Остров Сердце

Марк люто ругал себя за то, что проявил идиотскую жалость к заложникам и поперся к военным сообщать про подземный ход. Нужно было сразу уходить, прямо тогда – лунным вечером, когда он с таким трудом покинул остров.

С самого начала все пошло наперекосяк. Ну, например, зачем вообще было ехать на остров, если он для себя решил, что убивать Каленина нет необходимости? Ведь был же знак свыше – пистолет пропал…

И за каким лешим было устраивать этот спектакль с гранатой?

Потом – драка с Морозовым… Смешно и глупо. Егорыч подначивал, мол, Степка в рукопашной непобедим! Захотелось потешить самолюбие и заодно организовать все так, чтобы подставить под удар Каленина. Вышло все – лучше некуда: и Степку одолел, и Каленина подставил. Только зачем?! Вот и доигрался…

Одно ясно, если они пересекутся с Калениным, тот непременно вспомнит про встречу в подмосковном лесу, после которой был убит генерал Удачник. Одного этого эпизода из его короткой, но насыщенной биографии хватит,чтобы открыть ему прямую дорожку в колонию для пожизненно осужденных. Не спасет даже то, что Марк, сам того почти не желая, принял посильное участие в освобождении заложников и внес заметный вклад в победу над международным терроризмом, будь он неладен!…

…После того, как сопротивление боевиков было подавлено, удержать людей в домах военным поначалу никак не удавалось. Мужики вырвались из маяка еще во время боя, а старики и женщины, как только стихла стрельба, бросились искать среди них своих. Хорошо хоть, детей во главе с поседевшей за два дня Ираидой Хасбулатовной удалось организованно вывести из усадьбы, чтобы обезвредить взрывчатку. И, надо сказать, саперы сработали быстро, намного раньше, чем Каленин понял, что телефон, лежащий в его заднем кармане, принадлежит Расулу…

Но постепенно почти всех жителей вытеснили с улиц, заставили их вернуться в свои дома, а детей разместили в старом кирпичном здании, построенном еще при графине, где располагались почта, отделение Сбербанка, аптечный киоск и так называемый Дом быта.

Поначалу казалось, что особой спешки с эвакуацией детей нет, но после того, как их осмотрели врачи, стало ясно, что некоторые нуждаются в экстренной помощи. Среди последних был и тот самый Володя, которого Беркас хотел забрать с собой, когда увозил последнюю партию детей. Мальчуган оступился на высоком крыльце усадьбы и врачи предполагали у него сложный перелом ноги в нескольких местах, со смещением кости и разрывом связок.

Из уцелевших окон второго этажа Дома быта и через щели в заборе дети с интересом наблюдали, как к пристани подходят разномастные суда. Никто из старожилов не припоминал, чтобы разом причаливало такое количество плавсредств. Первые подошли еще во время боя, подвозя дополнительные силы спецназа. Теперь к ним присоединялись все новые и новые, привозившие медиков, многочисленных людей в штатском, а также милиционеров, которых выстраивали в гигантскую цепочку вдоль берега.

На суда, оборудованные как плавучие медицинские пункты, грузили раненых спецназовцев. Кого-то по необходимости тут же оперировали. Других просто отправляли "на большую землю". Именно в одной из таких плавучих операционных оказывали экстренную помощь зверски избитому Андрею Дробенко. После потрясшего всю страну прямого эфира тележурналиста, вместе с оператором и двумя техническими помощниками, заперли в погребе одного из пустующих домов. Там они провели ночь, а незадолго до штурма острова сильно покалеченный Дробенко начал периодически терять сознание. Когда их освободили спецназовцы, журналист уже находился в коме.

Врачи сообщили Гирину, что шансы выжить у парня есть, но вот зрение он, похоже, потерял навсегда…

Футбольное поле, находящееся прямо за клубом, тоже приспособили под военные нужды. Сюда один за другим приземлялись вертолеты, доставлявшие на остров медиков, следователей, экспертов-криминалистов, взрывотехников, психологов, кинологов с собаками…

Разгрузившись, вертолеты принимали на борт тех, кто нуждался в помощи, и тут же, взревев на взлете, покидали остров. Только тот, что был сбит, одиноко лежал на боку прямо посреди центральной улицы с поломанными винтами. Падая, он вырубил просеку в кипарисовой алее и как бы разорвал ее надвое. Мощные стволы были сломаны на разной высоте, и казалось, что по аллее прошелся злобный великан, который мимоходом, как спички, ломал вековые деревья и бросал обломки себе под ноги.

