Фамилиал

Проснувшись через полчаса с каким-то оглушительным, умопомрачительным ощущением между ушей, он подался на кухню, где сначала хотел выпрыгнуть в окно — не убиться, за водкой, чтоб не тревожить соседей, — потом напился воды и стоял, прислонившись к стене щекой. Катюша еще спала. Было очень холодно, и он включил свет. Выключатель, спаренный с мастером подключения к Сети, сработал с минутным запозданием, поэтому у Сашеньки было время оправиться и улыбнуться. Сетевой редактор оценил его состояние как удовлетворительное (угроза цирроза, долги за кислород) и после тестирования основных социальных показателей подал электричество. Из приличия Сашенька кликнул несколько рекламок (“Курорты Ичкерии — на пару слов©”, “Talk to VVP, t.p.©”, “Русский оргазм©”), посетил официальный правительственный сайт (концепцию “отсутствующего Президента©”, как оказалось, успели заменить на идею “пролонгации Мертвого, VVP-5©”) и заказал спиртного. Ему предложили виртуальную формулу, которую он отклонил с неопределенной переадресацией, после чего отказал модем и пришла отлежавшая все лицо Катюша.

Катюша тоже выпила воды и была вынуждена подключиться. Правительственному сайту, как обычно, она предпочла посещение филиала Мавзолея 1:1 на Пречистенке, где запросила обновленные виды путинской мумии с открытыми глазами. Вот уже два года, с тех пор как головной Мавзолей был закрыт на инвентаризацию и видеть Верховного живьем могли только профессиональные язычники и телохранители, с упорством и страстью обиженного ребенка она собирала его посмертные изображения. Те, что казались ей удачными, она рассылала по знакомым. Неудачные редактировала и отправляла обратно. Некоторые из ее инсталляций участвовали в ежегодном смотре-конкурсе “Последний Президент”, а наделавшая столько шуму, на которой Путин со своей знаменитой улыбкой держится за края гроба и собирается встать из него, была удостоена специального приза жюри “За системный мажор, где-то веру©”.

Тут, слава Богу, связь оборвалась окончательно и погасло электричество. Сашенька зажег керосинку и сходил на угол. Отключившись, Катюша в это время сидела в тени бутылки, трещала пустой оберткой от шприца и смотрела в окно. Всякий раз после Интернета у нее было головокружение и тошнота. Сашенька поэтому принес ей спазмолитика, сам же выпил сразу побольше, чтобы она не успела ничего возразить, и не закусил. Через минуту-другую отпустило у обоих. Катюша приоделась, принесла колотушку и убрала со стола. Вспоминая, видимо, о чем они говорили накануне, она рассказала, что во время последнего заградпарада звезду Троицкой башни сначала заволокло дымкой, а потом, как дымка разошлась, звезда оказалась о шести лучах. Был погром, хотя и не такой, как в прошлом году, когда после снайперского обстрела пришлось запирать броней верхушку Спасской. После чего вспомнила про фамильянс и снова стала плакать. Сашенька тоже вспомнил про фамильянс, но стал смеяться. “Д-ы-ш-а д-у-х-а-м-и и т-у-м-а-н-а-м-и! — стал стучать он. — Д-ы-ш-а д-у-х-а-м-и и т-у-м-а-н-а-м-и!.. — И снова смеялся. — С-п-а-л-и-т-о н-и-ч-е-г-о! Г-о-с-п-о-д-и!”

Ничего себе ничего, притихла Катюша. Сутки. Ты ж просыпался, когда тебя откачивали… Сашенька, на минуту оторопев, вспомнил скорую помощь и белого, не попадавшего ему из бешенства в вену санитара. И так как оценить всю эту прошлую, но без сомнений бывшую боль ему явилось возможно только теперь, то он снова почувствовал и чуть мог пережить ее, вырвав каким-то ржавым лекарством. И рассматривал потом издали, не слыша Катюши, фиолетовую точку на вене.

Конечно, и прежде случалось, что из виду у него исчезал день-другой, а то и неделя, и без последствий, однако сейчас, разглядывая фиолетовую точку, он подумал, что, пожалуй, впервые им было оставлено без продолжения нечто важное. Что более опытное и легкое тело отныне опережало на сутки его тяжелую голову. В прошлом году, например, он так чуть не забыл поздравить отца — выручила автоматика. Или когда с проблемами с координацией не стал распаковывать очередную Катюшину работу “5-я годовщ. торж. сожжения чучелом Алексием II неглиже чучела Ж. д’Арк, кткмбницы”. Катюша тогда призналась, что “творила на бред, ибо в обиде на Кремль” и если бы файл оказался разархивирован (и пожарная копия его автоматически убыла бы в порталы Синода), ей было б несдобровать. Про один эпизод из той инсталляции она тем не менее жалела и по сегодня: Великий Инквизитор указывал еретичке на картину ее обугленного трупа и спрашивал: “Кому принадлежат останки сии, дочь моя?”. На что грешница отвечала: “Останки сии плинадлежат мне, падле” (у Жанны, как у француженки, было пожизненное вето на фонему “р”, но грассировала она через “л”, как сущий младенец, из-за чего прославилась Девственницей). И все это, видимо, задолго после того, как виртуальность была законодательно причислена к повседневной действительности и, соответственно, воображаемые преступления (убийства в action, богохульство на форумах и проч.) перешли в разряд обычных, в смысле — уголовных. “Все, что кажется, что было — было на самом деле” — последний принцип гносеологии, навсегда изменивший не только лицо правосудия, но и лицо человечества. Вот почему Сашеньку так тревожил пропущенный день.

