Страница 3 из 22
Да, по существу прав был Волкогонов, говоря и о преимуществах социалистического строя, и о пороках капитализма, и о коварности империалистической идеологической интервенции, и о необходимости проведения кропотливой работы по идейной закалке советских людей. Но сам-то он зачастую вел ее догматически-навязчиво и елейно-приторно. И если ведущий политрук теперь повернул свой идеологический курс на 180°, по ветру буржуазной “демократии”, то вправе ли пенять на “нашу идеологическую зашоренность”, если кто же, как не он сам, тогда ее и создавал? Вот уж поистине уникальный случай, когда “унтер-офицерская вдова” действительно “сама себя высекла”.
Даже беглый обзор того, что страстно пропагандировал генерал-философ в разгар работы над книгой о Сталине, убедительно свидетельствует, что он являлся ярым приверженцем социализма, правофланговым борьбы с буржуазной идеологией, а затем и горячим сторонником горбачевской перестройки. Примечательно в этом отношении интервью Волкогонова, которое он дал в качестве делегата XIX партконференции КПСС, напечатанное в газете “Труд” 19 июня 1988 года: “Курс, который избран на апрельском Пленуме 1985 года, является жизненно необходимым... Центральными пунктами обновления, а если точнее, ленинского Возрождения... представляются два: во-первых, решительное экономическое оздоровление. Во-вторых, широкая демократизация”.
С ортодоксальных большевистских позиций , несмотря на то, что так называемая “демократическая” печать уже яростно охаивала всю историю советского периода, создавалась и книга “Триумф и трагедия”. “Не ленинизм “виноват” в феномене сталинизма,— горячо убеждал Дмитрий
Антонович читателей в 1989 году со страниц журнала “Октябрь”.— Это антипод, сумевший ловко закамуфлироваться в марксистские одежды. Об этом мне хотелось с полной определенностью сказать, ибо все чаще раздаются голоса, пытающиеся генезис сталинизма усмотреть чуть ли не в “Коммунистическом манифесте”... Глубоко убежден, что проживи Ленин ёще хотя бы пять-десять лет, многое стало развиваться бы совершенно по-иному. Это не абсолютизация роли личности, а тех сил, которые держали в умах и руках великую идею”1. Что верно, то верно.
Но идея-идеей, а Дмитрий Антонович никогда не забывал об устройстве личных дел. Весной 1988 года, когда появилась реальная перспектива увольнения в запас в связи со своим 60-летием и ухудшением состояния здоровья, он, используя высокое служебное положение, проводит переселение родителей жены из Инзы Ульяновской области в Москву. Нашел он время и для защиты в Академии общественных наук при ЦК КПСС диссертации “Сталинизм: сущность, генезис и эволюция” и, заполучив диплом доктора исторических наук, переходит из ГлавПУРа на должность начальника Института военной истории. В этом весьма престижном “теплом местечке” можно было состоять на воинской службе до глубокой старости и продолжать пользоваться большими привилегиями (квартирами, дачами, загранкомандировками, элитными санаториями и пр.). А то обстоятельство, что сам-то он, новый начальник Института, был дилетантом в военной истории и, следовательно, не имел морального права руководить научно-исследовательской работой высокопрофессиональных историков, генерал-полковника вовсе не смущало.
Судя же по дальнейшему ходу событий, Дмитрий Антонович отдавал предпочтение не военной истории, а общественно-политической деятельности, которой он целиком и поглощен уже в 1989 году, во время борьбы за депутатский мандат в Верховный Совет СССР. Вступив в нее как коммунист, всецело разделявший решения XXVIII съезда КПСС, он проиграл выборы, ибо в моде стали партократы, которые успели напялить на себя “демократические” одежды и крикливо критиковали созданную ими же административно-командную систему.
