Страница 9 из 30
— Кроме шуток, ребята, — медленно сказал он, и я поразился тому, как глухо прозвучал его голос. — Кто-то зарезал Оливье.
В первую секунду никто ничего не понял. Все ошарашенно смотрели на Николя, затем кто-то сдавленно охнул. Из кухни выглянули Бенедикт с Лали и недоуменно вертели головами — за шумом кофемолки они не расслышали последних слов Николя.
— Надо вызвать полицию, — в наступившей тишине голос Линды прозвучал неестественно спокойно. — И ничего не трогать до их прихода.
— Какую полицию?! Зачем?! — отчаянно закрутила головой ничего не соображавшая Лали; стоящая рядом Бенедикт с кофемолкой в руках тоже непонимающе хлопала длинными ресницами.
Я торопливо подошёл к ним и обнял их за плечи:
— Только спокойно, девочки… У нас беда. Оливье убили.
— Что?! — Лали одним движением вырвалась из-под моей руки и отскочила назад; судя по голосу, она была близка к истерике. — Что ты такое говоришь, Себастьен?!
— Успокойся, пожалуйста, прошу тебя, — я вновь привлёк её к себе. — Это правда, и мы ничего не можем поделать… Пожалуйста, возьми себя в руки, милая…
Я всё ещё продолжал неумело утешать её, вполголоса говоря какие-то явные глупости, потому что никаких слов утешения мне сейчас в голову не приходило, а Лали уже разревелась в голос, уткнувшись лицом мне в грудь.
— Боже… Оливье… прямо на Рождество… в нашем доме… — сквозь всхлипы и рыдания бормотала она, а я гладил её по мягким чёрным волосам.
Жозе тем временем ринулся наверх, но Николя решительно преградил ему путь:
— Нечего тебе там делать! И вообще никто из нас не поднимется туда до прихода полиции, понятно? Себастьен, да позвони же в комиссариат!
Я мягко отстранил Лали и, оставив её рыдать на груди Бенедикт, кинулся к телефону. Пока я рассказывал дежурному инспектору, что у нас произошло — боюсь, голос мой тоже дрожал, — все остальные застыли на своих местах, словно изваяния. Казалось, каждый даже пошевелиться боится, чтобы не случилось ещё чего-нибудь не менее ужасного.
Наконец, я положил трубку и устало сказал:
— Они будут здесь минут через десять. Просили ничего не трогать на месте преступления, а также никого не выходить из дома.
Кажется, лишь после этих слов все окончательно осознали непоправимость происшедшего — если через десять минут сюда действительно приедет полиция, значит, это не сон, не галлюцинация и не дурной розыгрыш… Да и до меня только сейчас по-настоящему начал доходить весь ужас случившегося. Господи, Оливье мёртв! И не просто мёртв — убит. Ведь не по неосторожности же он воткнул в себя нож?.. Или… Я подошёл к Николя и негромко спросил:
— Послушай, дружище… а как там всё было? Не мог он сам…
Взглянув на меня, Николя криво усмехнулся:
— Я знаю гораздо менее утомительные способы свести счёты с жизнью… А если честно — я не криминалист, и судить мне трудно. Нож торчал у него прямо из груди… там, где сердце. Я думаю, он умер сразу.
— Но тогда это означает… — начав говорить, я вдруг осёкся на полуслове — уж больно мерзко всё получалось.
Конечно, я вчера хорошо набрался, но не настолько, чтобы забыть запереть входную дверь; она и сейчас закрыта на задвижку, я видел это даже отсюда. И окна в доме все закрыты… Словом, посторонний сюда проникнуть не мог. И тогда это означает… Это означает то, чего у меня не хватило духу произнести: убийца — кто-то из нас.
От этой мысли мне внезапно сделалось холодно. Ну как такое могло получиться?! Все присутствующие здесь — мои друзья, я знаю их не первый год, а теперь оказывается, что кто-то из них способен взять в руки нож и убить. Но кто? Кто, чёрт возьми?!
— Что означает, Себастьен?
От неожиданности я вздрогнул и повернулся. Прямо передо мной стояла Бенедикт, которая, несомненно, слышала мои последние слова; её серые глаза, полные слёз, смотрели на меня выжидательно и в то же время с тревогой.
— Что означает? — требовательно повторила она, и по её дрожащему голосу я понял, что она тоже на грани срыва.
