Страница 32 из 47
IV.
Гамидов остался жить во Владивостоке тридцать лет назад - сразу после срочной службы на Тихоокеанском флоте. Представить, что за эти годы он ни разу не слышал мата, очень сложно, но что еще может сказать адвокат? Листаю дело дальше. Через четыре листа - еще один результат экспертизы, уже стационарной, психолого-психиатрической. Спрашиваю, зачем понадобилось проверять Гамидова еще раз.
- А это у прокуратуры надо спрашивать, - адвокат явно доволен, что я обратил внимание на вторую экспертизу. - Первая экспертиза обвинению не понравилась, и прокурорские решили отправить его в стационар, в Уссурийск. Там он пролежал месяц, результат оказался тот же.
Читаю: «Ситуация была внешне и внутренне конфликтной для испытуемого, затрудняла удовлетворение его потребностей в безопасности и уважении, требовала быстроты разрешения. Высказывания в адрес подэкспертного задевали высокозначимую потребность в самоуважении, ущемляли его самолюбие и национальное достоинство».
Почему один и тот же Ленинский суд во время первого рассмотрения дела проигнорировал обе экспертизы, а во время второго - мало того, что учел, да еще и так сильно изменил приговор - главная загадка дела Гамидова. В краевой прокуратуре (от официальных комментариев ведомство отказывается, поэтому все комментарии представителей прокуратуры - на условиях анонимности) говорят о «вновь открытых обстоятельствах», в том числе и о том, что за время, которое прошло между двумя процессами, семья Гамидовых добровольно выплатила семье Смоляковых 500 тысяч рублей компенсации морального ущерба. Но это объяснение звучит неубедительно - с каких это пор денежная компенсация может превратить семь лет колонии в три года условно? Объяснение адвоката тоже звучит странно:
- Прокуратура добилась своего: первый приговор спровоцировал шумиху, а о втором просто никто не знает. В июне в зале суда были телекамеры, которые туда именно прокуратура привела. В ноябре никаких камер не было, газеты тоже молчат. Пиар-эффект, ничего более.
Каким образом в этот «пиар-эффект» укладывается фактический провал обвинения - адвокат объяснить не может.
Во время второго рассмотрения дела представители обвинения отказались задавать вопросы подсудимому и свидетелям. Почему так произошло, в прокуратуре не говорят.
V.
Приговор в силу пока не вступил, и Немат Гамидов до сих пор находится под подпиской о невыезде. Я переписал из материалов дела его домашний адрес и еду на улицу Гризодубовой. Блочная пятиэтажка, облезлая железная дверь подъезда. Жму кнопки домофона. Молчание. У подъезда курят двое парней в кепках - один в меховой, второй в кожаной. Спрашиваю, бывают ли Гамидовы дома.
- Азеры, что ли? Так они уехали к себе в аул. Как его выпустили, так сразу и уехали. Их пацана в школе как-то обижали, ну они его и увезли.
На всякий случай звоню Гамидову на работу - ЧП «Гамидов» торгует рыбой. Две фуры развозят дальневосточные морепродукты по Приморскому и Хабаровскому краям.
Трубку снимает женщина - наверное, секретарша, - которая говорит, что Немата Раджабовича нет и, очевидно, еще долго не будет, а бизнес вместо него ведет его брат Захмад, который приехал из Баку сразу же после ареста Гамидова.
Захмад Гамидов разговаривать со мной отказался.
VI.
«Ну что, понятно теперь, на чьей стороне правда?» - спрашивает Тамара Наримановна, когда я возвращаюсь в кампус после поездки на улицу Гризодубовой. Я отшучиваюсь: «На стороне суда», - и прошу женщину, которая ходила в зал суда на все заседания, рассказать о впечатлениях от процесса. «Самое сильное впечатление, - говорит Тамара Волкова, - это когда Немат Раджаб оглы уже вышел из клетки, и жена Смолякова бросилась к нему обниматься. Ее можно понять - он же ее от мужа-пьяницы избавил, и денег еще дал». Пытаюсь представить себе эту картину, не могу. Звоню в прокуратуру.