Поражение на выборах для 62-летнего генерал-полков- ника со слабым здоровьем, но выслужившего военную пенсию, обеспечивающую в старости относительный достаток, — отнюдь не трагедия. Но тщеславного Дмитрия Антоновича беспокоило нечто другое. Если раньше столичные издательства ежегодно выдавали на гора его брошюры и книги о духовном богатстве и доблестях советских воинов, директивные трактаты о борьбе с буржуазной идеологией и ревизионизмом, то теперь их не возьмется тиражировать даже издательство “Знание”. Не спасал пошатнувшееся положение дважды доктора наук и сочиненный им обличительный политический портрет Сталина, так как в нем по-прежнему утверждалось, что суд над Иосифом Виссарионовичем “кощунственно превращать в суд над Лениным, как это порой пытаются ныне делать, ибо он не ответственен перед нами за дело, которое могло быть выполнено несколькими поколениями”.
И в какой-то момент глубоких раздумий на Дмитрия Антоновича снизошло озарение: можно не только остаться на плаву, но даже укрепить свои позиции на политическом Олимпе, стоит только переметнуться в стан “демократов”. Для начала он внес такие новые штрихи в свою биографию, как расстрел отца в конце 1930-х годов и собственное освобождение с поста заместителя начальника ГлавПУРа чуть ли не по политическим мотивам. Одновременно Волкогонов подключился к атакам межрегиональной депутатской группы на горбачевскую перестройку, к требованиям от союзных “верхов” “конкретных достижений, которые почувствовал бы народ”[7].
С явно популистской программой включился он в предвыборную борьбу за место в Верховном Совете РСФСР по Оренбургскому территориально-национальному округу и, при поддержке “демократов”, заполучил-таки депутатский мандат, а потом и пост заместителя председателя Совета национальностей российского парламента. Однако перспектива постоянно восседать в президиуме и повседневно заниматься конкретным делом не очень-то устраивала Дмитрия Антоновича и он, считая себя уже “художником” пера, покинул почетное кресло, заделавшись одним из лидеров “Левого центра”. В новом качестве он усилил нападки на М. Горбачева, в огород которого камешки уже не бросал только ленивый: у Президента СССР нет, мол, новых идей, да и к рынку он должен был повести страну еще года два- три назад и т. п. Не представляли новизны и его требования о необходимости преобразования КПСС в партию социал-демократического толка и коренной реорганизации политорганов в Вооруженных Силах.
Между делом Дмитрий Антонович по очень смешной цене приватизировал прекрасную государственную дачу в престижном пригороде столицы, подписывал контракты на издание за рубежом книги о Сталине. Эти дела, естественно, тоже были замечены вездесущими журналистами. Один из них писал в “Советской России” 5 июня 1991 года: “Замечательно, что один из лидеров “Левого центра” — историк, писатель, публицист (а теперь и советник председателя по вопросам обороны и безопасности) Д. А. Волкогонов издает свою книгу в Великобритании, но... почему на ее презентацию с 28 февраля по 6 марта он должен был отправиться в страну туманного Альбиона за государственный счет?”. В этой же стране Дмитрий Антонович предпочел сделать себе операцию по удалению опухоли.
Депутатские дела не только не мешали генерал-философу-историку заниматься литературным творчеством, а, наоборот, придали ему второе дыхание: весной 1990 года он, не завершив еще книги о Л. Д. Троцком, заявляет о своем желании “взяться за книгу о Ленине”. И, словно многоопытный предприниматель, во время выступления в Ленинградском концертном зале интригующе пояснил, почему именно о Владимире Ильиче: “До сих пор у нас не было о нем честной книги”.
Много шума из ничего
Когда зимой 1991 года в печати появилось сообщение, что Д. Волкогонов принялся за книгу о Ленине, ибо, мол, до сих пор о нем не было “честной книги”, я тогда же расценил это заявление как недостойное для доктора философских наук. Ведь у новоявленного историка, именующего себя и философом, и художником-портретистом, не имелось никаких оснований для столь уничижительной оценки произведений о Ленине, принадлежавших перу Н. Крупской,А. Луначарского, М. Горького, В. Маяковского, Э. Казакевича, Б. Полевого, Е. Драбкиной, В. Чикина, Б. Яковлева и многих других публицистов, писателей и ученых.
7
Октябрь, 1989, № 10, с. 121, 122.
Октябрь, 1989, N° 10, с. 122.