Страница 12 из 50
Савенков помолчал и бодрым деловым тоном, как на производственной планерке, продолжил:
— Мы даже не будем звонить Дибичу. Мы сейчас к нему поедем. Вместе с Павленко. Я прав, Сергей?
— А что еще делать? Поеду к нему сдаваться. МУР есть МУР!
— Хорошо. А завтра в час дня приедет наша бригада. Демонстративно будем искать в твоем офисе жучки и снимать их. Но одного жука, в твоем кабинете, оставим — вроде как не нашли.
— Пусть думают, что случайность. Ошибочка вышла.
— А еще демонстративно поищем закладки и на телефонном узле. Правда, здесь без ребят Дибича нельзя. Хорошо бы подключиться к тем, кто будет расследовать убийство телефониста.
— Верно, Игорь. Но бандитов бы не спугнуть.
— Да, они теперь осторожные, злые. Они что угодно выкинуть могут. Ну, едем, Сергей, к Дибичу! Время не ждет!
Как профессионал, Дибич моментально уловил ситуацию и после краткого рассказа Савенкова подытожил, проверяя, правильно ли он понял:
— Значит, тебя, Сергей, прослушивали и затем нагрели на триста кусков, подставив своего купца и предварительно притормозив настоящего. Ловкачи! Затем у них, вероятно, планировался шантаж по твоим амурным делам. Вы вышли на телефониста Бялкина, и они соскочили на убийство.
Полковник почувствовал азарт охотника. Тут не «глухарь» какой-то. Здесь задача сложная, но решаемая. И друзьям приятно помочь, и перед начальством не будет стыдно.
От удовольствия Дибич ерзал в скрипучем кресле и потирал руки.
— Так, значит, говоришь, убийство на Сретенке! А это у нас Центральный округ.
Он повернулся к пульту, присмотрелся и осторожно нажал кнопку в центре.
— Ганечкин? Приветствую тебя, Максим Петрович. У вас там убийства сегодня были? Ах, целых три? А на Сретенке? Именно так! Ефим Бялкин, телефонист. Ты попроси Вадима Борисовича завтра в полдень доложить мне все материалы по этому убийству. Да, и запиши там, что дело будет на контроле у меня. Спасибо, Максим!
Дибич ехидно улыбнулся в густые украинские усы:
— Везет вам, ребята. Дело ведет Рогов, мой ученик. А я его старший товарищ. Уважаемый товарищ, между прочим.
— Тебя, Дибич, все уважают.
— Правильно! А Рогову всего тридцать пять лет. Мы с ним в прошлом году даже под обстрел вместе попали. В Валентиновке брали группу, а у них пять автоматов. Потом расскажу.
Полковник на минуту затих, вспоминая тот бой в дачном поселке. Интересное было приключение! Но и «дело Павленко» ожидается занятное.
Дибич вернулся к своим баранам:
— Я думаю, что ваша «Сова» будет действовать по своей программе, а Рогов — по своей. И я буду все координировать!
— Мы не против, Дибич. Цель-то у нас одна: убийцу взять, эту бандитскую группу. Только надо бы еще Сергею деньги вернуть. И все сделать так, чтобы его жена не загрызла.
— Не бойся, Савенков. Если что, мы спрячем Сергея в сейф. Там жена не достанет.
Дибич думал, что на этой фразе все посмеются, но только он сам слегка хихикнул.
Савенков даже не улыбнулся. Он был человек интеллигентный, а значит, деликатный.
Ну а Павленко вообще было не до смеха.
Полковник быстро вернулся к деловым вопросам.
— Итак, будем координировать действия на общую пользу. Ты, Игорь, приходи завтра в полдень. Познакомлю с Вадимом Роговым. Представлю как своего друга и частного детектива. Скажем, что ты ведешь одно дело, где есть некоторые пересечения с убийством на Сретенке. Рогов все поймет, если я его попрошу.
Илья Ермолов был фаталистом.
Вернее, он стал им десять лет назад, после того случая в ущелье на юго-запад от Грозного.
Этот чеченский поход изменил его жизнь, его характер и образ мыслей. Илья знал, что память об этом случае присутствует во всех его делах, размышлениях. Он мог неделями не вспоминать об этом эпизоде, но знал, что оно рядом. Это как заноза, которую невозможно извлечь. Она не мешает, но в неудачном положении вдруг кольнет и напомнит о себе.