— Видишь ли, Бене… — медленно произнёс я; у меня по-прежнему язык не поворачивался фактически бросить обвинение своим друзьям, а они уже настороженно повернули головы в мою сторону. — Впрочем, это касается всех… И, честное слово, я очень хотел бы ошибиться…
— Да говори же, Бога ради! — вспылил нетерпеливый Жозе. — Ты что, знаешь, кто убийца?
— Нет, — покачал я головой. — Я этого не знаю. Но я знаю кое-что другое — этой ночью в доме никого, кроме нас не было. Двери, окна — всё закрыто… Никто не мог сюда незаметно войти, а тем более выйти.
— И значит, убийца — кто-то из нас, — быстро докончил за меня Николя. — Ты ведь это хотел сказать?
Я только беспомощно пожал плечами и прислонился к подоконнику — странно, но мне казалось, что ноги меня не держат. Боюсь, с этой минуты наша компания начнёт трещать по швам, подумал я. Ещё вчера мы были лучшими друзьями, а сегодня каждый подозревает каждого, потому что кто-то из нас оказался способен на убийство…
— О Господи… — раздался вдруг потрясённый голос Лали, и все мы как по команде уставились на неё. — Как же я сразу не догадалась!..
Она внезапно перестала плакать, подняла голову, и её тёмные глаза засверкали недобрым огнём. Стремительно пройдя через всю комнату, она приблизилась к ошеломлённому Кристиану и буквально выплюнула ему в лицо:
— Может, скажешь нам, за что ты его убил?
— Я?! — Кристиан даже попятился; он был почти на голову ниже моей жены и от этого казался особенно жалким. — Да ты с ума сошла! Я его не убивал, не убивал, клянусь!
— Да все же видели, как вы вчера с ним ссорились! — Лали заводилась всё больше. — Ты его обвинял в том, что он испортил тебе жизнь!.. Обвинял его, хотя сам был во всём виноват! Ты же кричал, что убьёшь его, я слышала, все это слышали!..
— Я перебрал… — жалобно лепетал Кристиан, отчаянно ища глазами поддержки у остальных. — Я сам вчера не понимал, что говорю, я был пьян… Но это не я, не я!
— Не смей, Лали! — наконец, опомнился я и дёрнул её за руку — может быть, излишне грубо. — Уймись, кому говорю! Ещё немного — и мы точно друг друга поубиваем…
Лали неожиданно обмякла и вновь расплакалась, а Кристиан продолжал повторять, словно заведённый: Это не я, это не я…, в его глазах метался ужас. Наступившее было обманчивое спокойствие с минуты на минуту вновь могло взорваться.
Ну вот, дружище Себастьен, сказал я сам себе, вот что получилось после твоих слов. И это только начало, дальше будет ещё хуже — до тех пор, пока мы не узнаем, кто настоящий преступник. А до этого будут взаимные подозрения, обвинения и много всякой другой грязи… Бог ты мой, как же всё это отвратительно!
— Пускай во всём разбирается полиция, — твёрдо — по крайней мере, хотелось верить, что твёрдо — сказал я. — А ты мы сейчас чёрт знает до чего договоримся.
— Себастьен прав, дождёмся полицию, — поддержала меня Элен, обводя остальных умоляющим взглядом; она не плакала, но в глазах её застыла такая боль, что становилось не по себе. — Поймите, бессмысленно обвинять друг друга — все мы любили Оливье, и никто не желал ему зла.
— Никто, кроме убийцы! — выпалил Жозе и принялся нервно расхаживать по комнате; пару раз он споткнулся о расставленные стулья, и тогда Николя звенящим от еле сдерживаемого напряжения голосом посоветовал ему сесть и угомониться.
Звонок в дверь показался мне таким оглушительным, что я невольно вздрогнул — да и не я один. А следом наступило какое-то облегчение — ну вот, наконец-то, приехала полиция, сейчас они возьмут на себя все наши проблемы, во всём разберутся и найдут преступника… Глупо, конечно. Ничего они не найдут, по крайней мере, сразу, и легче нам всем от этого не будет.
За дверью стояли четверо — двое полицейских и двое в штатском. Посторонившись, я пропустил их в дом, и один из этой четвёрки — высокий, худощавый брюнет лет тридцати пяти — без долгих предисловий принялся за дело.
— Меня зовут Ленорман, инспектор Ленорман, — негромко представился он. — Насколько я понял, здесь произошло убийство.