Страница 11 из 118
Вулфгар наклонился вперед и невозмутимо объяснил:
— Его народ давно уже изучил все способы убийства, а то, что им неизвестно, викинги способны прекрасно изобрести.
— Вы угрожаете мне, милорд? — поинтересовалась Эйслинн, на миг прекратив размешивать мазь.
— Нет. Я никогда бы не отважился на это. Я обещаю, но никогда не угрожаю. — Вулфгар окинул ее долгим взглядом и снова откинулся на спинку кресла. — Если ты вдруг станешь причиной моей гибели, как все-таки тебя зовут?
— Эйслинн, милорд. Эйслинн из Даркенуолда.
— Что ж, Эйслинн, я у тебя в руках. Твори свое черное дело. — И, улыбнувшись, добавил: — Мое время еще придет.
Девушка выпрямилась, задетая тем, что он напомнил ей о неизбежном. Поставив чашу с мазью около кресла, она встала на колени и прижалась боком к его ноге, чтобы не дать ему пошевелиться, ощущая грудью упругие мышцы мужского бедра. Убрав влажную тряпку, она осторожно сняла повязку, обнажив длинный, гноящийся порез, идущий от колена почти до паха.
— Английский меч? — осведомилась она.
— Память о Сенлаке.
— Неопытный воин напал на тебя, — дерзко бросила девушка, осматривая рану. — Он значительно облегчил бы мне задачу, если бы целился как следует и попал бы чуть повыше.
— Скорее заканчивай, — фыркнул Вулфгар. — У меня и без того много дел.
Эйслинн кивнула, принесла чашу с горячей водой и принялась промывать открывшуюся рану. Когда почерневшие волокна и сгустки крови были удалены, она сняла с углей кинжал, заметив, что Суэйн поднял топор и стал поближе. Но Эйслинн спокойно выдержала тревожный взгляд норвежца.
— Суэйн следит, чтобы тебе не пришло в голову исправить ошибку сакса и лишить меня своего общества в постели, — сардонически усмехнулся Вулфгар. — Кроме того, плоть Суэйна так часто подвергалась опасности, что он любой ценой постарается сохранить мою.
Эйслинн обратила на него холодный взор фиалковых глаз.
— А ты, милорд? — процедила она. — Не желаешь иметь сыновей?
Вулфгар устало отмахнулся.
— Предпочитаю, чтобы их вообще не было. И без того по земле ходит чересчур много ублюдков.
— Верно, милорд, — сухо обронила девушка и, подняв кинжал, ловко прижгла рану, стараясь захватить загноившуюся часть. Вулфгар не издал ни звука, хотя дернулся от неожиданности и напрягся, когда тошнотворный запах горящего мяса распространился по комнате. Отняв кинжал, Эйслинн втерла в рану мазь, а потом принесла тарелку заплесневелого хлеба, полила водой, так что получилась густая кашица, и обмазала ею ногу, а потом перетянула полосками полотна.
Отступив, она полюбовалась своей работой.
— Не прикасайся к повязкам три дня, а потом я все сниму. Хорошенько отдохни ночью.
— Мне уже легче, — пробормотал побледневший Вулфгар, — но я должен ходить, иначе останусь хромым.
Пожав плечами, Эйслинн сложила снадобья и уже собралась уходить, но, подойдя к столу за чистыми тряпками, увидела ссадину у него под лопаткой. Эйслинн осторожно коснулась больного места, и Вулфгар обернулся к ней с таким странным выражением лица, что девушка невольно рассмеялась.
— Прижигание не потребуется, милорд. Только небольшой надрез кинжалом и мазь, чтобы снять боль, — успокоила она, принимаясь обрабатывать ссадину.
— Кажется, я ослышался, — пробормотал он, нахмурясь. — Клянусь, ты ведь пообещала, что пока не станешь мстить.