Военных с каждой минутой становилось все больше и больше. Они разделились на мобильные группы и прочесывали остров, внимательно осматривая каждый квадратный метр и собирая все, что могло бы в будущем помочь следствию.

Мертвых боевиков сначала внимательно осматривали, не прикасаясь. Потом в дело включались саперы, которые должны были убедиться в том, что покойник не превращен в мину…

На маяке устроили временную тюрьму, где с теми из боевиков, кто сдался во время боя и кто был легко ранен, уже работали следователи.

…Во дворе дома, куда двое вежливых штатских привели Марка, врач с медсестрой колдовали над человеком с перевязанной головой, которого все называли "товарищ полковник", а тот всячески пытался убедить врачей, что в медицинской помощи не нуждается. Рядом крутился, давая нелепые советы, пожилой худощавый дядька в изодранном костюме с черным синяком в половину лица и разбитыми, опухшими губами. Тут же переминался с ноги на ногу невысокий мент в форме, то и дело снимавший с головы фуражку, чтобы промокнуть вспотевшую лысину.

К этим двоим попавший в переплет киллер из осторожности повернулся боком, стараясь, чтобы его особо не замечали…

Несмотря на громкие протесты полковника, медики посчитали его рану на голове серьезной, уложили на носилки и понесли к только что приземлившемуся вертолету.

К тому же вертолету повели группу детей, отобранных врачами для первоочередной эвакуации. Среди них Марк заметил мальчишку из интерната, которому передал гранату. Его тоже несли на носилках: наскоро зафиксированная нога неимоверно распухла, а голая ступня была лилово-синего цвета, что свидетельствовало о серьезности травмы.

Как только полковника унесли, внимание разговорчивого обладателя побитой физиономии переключилось на Марка и его спутников.

– А вы кто же будете, ребята? – приветливо спросил он. – Смотрю, не военные… Я власть здешняя, Живописцев Николай Тимофеевич!

– Я знаю, кто они! – вмешался в разговор Тимофей Коровин. – Я своих за версту чую. Из оперов, так?

Марк неожиданно для себя кивнул, чем вызвал едва заметную улыбку на лицах своих сопровождающих.

– Понятно. – Коровин решительно протянул руку. – Я участковый местный! – пояснил он. – Коровин моя фамилия! А вы…?

– Марк, – неохотно ответил Ручка, пожимая протянутую ладонь. -…Послушайте! – тихо обратился он к своему молчаливому конвою. – Ну зачем меня сюда притащили? В конце концов, мне в Москву надо… Работа стоит!

– Марк Семенович, – начал было один из штатских, – к вам нет претензий, мы только… – он поднял голову и неожиданно изменился в лице, побледнев так, что явственно обозначились вызванные длительной бессоницей синеватые мешки под глазами. Марк поймал траекторию его взгляда и обернулся… Из чердачного окна прямо ему в лицо был направлен черный, неестественно длинный ствол пистолета, а за ним угадывалась голова, прикрытая камуфляжной косынкой.

Марк не сразу понял, что произошло в следующее мгновение, но пистолет в чердачном проеме дважды почти беззвучно дернулся, будто глухо стукнулась о землю наполненная водой пластиковая бутылка, и стояшие за его спиной мужчины, которые до этого успели схватиться за пистолеты, опрокинулись навзничь – пули попали обоим прямо в лицо.

Стрелявший спокойно раскрыл чердачное окно пошире и, несмотря на свои серьезные габариты, легко спрыгнул с четырехметровой высоты.

Коровин от неожиданности присел, Марк демонстративно вскинул руки вверх, давая понять, что сопротивляться не намерен. И только дядя Коля Живописцев среагировал, как всегда, нетрафаретно.