Проще всего, конечно, было просить Катюшу напомнить о происшедшем, но он не стал этого делать, потому что и сама она сейчас была не в себе. А что как ей привиделись эти чертовы сутки, а не наоборот, и она вводила его в заблуждение? Или того лучше: хотела сказать, что в бессознании он официально отрекся от фамильянса?

Поэтому он решил бросить жребий. Решка — сутки прочь, орел — никакого санитара не было, а шприц Катюша могла взять из аптечки в уборной.

Однако выпала решка.

Сашенька выпил желтого лекарства и опять рассматривал фиолетовую точку на вене.

Дрожа, Катюша осторожно подвинула ему под кисть какой-то мятый листок. Сашенька увидел: “Бога нет”. Он тотчас скомкал листок и поджег его в тарелке. “Не бойся, — подвинула Катюша другую записку, — такие чернила не сканируются. А морзянку можно. Re: Бога нет”. Почему? — спросил Сашенька. Потому что новые эхо-сканеры уже распознают твоего ненаглядного Морза. Почему, — повторил Сашенька, — Бога-то нет?

Не знаю, задумалась Катюша, отец сказал.

И, помешкав, подала ему третью бумажку.

Сашенька убрал бумажку со стола и со страхом, задумчиво читал ее.

Сообщение состояло из плотных непечатных слов. Морфема “-бог-” употреблялась в нем ощутимо чаще других и была выделена объемными гиперссылками. Углы сообщения обрывались.

Сначала и безо всякого вступления экс-ангел сетовал на сепаратную сделку между Синодом и продажной верхушкой протокодистов. В результате этого сговора Синод получал ограниченный доступ к ретрансляционному спутнику протокодистов (имевшему самую высокую геостационарную орбиту), а отцам-морзяночникам отходила часть патриаршьей маржи за “Божественный сертификат”. В этом смысле переставала существовать не только православная монополия, но и подводилась жирная черта под независимостью реформистской церкви. Никто отныне не знал наверняка, на чьих счетах аккумулируется его жертвенный шепот, пребывая в полном неведении и относительно того, откуда, из каких областей лингвосферы сходит на него скупая благодать Слова. Если прежде, до сговора, да и в целом до акционирования алфавита, всякая конфессия могла апеллировать к своему персонифицированному абсолюту, то теперь Бог был один на всех. Бог был — поделенная лингвосфера. Так сговор усугублял и без того двусмысленное положение мусульман. Те из них, кто не бежал из страны и кому не отключили вторую сигнальную за отказ перейти от бумажного Корана к его электронной версии, жили еще глубже катакомбников. Те же, кто оставались на поверхности и, проклятые своими подземными собратьями, были вынуждены отправлять таинства веры через Интернет — причем делать это на государственном языке — оказывались окончательно дезориентированы. Существование официального исламского сайта больше не гарантировало им, что молитвы их действительно устремляются к Аллаху, а не ко Христу, Будде или, прости Господи, к какому-нибудь резидентному Вицлипуцли. К тому же государство, державшее контрольные пакеты акций во всех без исключения составляющих алфавита, переводило львиную долю славословий на свои федеральные счета. Бум сект, вызванный расколом, сделкой Синода с протокодистами только прирастал. Мало того что каждому возомнившему себя пророком было достаточно получить лицензию и зарегистрировать молитвенный сайт, так теперь за эту новую клиентуру разворачивалась нешуточная борьба. Синод брал размахом, протокодисты — большим дисковым пространством на серверах. Ни у кого и в мыслях не было давать оценку происходящему. А что же происходило? А вот что. Если классической археологии нужно было добывать информацию из земли, и еще совсем недавно ту же информацию приходилось выкапывать из информации, то нынче информация как таковая уже не интересовала никого. Информация нынче служила только одной цели — производить информацию. Более того, она производила ее уже безо всяких усилий извне. Вам нужно знать абсолютное число внебрачных связей Чингисхана? Желаете взглянуть на конкретную доисторическую сволочь, забившую последнего мамонта? Никаких проблем — только правильно ориентируйте свое сообщение. Ах, вы склонны считать подобные методики запудриванием мозгов… Хорошо. Небольшое пояснение. Что, по-вашему, составляет основу дыхательного процесса? Газообмен в тканях. Верно. Но это лишь одна сторона медали. Кровь снабжает ткани кислородом в том числе, в первую же очередь она снабжает их информацией о кислороде. Да и для вас самих — что это за чудо такое кислород, как не голая формула, что он, как не голая информация о нем, о-два? Фундаментальная физика с ног сбилась в поисках элементарных частиц, этих окончательных кирпичиков мироздания, но если б она удосужилась заглянуть в теорию информации, то обнаружила бы их там на первой странице. Мы подсидели Бога, вот в чем дело. Приватизировав алфавит, мы де-юре скрепили то, что уже давным-давно сделали попы, отправив Его в почетную отставку. Троянская формула, подброшенная якобы за его Его подписью, “В начале было Слово…” — о Господи! — формула эта в конце концов и выродилась тем парнокопытным, что разломало райские дерева. Мы обманули всех. Мы обманули всех с завязанными глазами. Херувим с огненным мечом проспал нас. И Он сам тоже проспал нас. Боже, как разбудить, расшевелить этого Пенсионера и как сделать так, чтобы глаза открылись хотя бы у Него?..