Страница 3 из 16
– Помните, что с момента сигнала идти самостоятельно вы действуете на свой страх и риск, поэтому я не могу и не хочу давать вам более подробные указания, как поступать. Никто не может предвидеть заранее положение вещей, надеты ли на русские суда сетки или нет, а главное, наблюдают ли они за нами. Мне нечего говорить вам, что даже тяжело поврежденное судно не должно достаться в руки неприятеля и что все ваши силы должны сосредоточиться на старании правильно направлять мины. Если судно выпустит все свои заряды, то оно должно уходить и, уже за линией выстрелов, снова заряжать запасные торпеды. Возможно, что оно будет в состоянии напасть вторично. Главное же условие, всегда и во всем, хладнокровие и спокойствие. Это должно быть внушено и торпедным комендорам. Ни один заряд не должен миновать стоящих на якорях судов. Командир должен заботиться только о маневрах судна. Лейтенант должен стоять на палубе и наблюдать за правильностью наводки, как только враг осветит судно прожектором и начнет стрелять, уходить в тень. Прошу вас сделать сейчас же должные внушения команде, а затем оставить ее, по возможности, в покое. Все ваши люди как на подбор и сами знают, что им делать и как поступать. В случае гибели командира командование примет лейтенант, после него штурман, а затем унтер-офицеры. При встрече с неприятельскими миноносцами, если нельзя ее избежать, надо немедленно переходить в наступление тараном и артиллерией, не забывая при этом, что поврежденное судно очень недурно взять на абордаж. Но иногда – тут он усмехнулся – это бывает очень опасно, и сам атакующий может получить пробоину.
Этой любезной шуткой он намекал на меня, так как я за несколько недель до этого одним глупым маневром здорово погнул нос своего собственного миноносца.
Он продолжал ораторствовать в том же духе, так как этот человек, раз начав говорить, положительно не умеет вовремя кончить, а мы должны выслушивать в сотый раз давно всем известные правила об обязанностях командиров миноносцев в случае атаки или сражения. В эти минуты мне, да и всем остальным, я думаю, приходило на ум, что несравненно труднее выслушивать хладнокровно подобные разглагольствования, нежели, целиться без промаха в русский броненосец. Но наконец он кончил. После этой отповеди он угостил нас шампанским и отпустил. Через два часа мы должны были сняться с якорей, послав ему предварительно уведомление, что все готово к бою.
Когда я взошел на борт моего "Акацуки", то все люди столпились вокруг меня, прося сообщить новости. Моряки горели желанием доказать на деле, чего они стоят. Чрезвычайно важно для дела, когда вся команда до последнего матроса и кочегара воодушевлена одним и тем же духом геройства. Я сообщил им план сегодняшней ночи и душевно порадовался мало дисциплинированному, но зато единодушному крику восторга всей команды.
– Потом мы еще поговорим об этом, – добавил я, – а теперь надо готовиться к бою.
Мне не пришлось повторять приказания – через минуту все были на своих местах. Я с машинистами осмотрел еще раз торпеды и приказал наполнить их сжатым воздухом. Ножницы для прорезывания предохранительных сетей были прилажены и действие их испробовано, после чего наступил давно ожидаемый момент, когда был вынут предохранительный стержень из спускового аппарата торпеды. Все еще помнят, как в китайскую войну 1894 года два командира забыли в суете вынуть предохранительные стержни перед пуском торпед и благодаря этому потерпели неудачу. Также многие забывали тогда закрыть клапан для погружения мины, так что не попавшие в цель торпеды весело плавали на поверхности. Собственно говоря, очень приятно, когда до вас кто-нибудь сглупил: сам становишься хитрее и ловчее. Мой машинист, который и в мирное время находился на высоте своего призвания, приготовил все безукоризненно: топки были прочищены и лучший уголь отобран. Я договорился с ним насчет сигнального звонка, после которого он должен пустить машину полным ходом. В случае, если бы телеграф был поврежден, он должен руководствоваться сигнальным свистком через люк. Я с мостика подал бы знак лейтенанту, тот унтер-офицеру и так далее. После этого мы принялись осматривать все отделения. В каждом лежали пакля, пробки, клинья и парусина для заделки пробоин и для укрепления непроницамых переборок, чтобы их не выперло давлением воды в том случае, когда она наполнит соседнее отделение. Заделка пробоин требуется уставом, но в военное время она трудно выполнима. Работу эту можно производить днем, в мирное время, а не ночью под ударами снарядов. Испробовали мы также механизм запасного рулевого аппарата.
