Страница 20 из 37
— Мужа я не любила. Детей люблю, — ответила девушка, отстраняясь. Она подошла к краю тропы и тоскливо уставилась на серые волны. — Увез меня князь от семьи, взял силой. А ты спас. Заступился. Всех нас спас.
— Потому и люб? — Никита вновь притянул девушку к себе и погладил по пепельным волосам, коснулся нежного овала лица. Высокая и длинноногая, Всеслава все равно была на голову ниже Сыромятина.
Розовые губы сложились в робкую улыбку. Потом Всеслава звонко, по-девчоночьи рассмеялась.
— Красивый ты, — честно призналась она. — Я раньше таких и не видывала. Только вот непонятный. Кто ты? Откуда приходишь? За что тебя любит Световит? И… — она мгновение поколебалась и задала последний, главный для себя вопрос, на который у Никиты не было ответа: — Ты останешься здесь, со мной?
И Сыромятин честно сказал:
— Пока не знаю. А ты не хочешь уехать со мной? — Видение высокой блондинки в комбинезоне патрульного вновь на мгновение мелькнуло в воображении. И Никита тихо добавил: — Детей я тоже люблю. Заберем мальчишек с собой.
— Я княгиня, и не могу оставить своих людей. Даже если нужна им только для жертвы богам. А мои дети…тоже будущие князья, их место здесь, — девушка нахмурилась, высвободилась и быстро пошла по тропе вперед, догоняя соплеменников.
— Жаль, — Никита вздохнул и побрел следом. Что еще он мог сказать? Они уже почти пришли. В храме пришельца ждал Святовит.
На самом высоком плато новые жители острова успели наскоро воздвигнуть на широкой площадке деревянный храм. Площадь была защищена со стороны моря крутыми обрывами, а со стороны гор двойным полукольцом неглубоких рвов и валов. Недалеко от святилища, чуть выше по склону холма, бил источник, чуть ниже, в долине, находился крупный курганный могильник, оставшийся от первых поселенцев. Сейчас храм уже не пустовал: там не только обитал новый бог, но бог этот был живым — мысль о своей причастности к его появлению заставила Никиту поморщиться.
Идол приветствовал китежанина гулким рокотом, в котором Никита, к своему удивлению, сумел различить отдельные слова. Наверное, автолингвист, наконец, сумел справиться с анализом божественной речи. А может, и идол научился доносить смысл своей речи до непосвященных.
Многорукий божок отослал прочь послушных служителей и княгиню — им с Сыромятиным предстоял долгий разговор с глазу на глаз.
Ну, здравствуй, — сказал Никита, когда посторонние, наконец, покинули святилище. Хотя, по сути, посторонним был в храме скорее сам патрульный ГСП.
Идол тяжело зашевелился, приподнимаясь на постаменте, похожий на египетского сфинкса или какую-нибудь химеру средневекового собора, которых Сыромятин навидался во время спасательных операций. Никите даже показалось, что в полумраке зала загорелись красным вырезанные на деревянном чурбане глаза.
— Кто ты? — Святовит повторил вопрос княгини, и Никита со злостью подумал, что на этот вопрос не может ответить даже себе. И также честно ответил:
— Не знаю.
— Ты — не витязь храма, — не слушая, продолжал идол. — Чужак. И я чувствую в тебе опасность и надежду для меня и моих людей.
Сыромятин пожал плечами, и, не зная, как истолкует его жест собеседник, объяснил, соглашаясь: — Я не твой человек, но в том, что ты сейчас жив и можешь говорить со своим народом, моя вина.
— Не вижу в том вины, — гулко пробормотал Святовит. Казалось, чудовище делает мучительные усилия, пытаясь мыслить и рассуждать, как человек, руководствуясь нечеловеческой логикой. — Я могу очень многое и прозреваю прошлое и будущее. А сейчас кажется… Ты пришел меня уничтожить?
— Ты видишь будущее, — усмехнулся Никита. — Скажи, я сделаю это?
— Нет, — уверенно ответил идол.
— Почему? — удивился Сыромятин. Он потянулся к бластеру, но многорукий не обратил на его жест никакого внимания.
— Потому что я нужен моему народу, — объяснил божок. — Без меня они погибнут и очень скоро. Погибнут все: жрецы, и горожане, и Всеслава с детьми.
