Страница 7 из 48
По поводу Советов один из них, не помню кто, ответил мне: «Мы в настоящее время сторонники советской программы, но мы думаем, что подобная форма правления не может существовать долго. Мы смотрим на Советы как на прекрасное орудие для классовой борьбы, но не как на совершенную форму правления».
Я спросил Суханова, считает ли он возможной победу контрреволюции. Он ответил отрицательно, но признал, что есть опасность, чтобы агитация меньшевиков не возбудила недовольства в массах настоящими условиями жизни и не окончилась погромом, который снесет и большевиков и меньшевиков одновременно. По их мнению, Россия не была еще готова для социалистического государства. Они предпочитали поэтому государство, в котором существовал бы частный капитал и где предприятия велись бы не под управлением государства, а под управлением хозяев. Они полагали, что крестьяне, мелкие собственники по инстинкту, будут стоять за подобного рода правление и что все это кончится утверждением одной из форм демократической республики. Оба они были против уступки концессий союзникам, потому что это отдавало бы во власть концессионерам весь север России, его железные дороги, леса, право организовывать собственные банки, железнодорожные станции в городах, со всем, к ним относящимся.
Суханов принципиально был против концессий и жалел, что меньшевики признавали их.
Я посетил Мартова в редакции его газеты. Газету только что закрыли из-за статьи, которую сам Мартов признавал неосторожной, так как она протестовала против дальнейшего существования Красной армии. Выразительным жестом указал он мне на печати на дверях и сказал, что они выпустят другую газету. Он показал мне первый номер этой газеты и сказал, что спрос на нее так велик, что они изменили свое первоначальное решение выпускать ее еженедельно и сделали ее ежедневной газетой. Мартов сообщил мне, что он и его партия были по следующим соображениям противниками всякой интервенции. Во-первых, они думали, что продолжение столкновений и необходимость существования армии и активной обороны страны помогали развитию нежелательных сторон революции, тогда как соглашение, разряжая общую враждебность, заставило бы большевиков вести более умеренную политику. Во-вторых, потребности армии парализовали все усилия привести в нормальное состояние экономическую жизнь страны. Кроме того, он был убежден, что интервенция, какая бы она ни была, поддерживает реакцию, допуская, что Антанта, быть может, ее и не желает.
- Это выходит само собою, - сказал он, - что силами, которые поддерживают интервенцию, руководит реакция, вот почему все нереакционные партии забывают все свои разногласия с большевиками, чтобы защищать революцию в целом.
Он был убежден, что большевики или изменят свою политику, или уйдут. Он мне прочел в подтверждение своего мнения письмо одного крестьянина, которое доказывало, что крестьяне противились вхождению в сельские коммуны (принуждение было отвергнуто центральным правительством).
«Мы взяли землю, - писал крестьянин. - Взяли столько, сколько могли обработать. Мы обработали то, что до сих пор было необработанно, и если теперь будет организована коммуна, придут лентяи, которые до сих пор ничего не делали и воспользуются нашей работой».
Мартов был того мнения, что сама жизнь, нужды страны и воля крестьянских масс приведут к тем изменениям, которые он считал желательными при советском строе.
Правые с.-р.
Позиция правых с.-р. гораздо сложнее, чем меньшевиков. В своей последней декларации они так же далеки от левого, анархо-романтического крыла своей партии, как и от крайней правой. Они хотят, как и раньше, Учредительного соб-рания, но они отказывались от мысли собрать его силой. У них были с союзниками более тесные отношения, чем у любой партии, стоящей левее кадетов. Они себя сильно скомпрометировали, действуя таким образом, входя в сношения с чехословаками на Волге и принимая участие в небольших реакционных восстаниях внутри России. Надо приписывать изменение их отношений к Советской власти не изменению их программы, а тому факту, что силы, на поддержку которых они рассчитывали, оказались гораздо правее, чем они ожидали.
Газета печатников, орган не большевистский, напечатала одну из их резолюций, в которой требовалось устранение реакционных правительств, поддерживаемых союзниками или немцами. В ней же осуждалась всякая попытка свергнуть вооруженной силой Советскую власть, на том основании, что это может повредить всему рабочему классу и будет использовано реакционными группами для их собственных целей.