Наконец все было кончено, и я приказал выдать людям пищу. Повар получил заранее инструкцию приготовить всего побольше. Может европейцы и правы, что сытое брюхо к учению глухо, но относительно войны это не так. Я вспомнил о знаменитом распоряжении адмирала во время китайской кампании: когда ему доложили о близости неприятельского флота, он скомандовал: "Все за обед!" Затем я явился с рапортом к командиру флотилии, и он пригласил нас, командиров миноносцев, к себе на ужин. Он вел себя сентиментально, как немец. Право, у нас встречаются чудаки; а он еще даже не женат. Ну разве не все равно -жить годом меньше? К тому же всего отраднее пасть в борьбе с врагом, которого ненавидит и должен ненавидеть каждый японец. Но все-таки было как-то странно прощаться с товарищами после ужина. Невольно думаешь: а свидимся ли мы еще? Но это было только минутное ощущение. Когда я взошел на борт моего миноносца, на котором теперь разводились пары, мне показалось, что подо мной находится горячий боевой конь, что это живое существо, а не машина, а радостные, возбужденные лица моей команды были полны доверия ко мне.
Наконец раздался сигнал к отплытию, и мы пошли средним ходом. Курс держали вначале на юго-восток. Расстояние до Порт- Артура приблизительно 40 морских миль, и раньше, чем через полтора часа, мы не могли встретиться с врагом. Я еще раз обошел судно и, созвав людей, дал последние распоряжения. Необходимо соблюдать полную тишину и ясно передавать команду друг другу. Мы так часто репетировали этот прием, что за выполнение его я не беспокоился. О повреждениях и авариях я приказал передавать немедленно. Сам я ни при каких обстоятельствах не имел права покинуть мостик. Люди пристегнули сабли, зарядили револьверы, и я снова порадовался, глядя на их решительные, радостные лица. У нас ведь совсем иной материал под руками, чем у этих тупоголовых русских, действующих как послушные автоматы. У нас каждый сражается сознательно за будущее величие Японии.
Отпустив команду по местам, я сам встал на мостик. Огни были замаскированы, и не один луч света не проникал наружу. Мы находились уже в пяти милях от внешнего рейда, и надо было идти осторожно и осмотрительно.
Японский миноносец в море. (С рисунка того времени).
Раздался сигнал; "Рассыпаться!" Суда разошлись направо и налево, только я держался того же направления, идя позади флагмана флотилии. Когда рассеялся дым от идущего впереди мателота, я увидел, что мы уже подошли к Порт-Артурскому рейду. Ярко светил огонь маяка. Весь город тоже сиял огнями, и светящиеся точки указывали местонахождение эскадры, хотя я еще не мог разглядеть ее в подзорную трубу. Действительно, эти простаки русские ничего не подозревали и спали себе мирным сном, отпев свои дурацкие молитвы и отдав себя, как всегда, под защиту своего бога. "Ну,- подумал я, – в эту ночь мы будем вашим богом". Вдруг флагман замедлил ход и тихим свистом подал мне сигнал приблизиться. В ту же минуту мое судно поравнялось с ним, и он сказал мне, что, по его соображениям, нам удобнее всего напасть на "Цесаревича" и "Палладу". Он решил сию же минуту атаковать "Цесаревича", а мне поручил пустить мину в "Палладу", а затем напасть на любое., другое судно. На всякий случай он зажег огни, красный и белый – известный нам сигнал русских судов, желающих войти в Порт- Артур.