Страница 25 из 30
— Наконец-то, — произнесла она с наигранной капризностью. — Я тут уже начинаю замерзать, а ты что-то не торопишься согреть свою любимую бразильянку.
— Ну теперь-то уж я точно отсюда раньше утра не выберусь… — пробормотал я, раздеваясь. — Хлопотливый день окончен, милая… по крайней мере, для нас с тобой…
Едва я устроился под одеялом, Лали тут же доверчиво прижалась ко мне, и я в который уж раз подумал, какая же она всё-таки хрупкая и беззащитная — при всём своём сумасбродстве; надеюсь, что сегодняшняя трагедия никак не отразится на нашем браке, а Линда… Линда через несколько дней уедет, и один Бог знает, когда мы ещё с ней увидимся. Моя жена скоро придёт в норму, и я вновь буду видеть рядом с собой прежнюю Лали — весёлую, беззаботную, не обременённую муками ревности и иными подозрениями.
Бросив взгляд на свою любимую, я с удивлением увидел, что она уже крепко спит — с Лали такое случалось нечасто; обычно она обожала долгие беседы в постели, ну, и не только беседы, конечно — поэтому мы, как правило, раньше полуночи не засыпали. А сегодня она, бедняжка, действительно намучилась — отрубилась сразу же, едва положив голову на моё плечо. Тёплое дыхание Лали приятно щекотало кожу, навевая дремоту, вот только сон почему-то не шёл.
А всё дело было в ней — в загадочной фразе Оливье, которая никак не давала мне покоя. Ещё десять минут назад там, на кухне, мне казалось — стоит только добраться до постели, и я тут же провалюсь в сон, забыв обо всём, что сегодня произошло. Но вот поди ж ты — слова музыканта вертятся у меня в голове, и отогнать их не получается. Как это он там сказал: Даже в нашей компании есть секреты… и потом: За которые и убить не грех… да, именно так, если верить Линде. А верить приходится, иначе я вновь окажусь в тупике; поэтому будем пока считать, что австралийка ничего не выдумала и не напутала.
Господи, ну о чём таком мог узнать Оливье?! В голову лезла всякая чушь: может быть, Жозе — агент китайской разведки… или Николя — серийный маньяк-убийца… или… Стоп, сердито оборвал я сам себя, так можно чёрт знает до чего дофантазироваться. Уж коль мне всё равно не спится, надо попытаться ещё раз собрать воедино все известные мне факты и спокойно, без лишних эмоций проанализировать их — теперь уже с учётом того, что рассказала Линда.
Итак, ещё разок, по порядку, и начнём, как всегда, с детектива-любителя Себастьена Куриво. Ну, у меня вроде бы нет никаких тайн, по крайней мере, таких, о которых мог знать Оливье, так что мне бояться нечего. А вот с другими получалось хуже.
Чем больше я размышлял, тем больше приходил к неутешительному выводу, что ни за кого не могу поручиться. Даже моя Лали, которая разбалтывала любой секрет в течение суток, вполне могла скрывать что-нибудь этакое — в том числе и от меня, своего любимого муженька. Про остальных и говорить не стоило — у любого мог оказаться скелет в шкафу; в конце концов, мы всего лишь друзья, а не команда близнецов, ни на миг не разлучавшихся с момента рождения.
Тогда я решил пойти другим путём — попытался прикинуть, откуда же бедняга Оливье мог узнать про этот самый скелет. Но и тут было глухо — насколько я помнил, все в один голос утверждали, что не виделись с ним едва ли не со дня окончания университета. Либо кто-то врёт, либо… это довольно-таки старая тайна, вот только почему всплыла она только сейчас?
Вздохнув, я повернулся на другой бок — осторожно, чтобы не разбудить Лали. Но она и не подумала просыпаться, лишь сладко потянулась, и я ей искренне позавидовал — спит, как ребёнок, изгнала из своей хорошенькой головки все мысли об убийстве и не вспомнит теперь об этом до самого утра. Жаль, что я не могу так отключаться, как моя жена — любая, особенно столь серьёзная проблема всегда заканчивалась для меня бессонницей.
Ну хорошо, зайдём с третьей стороны — а что это вообще может быть за тайна? Причём такая, за которую Оливье получил нож в сердце. Что можно скрывать с таким рвением?.. Конечно, будь наша компания посолиднее, будь мы все банкирами или политиками, или, на худой конец, крупными предпринимателями — недостатка в версиях не было бы. А так — обычная молодёжь, ничего особенного; кое-кто вообще из рабочего класса, как Жозе, например, и знаменитостей среди нас только трое… вернее, теперь двое — Линда и Мануэла. Третьим был Оливье.