Его группа шла по тропе вдоль узкого ущелья. На тропе с трудом могли разойтись два человека, а внизу была практически отвесная двадцатиметровая скала. Изредка встречались площадки, на одной из которых Илья догнал капитана Сергиенко. Тот встретил его очаровательной улыбкой и попросил:
— Давай покурим, Илья. Мои кончились.
— Ну, давай, брат.
Илья повернулся спиной к ущелью и встал почти вплотную к Сергиенко, пропуская группу. Он неторопливо полез в карман, достал пачку и протянул ее другу.
Но вдруг почему-то его рука стала ватной, а пачка сигарет упала на камни.
Илья мгновенно наклонился, боясь, что курево полетит в ущелье, и так же мгновенно выпрямился. Он не слышал выстрела. Он только увидел, что Сергиенко, продолжая улыбаться, держится за правую часть груди, а между его пальцев струится кровь. Подхватив оседающего на землю капитана и стараясь не упасть вместе с ним в пропасть, Илья закричал громко, противно и визгливо:
— Огонь! За ущельем снайпер. Беглый огонь, ребята! И санитара ко мне!
Донести Сергиенко до базы живым не удалось.
Всю дорогу Илья шел молча, наклонив голову и разглядывая кровавое пятно на левой стороне своей груди. Кровавое пятно образовалось, когда он в последний раз обнял Сергиенко.
Сомнений у Ермолова не было. Снайпер целился ему в спину. И целился точно, прямо в сердце. Всего один точный выстрел.
Но судьба заставила Илью наклониться за пачкой сигарет. Доля секунды, и случайно убит другой парень.
А пуля-то была его. Это точно!
Дома Липкина не было, и Илье с трудом удалось у одной из соседок узнать адрес его матери.
Пришлось прокатиться в Чертаново. Мать не выразила особого беспокойства, заявив, что Аркадий человек молодой и самостоятельный. Более того, она, как мать, не считает для себя достойным занятием отслеживать его контакты.
Но Аркадий артист, с гордостью сказала она. И где бы он сейчас ни был, к шести часам он будет в театре, где сегодня играет одну из главных ролей.
К началу спектакля Липкин не появился, но администратор Викентий Петрович, предупрежденный Ильей, заранее вызвал замену.
Благодарный и взволнованный деятель искусств угощал сыщика кофе в своей каморке:
— Отличный кофе. Пейте, дорогой. Вот и сухарики домашние. А где Липкин, так я не знаю. И меня это теперь мало волнует.
— Но это же ваш подчиненный.
— Никакой он уже не подчиненный. И я никому не подчиненный. Мы с вами свободные люди. И Аркадий свободен. Особенно с сегодняшнего числа.
— Почему?
— А потому, что он уволен из театра. Липкин у нас с октября служил по договору. Два раза он нарушал договор. Хорошо, мы его простили. Потом он три раза нарушил. Тоже простили. Хватит!
— А как он нарушал?
— Вы действительно интересуетесь? Так я вам расскажу. Вот, например, на Новый год он был у нас барашком. Не улыбайтесь — отличная, надо сказать, роль. Так, когда на него шкуру натянули и вытолкнули на сцену, он даже блеять не смог. Только гнусно гавкал.
— Да, могу себе представить.
— Не можете. Это кошмар! А в марте мы давали «Гамлета». Это, вы же понимаете, что это классика. Это Шекспир! Тут благоговеть надо.
— А какая у Липкина была роль?
— Очень удобная роль. Всего лишь тень отца Гамлета. Это не Офелия и тем более не Лаэрт! Тут даже шпагой махать не надо. Ходи себе в тени и вещай загробным голосом. Это даже с перепоя можно играть. И голос подходящий, потусторонний, и морды мятой под капюшоном не видно. Так нет! Липкин с крепостной стены свалился, и Гамлету вместе с Горацио пришлось его за кулисы вытаскивать.
— Почему?
— А потому, что он к зрителям полз. Вы, уважаемый Илья, представляете картинку: при полном зале Гамлет тянет своего отца за ноги. Это уже даже не Мейерхольд и не Любимов. Это русский сюрреализм!
Викентий Петрович неторопливо пригубил кофе и вежливо продолжил:
— Нет-нет, Липкин уже не жилец. Я имею в виду, что в нашем театре его больше не будет. А если вы все-таки хотите его найти, то вот вам адресок.