— Всеслава?
Святовит говорил уверенно и спокойно, и Никита, встревоженный, оставил оружие и уселся на стоявшую у стены скамью, ожидая продолжения. Но идол умолк, и патрульный, не удержавшись, уточнил:
— Погибнут? Отчего?
— Их захотят убить люди со звезд и пришельцы с островов, — ответил божок.
— Ты хочешь сказать, люди службы стабильности? Дарвинисты? — Никита говорил, не заботясь об объяснениях, но на удивление, Святовит его понял.
— Нет, не эти, другие, — сказал божок и на мгновение застыл с остановившимся взглядом мерцающих красным глаз, как будто всматриваясь в будущее. Потом, с легкой заминкой объяснил: — Словно бы не совсем люди, но разумные. У них есть оружие. Страшное оружие. И на вид страшные… Черные такие, небольшие, хищные…
— Похожие на ящеров, с когтями и крыльями, — продолжил Никита, холодея.
— Да, — подтвердил идол. — Ты знал?
— Нет, — Никита, наконец, понял, почему Белинда, казавшаяся идеальным выбором для перемещения, всегда вызывала у него смутные опасения. Чертова планета находилась в зоне корского влияния, и чужаки были в своем праве. Ошибка лежала полностью на ГСП, а именно на аналитическом отделе. Планета была слишком хороша, чтобы не готовить подвоха!
Белинда, прекрасно подходившая для переселенцев и имеющая собственное примитивное гуманоидное население, удачно располагалась в космосе по отношению к портальным переходам и пластам реальности. Однако корсы, снисходительно терпевшие на ближней планете человекоподобных дикарей, вряд ли стали бы мириться с появлением в своем окружении цивилизованных гуманоидов, даже докосмического уровня, способных в недалеком будущем потребовать протектората Земли.
Не птицы, а скорее птицеящерицы, размером почти со взрослого человека, с темно-зеленой блестящей кожей земноводного и черными перепончатыми крыльями летучей мыши и острыми изогнутыми когтями хищника на верхних лапах, корсы были высокоразвитой космической расой, но при этом отличались повышенной агрессивностью и нетерпимостью к чужакам. Особенно тем, кто опрометчиво покушался на планеты, входящие в зону их влияния. Земляне уже дорого заплатили за неосторожную попытку обосноваться на границах корских территорий, и хорошо усвоили уроки двух прошлых войн. Население одной из колоний было почти полностью уничтожено, а Галактический совет при рассмотрении конфликта встал на сторону корсов. «Границы разделенного космоса нерушимы», — гласил вердикт.
И после оглашения решения суда Институт Истории дал добро на переселение руянцев на Белинду! Дело попахивало не просто недоразумением.
Ошибка казалась Никите чудовищной нелепостью — и ведь, скорее всего, даже гибель первых колонистов была далеко неслучайной. Однако Сыромятину виделся в произошедшем не только злой умысел дарвинистов и корсов. Что-то сюда примешивалось еще, какая-то неувязка. И пусть счастливые аналитики совершенно упустили из виду негуманоидное окружение планеты, но ведь они-то с Жарко, ветераны корской войны, должны были сразу заметить ошибку! Но понадеялись на всезнающее начальство.
Вот! Сыромятин, наконец, нашел слабое звено — выбор Белинды утверждался лично Богоданом Приходько. И, совершенно точно, не заметить ошибку Владыка неба не мог. И значит, что? Провокация? Заговор против собственного детища?
Растерянный, Никита обратился к Святовиту:
— А ты, получается, их остановить сможешь?
— Один нет, — честно признался идол. — Но вместе с тобой смогу. Ты должен остаться здесь и стать князем новой Арконы. Подумай! У тебя еще есть время. Чужие вместе с островитянами придут осенью.
Еще почти полгода, — несмотря на грозное предупреждение, Никита вздохнул с облегчением: решение не нужно было принимать прямо сейчас. Еще оставалось время подумать, посоветоваться с друзьями, просчитать варианты. В конце концов, попробовать отыскать с Мясоедовым легендарный Китеж, чтобы потом самому попросить товарища о помощи: Севастьян славился в ГСП феноменальной везучестью, а удача не помешала бы безумцам, пытающимся противостоять корской атаке в компании примитивных руян и языческого божка.