чтобы, какъ онъ думалъ еще разъ поклониться ему, дѣлился впечатлѣніями со своими союзниками.

— Великій день, друзья мои! Трогательное зрѣлище! Міръ, дабы въ немъ все шло хорошо, долженъ быть организованъ сообразно со здравыми традиціями… Вотъ такъ, какъ его торговая фирма!..

V

Въ одну субботу вечеромъ Ферминъ Монтенегро, выходя изъ конторы, встрѣтилъ дона-Фернандо Сальватьерру.

Маэстро направлялся за городъ для продолжительвюй прогулки. Большую часть дня онъ занимался переводами съ англійскаго языка, или же писалъ статьи для идейныхъ журналовъ — занятіе, приносившее ему необходимое для него питаніе хлѣбомъ и сыромъ и позволявшее ему, кромѣ того, помогать еще и товарищу, въ домикѣ котораго онъ жилъ, и другимъ товарищамъ не менѣе бѣднымъ, которые осаждали его, часто прося поддержки во имя солидарности.

Единственное его удовольствіе послѣ дневной работы была продолжительная прогулка, длившаяся въ теченіе нѣсколькихъ часовъ, до наступленія ночи, почти что цѣлое путешествіе, причемъ онъ неожиданно появлялся на мызахъ, отстоявшихъ отъ города на разстояніи многихъ миль.

Друзья избѣгали сопровождать въ его экскурсіяхъ этого неутшимаго ходока, который считалъ ходьбу наиболѣе дѣйствительнымъ изъ всѣхъ лѣкарствъ, и говорилъ о Кантѣ, ставя въ примѣръ ежедневныя четырехчасовыя прогулки философа, благодаря которымъ онъ и достигъ глубокой старости.

Зная, что у Фермина нѣтъ неотложныхъ занятій, Сальватьерра пригласилъ его пройтись съ нимъ. Онъ шелъ по направленію въ равнинамъ Каулина. Дорога въ Марчамало нравилась ему больше и онъ былъ увѣренъ вътомъ, что старый товарищъ приказчикъ встрѣтитъ его съ открытыми объятіями; но знал о чувствахъ, питаемыхъ къ нему Дюпономъ, онъ не желалъ быть причиной какихъ-либо непріятностей для своего друга.

— И ты также, юноша, — продолжалъ донъ-Фернандо, — подвергаешься опасности выслушать проповѣдь, если Дюпонъ узнаеть, что ты гулялъ со мной.

Ферминъ пожалъ плечами. Онъ привыкъ къ порывамъ гнѣва своего принципала и оченъ скоро послѣ того, какъ услышитъ его негодующую рѣчъ, забываетъ ее. Кромѣ того, онъ уже давно не бесѣдовалъ съ дономъ-Фернандо и прогулка съ нимъ въ этотъ прекрасный весенній вечеръ доставитъ ему большое удовольствіе.

Выйдя изъ города и пройдя вдоль оградъ маленькихъ виноградниковъ съ ихъ дачками, окруженными деревьями, они увидѣли раскинувшуюся передъ ихъ глазами, словно зеленую степь, равнину Каулина. Нигдѣ ни одного дерева, ни единаго зданія.