Вольский, правый с.-р., был председателем съезда членов Учредительного собрания, того съезда, который вручил власть Сибирской Директории и назначил командующим своими войсками адмирала Колчака (его настоящий титул был Командующий военными силами Учредительного собрания). Члены Учредительного собрания должны собраться 1 января текущего года и, вместо Директории, организовать всероссийское правительство.
Между Директорией и Комитетом членов Учредительного собрания происходили постоянные трения, так как Директория была гораздо реакционнее. В ноябре Колчак устроил переворот. Комитет выпустил против него декларацию и призывал к его ниспровержению. Несколько членов Учредительного собрания были арестованы группой офицеров, некоторые из них, говорят, были убиты. Насколько мне известно, Колчак заявил о своей непричастности к этому делу; возможно, что он и не знал о намерениях реакционеров, находившихся под его командованием. Другие члены Учредительного собрания бежали в Уфу. 5 декабря за двадцать пять дней до занятия этого города большевиками, они объявили о своем решении не вести вооруженной борьбы против Советского правительства. После занятия Уфы советскими войсками начались переговоры между делегатами комитета членов Учредительного собрания и другими правыми с.-р., с одной стороны, и представителями Советского правительства, с другой, - с целью найти почву для соглашения. Результатом этих переговоров была резолюция, принятая исполнительным комитетом 26 февраля. Делегация членов Учредительного соб-рания прибыла в Москву и была размещена в большом зале отеля «Метрополь», в котором поставили по стенам кровати, а посредине комнаты поместили большие столы. В этой комнате я впервые увидел Вольского, позже мы виделись у меня в отеле.
Я спросил его, что побудило его и тех, чьим представителем он был, покинуть Колчака и перейти на сторону Советского правительства. Он поглядел мне прямо в глаза и проговорил: «Я скажу вам правду. Факты убедили нас, что политика представителей союзников в Сибири имела своей целью не поддержку Учредительного собрания против большевиков и немцев, а просто усиление реакционных сил за нашими спинами».
Его жалобы сводились к следующему: «В течение целого лета мы, вместе с чехословаками, охраняли фронт, так как нам говорили, что две немецкие дивизии в боевой готовности стоят против нас. Теперь мы узнали, что тогда в России вообще не было немецких войск».
Он критиковал большевиков за то, что они хорошие составители программ, но плохие организаторы. Например, они обещали бесплатное электрическое освещение, а кончилось тем, что вообще не будет электричества из-за недостатка топлива. Они ведут свою политику, не считаясь с действительностью. «Но для нас ясно, что они по-настоящему борются с диктатурой буржуазии, поэтому мы готовы всячески их поддерживать».
«Интервенция, - сказал он еще, - какова бы она ни была, будет способствовать продолжению большевистского режима, побуждая нас быть не в оппозиции к Советской власти (хотя бы мы ее и не любили), а поддерживать ее, так как она защищает революцию». По поводу помощи, которая оказывалась группам и правительствам, борющимся против Советской России, Вольский сказал что не видит разницы между такой формой интервенции и иной, которая состоит в том, что в Россию посылаются войска.
Я спросил его мнения о будущем. Он ответил почти в тех же выражениях, что и Мартов, а именно, что события сами заставят большевиков или изменить свою политику, или уйти. Рано или поздно крестьяне скажут свое слово. По существу они и против буржуазии, и против большевиков. Буржуазная реакция не могла бы одержать продолжительную победу над Советской властью, так как у нее нет ни одной идеи, за которую народ пожелал бы бороться. Если бы внезапно случилось так, что победили бы Колчак, Деникин и подобные им, то им необходимо было бы убивать тысячи людей (в то время как большевики убивали сотни), а результатом всего этого была бы окончательная гибель и ввержение России в анархию. «Пример Украины - не доказывал ли он союзникам, что оккупация в течение шести месяцев небольшевистской территории полумиллионной армией достигла одного результата - поворота населения к большевизму?»