Страница 38 из 69
— Сегодня суббота, наш первый совместный уик-энд начался и я предлагаю выпить по бокалу вина.
— Вынужденный совместный уик-энд, — поправил ее я.
— Это не столь важно, — она достала бутылку португальского портвейна, налила в бокалы и, подняв свой, продолжила. — Нам предстоит нелегкая совместная работа. Обещаю, что материал для публикации я первому отдам тебе. Как твой палец? — спросила она, сделав хороший глоток.
— Не стоит спрашивать об этом, Дороти. Как может чувствовать себя человек, у которого переломана кость, пусть даже в пальце? Скажи лучше, где этот лоскут?
— Во-первых, это не лоскут и ты сам знаешь об этом, во-вторых, не нужно быть таким наивным, ведь я — полицейский, и, наконец, в-третьих, давай не будем говорить о делах в выходные дни.
— Значит, я больше не увижу этот носовой платок?
— Ларри, не морочь мне голову, выдавая воротничок за носовой платок.
Мне было непонятно стремление Дороти. Чего же она добивается от меня? Сначала она изменила тон беседы, затем отвезла меня в госпиталь, теперь вот угощает вином и заявляет, что не желает говорить о делах в выходные дни.
Я сделал глоток портвейна и сказал, что должен уходить. Редактор ждал от меня звонка и я должен был сказать ему, что сенсации не состоится и с которого числа мне регистрироваться на бирже труда как безработному журналисту, издание которого обанкротилось?
Я примерно представлял себе всю картину преступлений, но не имея в руках доказательств, не мог печатать материал, смахивающий на одну из небылиц Ходжи Насреддина.
— Подожди немного, я вижу, ты помешался на своем журнале. Тебе не следует искать одному разгадку этих преступлений. Нам нужно объединить усилия. Я поделюсь с тобой информацией, которая есть у меня и ты расскажешь все, что узнал.
Предложение было заманчивым.
— У меня есть время подумать?
— Полагаю, что нет. Ты втянул меня с утра в работу и теперь я готова работать и в уик-энд, изменив своему принципу. Мой коллега Томпсон должен был сегодня навестить Кору Качер и, если будет возможно, расспросить ее.
— Где сейчас ее дочь?
— Я спрятала ее в надежном месте. Джуди сказала мне, что после прихода «этого дяди, который работает с папой», мама попросила ее выгулять котенка. Очевидно для того, чтоб девочка не видела, как будут выносить мебель из их дома. Котенок, выпущенный на волю, убежал, но так как это было не в первый раз, Джудит решила не гоняться за ним и пошла домой. Поднявшись к своей двери, она увидела тебя, слушающего что происходит внутри. Ты схватил ее, зажал рот и потащил наверх. Девочка сильно испугалась. Затем вы вошли в квартиру и ты вызвал полицию, а полиция уже меня, — она сделала глоток вина. — Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Об одежде, в которой были жертвы.
— Почти угадала.
— Монт был задушен и его шея в месте пролегания удавки была не толще долларовой монеты. Об этой подробности газеты, конечно, не писали, если ты черпаешь информацию только из них. Ноги Качера были переломаны так, что ни один мясник не сделал бы подобное, и, наконец, бедняга Энмалс был попросту перерезан пополам. Все эти чудовищные убийства произошли по одной причине. Это сделала одежда, которая на них была. Монта задушил воротник, брюки переломали ноги таксисту и плавки разрубили Энмалса.
Я слушал ее спокойно. Эти догадки давно не давали мне покоя. Если бы я не начал заниматься этим делом, то наверняка принял бы рассказ Дороти за бред сумасшедшего, который неизвестно каким образом проник на работу в полицию. Слегка склонив голову, я смотрел на нее ничего не выражающим взглядом.
— Я занялась этими преступлениями сразу после гибели Монта и, как профессионала, меня не могло не заинтересовать полное отсутствие следов преступления или преступников. Вот тогда мне впервые и пришла в голову мысль об отсутствии таковых. Во всем виновата одежда. Я была на похоронах Адама Качера и видела, что он был погребен в тех самых брюках, которые переломали ему ноги. Монт был похоронен в белой сорочке, но с тем ли воротничком — мне не известно.
— С тем, — сказал я. — Его могила была вскрыта и воротничок с покойного снят. Я знаю это точно.