Но как раз наши фотомодели в первую очередь исключаются из списка подозреваемых — опять же, пока только на основании слов Линды, но альтернативы всё равно нет. А коль так, значит, дело касается личной жизни, и тогда под подозрение неминуемо попадают две наших семейных пары — Николя с Элен и мы с Лали, а также будущие молодожёны Жозе и Бенедикт. Джоанну при таком раскладе можно смело вычёркивать, и уж, конечно, незадачливый Кри-Кри тоже вне подозрений — какие там, к чёрту, тайны — при его-то образе жизни!
Ну вот, подумал я, вновь осторожно переворачиваясь с боку на бок, число потенциальных убийц сократилось до пяти человек — себя я, естественно, исключил. Тоже, конечно, не Бог весть что, и гарантий никаких, но всё-таки… Итак, Николя, Элен, Жозе, Бенедикт, Лали — кто из них?
От этих мыслей мне вновь сделалось противно: Господи, ведь все пятеро — замечательные ребята, отличные друзья, а одна из них — моя собственная жена! Покосившись на сладко спящую Лали, я подумал, что, узнай она хоть на минуту о моих подозрениях — конец нашей семейной жизни. Моя ненаглядная всегда считала себя непогрешимой, и дай Бог, чтобы так оно и оказалось.
А Жозе? Я вспомнил, что ещё два часа назад исключил его из списка подозреваемых, но тогда-то я предполагал, что это было убийство из ревности! Убийство, совершённое под влиянием порыва, в момент какого-то умопомрачения, быть может… А теперь всё менялось — и по здравом размышлении оказывается, что и Жозе вполне способен на преступление ради сохранения какой-то нелицеприятной тайны — с его-то самолюбием и тщательно оберегаемой личной жизнью. Чёрт знает что такое…
И Оливье тоже хорош — шантажировать он, что ли, кого-то вздумал? Иначе для чего понадобилось его убивать? То, что наш музыкант чужие секреты хранить умеет, известно всем; трепачом он никогда не был, и ещё во времена университетской жизни я сам советовался с ним, когда возникла та памятная проблема с Линдой. Оливье тогда честно держал рот на замке, как, впрочем, и остальные друзья; Лали, как сейчас помню, узнала обо всём только от меня самого.
Так что доверять ему можно было, это факт. И тогда получается, что он нарвался сам — быть может, пригрозил, что всё расскажет, или, напротив, потребовал денег за молчание… Хотя это уже точно абсурд — Оливье зарабатывал едва ли не больше любого из нас.
Значит, ему просто-напросто заткнули рот. Что там говорила Джоанна по поводу своих ночных наблюдений? Кажется, то, что первый визитёр, сиречь убийца, пробыл у Оливье минут пятнадцать-двадцать. А отсюда можно сделать вывод, что сперва они пытались договориться полюбовно: либо преступник по-дружески — чёрт, а ведь именно по-дружески! — уговаривал музыканта молчать, либо сам предлагал заплатить, либо ещё что-нибудь… Но в любом случае закончилось всё так, как закончилось — Оливье хранить тайну отказался и получил за это нож в грудь. Тот самый нож, который он же и принёс к себе в комнату, чтобы нарезать колбаски…
Теперь мне уже окончательно стало ясно, что, несмотря на накопившуюся за этот сумасшедший день усталость, заснуть я ещё долго не смогу. Ворочаться в постели с риском разбудить Лали не хотелось, поэтому я осторожно вылез из-под одеяла, бережно переложив голову своей драгоценной жёнушки с моего плеча на подушку, накинул халат и подошёл к окну. На улице было темно, хоть глаз выколи — ни звёзд, ни луны, всё скрыто за тяжёлыми зимними облаками, и от этого на душе становилось ещё тоскливее…
Вот что мне сейчас нужно — поговорить с кем-нибудь, или я точно с ума сойду. И хорошо бы — с мудрым, рассудительным Николя… конечно, если он ещё не спит. Из всей нашей компании я доверял ему больше всех, не считая, естественно, собственной жены, но с ней много на эту тему не наговоришь, особенно если её сейчас разбудить.