«Ну да, было такое, - говорит помощница районного прокурора, тоже сидевшая в зале. - Он вышел из клетки и пошел просить у жены Смолякова прощения, обнял ее. Она сказала, что Бог простит».
* ВОИНСТВО *
Александр Храмчихин
Переформатировать диск
Дедовщина в Российской армии
Дедовщина имманентно присуща Российской армии. Или даже не так. Дедовщина и Российская армия - это одно и то же. Так воспринимает действительность большинство. В значительной степени это правда.
При этом надо попытаться все-таки рассмотреть суть и причину явления.
Рядовой состав армейского подразделения (корабля) представляет собой коллектив молодых мужчин, находящихся в периоде полового созревания, с уровнем образования не выше среднего. Вооруженные силы - это такой институт, которой предназначен для осуществления насилия. В нем людей учат как можно более эффективно уничтожать других людей либо обеспечивать своих коллег, занимающихся таковым уничтожением. Поэтому достаточно трудно ожидать, что внутри такого коллектива отношения будут идиллическими.
Более того, армия является таким местом, куда приходят, как правило, с психологией ребенка, а уходят, как правило, с психологией взрослого. То есть психология человека за период службы радикально изменяется. Столь же значительно меняются и физические данные солдата срочной службы. Двадцатилетний человек в подавляющем большинстве случаев сильнее восемнадцатилетнего.
Помимо этого, ни в одном (даже гражданском) коллективе все его члены не будут на равных выполнять простую, тяжелую, непрестижную работу. Ее заведомо будут выполнять те, кто имеет меньший опыт. Соответственно, требовать одинакового статуса для людей разного возраста и опыта совершенно бессмысленно.
Ведь в любом, в том числе гражданском, коллективе неизбежно складывается иерархия, определяемая целым рядом факторов, среди важнейших - возраст и опыт. Поэтому чрезвычайно важно, чтобы формальная иерархия как можно больше совпадала с неформальной. Это резко повысит слаженность и работоспособность коллектива.
При этом, правда, иерархия и преимущество опытных над неопытными совершенно не должны подразумевать морального и физического унижения вторых первыми. Потому что такое унижение разобщает и разрушает коллектив. А если это военный коллектив, то он утрачивает боеспособность. Психологически сломленные в реальном бою либо разбегутся, либо сдадутся, либо начнут стрелять в своих обидчиков.
Таким образом, до определенного предела дедовщина неизбежна. Но за этим пределом недопустима по соображениям не только моральным и юридическим, но и чисто практическим.
До начала 70-х годов ХХ века никакой дедовщины в Советской армии не было. Потом она внезапно начала расти и крепнуть на глазах. Это отвратительное явление стремительно превратило армию в пугало и породило, в конце концов, крайне вредную в отечественных условиях (и, кстати, совершенно бесполезную с точки зрения решения проблемы дедовщины) идею «профессиональной армии».
Началось все с хрущевских реформ, с увольнения 1,2 млн офицеров, многим из которых служить оставалось несколько месяцев. Это было сделано в таком хамском стиле (на этом фоне сокращения 90-х можно считать образцом уважительного отношения к военным), что нанесло сокрушительный удар по психологии командного состава. Циничные формалисты-временщики стали среди офицеров обыденным явлением.
В 1968 году произошел переход от 3-годичной (4 года в ВМФ) к 2-годичной (3 года в ВМФ) службе по призыву. Это, как минимум, породило обиду тех, кто служил 3 года, на тех, кто пришел на 2. Однако не это, конечно, было главным.
Сокращение срока службы не подразумевало сокращения численности ВС. Это заставило увеличивать призывной контингент. В частности, начался призыв лиц, имевших судимость. Уголовники привнесли в армию нравы мест заключения, к чему были совершенно не готовы ни их сослуживцы, ни командиры. Но и этот фактор тоже не был главным.