— Уж не ты ли ее вскрыл, чтоб завладеть им?
— Нет. Я был там уже после.
— Тогда откуда у тебя воротничок?
— Я получил его в подарок в «Фэшн Фокс».
— Что заставило тебя поехать на кладбище?
— Как ни странно, собака.
— Какая собака?
— Это что, допрос?
— Считай, что мы просто беседуем.
— Собака, схватившая воротник зубами и лишившаяся клыка. В ткани остался прокус. Рядом с могилой Монта в дереве торчало несколько оборванных ниток. Я забрал их с собой и они сами заштопали дырку в воротничке.
— Ты тоже стал подходить к разгадке, но с другой стороны. Одну минуту, — она вышла и почти сразу вернулась, держа в руках плавки, в которых последний раз в жизни купался Энмалс. — Это те самые, можешь полюбопытствовать, — она протянула их мне. Ничего необычного в них не было. Плотная ткань, яркий рисунок, нетугая резинка, я даже слегка порастягивал ее.
— Не шути с ними, — продолжила Дороти. — Совсем неизвестно, когда они снова сожмутся и тогда не только от твоего пальца, но и от руки ничего не останется. Итак, — после хорошего глотка подытожила она, — что мы имеем? В наших руках только две вещи из магического гардероба: плавки и воротничок. Рассуждая по самой элементарной логике, приходим к выводу: где-то еще должны быть носки, туфли, сорочка, пиджак, пальто или плащ, а, возможно, и то и другое, кашне и шляпа. Гардероб, как видишь, мужской и женских аксессуаров, я думаю, нет. Нам остается либо искать эти вещи, либо ждать новых подобных преступлений. А ну-ка, репортер, выбери из этих зол меньшее!
А, все-таки, сенсация может состояться, если она не продаст информацию другому изданию. Не должна продать. Как бы там не было, а воротничок добыл я, а это уже половина от имеющегося. Неплохо было бы показать это редактору. Дороти поняла о чем я думая и сказала:
— Ни о каком газетном шуме не может быть и речи. Вещи останутся со мной, и воротничок тоже. Сейчас мы поедем в госпиталь к Коре Качер и попробуем поговорить с ней. Томпсон не позвонил, значит, там не был. А ночью нам придется раскопать мужа бедной вдовы. Его брюки будут нужнее нам, чем ему. Пойдем, — она поднялась и пошла переодеваться. Я смотрел ей вслед и ее решительность передавалась мне. Я даже не спросил, зачем официальному полицейскому чину раскапывать несчастного покойника под покровом ночи?
В холле госпиталя к нам вышел доктор и на просьбу Дороти поговорить с Корой Качер ответил отрицательно. Но она, предъявив удостоверение, добилась желаемого.
— Сомневаюсь, что разговор может состояться, — сказал доктор. — Слишком слаб ее организм для подобных бесед.
Мы одели белые халаты и в сопровождении врача поднялись в реанимационное отделение.
— Вам лучше остаться здесь, — сказала Дороти врачу, когда мы стояли у дверей палаты.
Мы вошли и я закрыл дверь. Кора Качер лежала на кровати, по грудь накрытая одеялом. Рука ее была на поверхности, в вену вставлена капельница. Изо рта выходила и где-то в аппаратуре пряталась тоненькая трубка. Рядом с кроватью находился стол с компьютером, контролирующим всю систему. По монитору бежал электронный сигнал и пищал зуммер в такт сердцебиению. Кора была в сознании, когда мы подошли к ее кровати. По ее лицу пробежал испуг, она попыталась отвернуться и зуммер запищал гораздо чаще. Она закрыла глаза и я заметил выступившие слезы.
— Чего она так разволновалась, Ларри? — спросила Эдвардс после нескольких секунд молчания.
— Не знаю. Меня, наверное. Она не могла меня не запомнить.
— Миссис Качер, вы можете говорить? Попробуйте отвечать глазами, — Кора закрыла и опять открыла глаза. — Я детектив Дороти Эдвардс, со мной мой коллега Балтазар, — слезы продолжали течь по лицу Коры и зуммер не стал пищать реже. Дороти развернула перед ней свое удостоверение. — Про покушении на вас мы говорить не будем. Скажите, ваш покойный супруг в ту роковую ночь впервые одел купленные на распродаже брюки?