Стук в дверь прервал его речь, и Суэйн впустил Керуика с поклажей Вулфгара. Эйслинн подняла глаза на жениха, но тут же вновь поспешно занялась своим делом, стараясь не выдать их отношений Вулфгару, пристально наблюдавшему за молодым человеком. Керуик сложил свою ношу, помедлил, но видя, что Эйслинн избегает смотреть на него, молча вышел.
— Уздечка! — фыркнул Вулфгар. — Суэйн, отнеси ее обратно и предупреди, чтобы он не вздумал привести еще и Гунна в спальню.
Как только норвежец закрыл за собой дверь, Эйслинн снова взяла поднос, собираясь уходить.
— Минуту, мадемуазель, — попросил Вулфгар.
Эйслинн обернулась и с вежливым интересом взирала, как он неторопливо поднимается с кресла и с опаской опирается на ногу. По-видимому, не почувствовав особенной боли, Вулфгар натянул рубаху, распахнул ставни и оглядел комнату, залитую солнечным светом.
— Теперь эти покои будут моими, — невозмутимо объявил он. — Присмотри, чтобы вещи твоей матери унесли, а комнату хорошенько прибрали.
— Прошу вас, милорд, объясните, куда мне все это убрать? В стойло, к другим английским свиньям?
— Где ты спишь? — осведомился Вулфгар, не обращая внимания на ее ярость.
— В своей спальне, если, конечно, ее тоже не отберут.
— В таком случае отнеси их туда, Эйслинн, — велел рыцарь, глядя в ее горящие глаза. — Вряд ли она еще тебе понадобится.
Эйслинн жарко вспыхнула и отвернулась, с новой силой ненавидя его за дерзкое напоминание. Она ждала, пока Вулфгар ее отпустит. Но в комнате воцарилась тишина. Было слышно только, как он ворошит угли в очаге и хлопает крышкой сундука. Вопрос прозвучал неожиданно громко и резко:
— Кто для тебя этот человек?
Эйслинн круто повернулась и недоуменно воззрилась на него.
— Керуик. Кто он тебе? — повторил Вулфгар.
— Никто, — с трудом выдохнула девушка.
— Но ты знаешь его, а он — тебя? Эйслинн постаралась взять себя в руки.
— Конечно. Он лорд Крегана, и мы частенько обменивались товарами с его семьей.
— Ему теперь нечем больше обмениваться. И теперь он не лорд, — процедил Вулфгар, не сводя с нее глаз. — Керуик явился поздно, уже после того, как мы взяли деревню. Когда я велел ему сдаться, он бросил меч и добровольно стал моим рабом.
Он с презрением выплюнул последние слова, словно пытаясь унизить Керуика. Эйслинн, собравшись с силами, примиряюще ответила:
— Керуик скорее ученый, чем воин. Правда, его отец обучил сына рыцарскому искусству, и Керуик храбро сражался за Гарольда.
— Он едва не рыдал над теми, кого пришлось прикончить. Ни один норманн не питает к нему уважения.
Эйслинн опустила глаза, пытаясь скрыть жалость к Керуику.
— Он человек мягкий, и убитые были его друзьями. Керуик часто слагал стихи об их деяниях. Он видел слишком много смертей с тех пор, как норманны пришли на нашу землю.
Вулфгар, сцепив руки за спиной, подошел ближе и словно навис над ней громадой широкоплечего мускулистого тела. Лицо оставалось в тени, и Эйслинн смогла разглядеть лишь серые глаза, спокойно взиравшие на нее.
— А что насчет тех, кто остался в живых? — осведомился он. — Сколько из них сбежали и спрятались в лесу?
— Я не знаю, — слукавила она. Девушка действительно видела, как уцелевшие побежали в сторону болота, когда упал отец, но не могла назвать имена и не знала наверняка, все ли еще они свободны.
Вулфгар, протянув руку, стал перебирать ее волосы, словно наслаждаясь их шелковистостью. Пристальный взгляд продолжал держать Эйслинн в плену. Она чувствовала, как слабеет воля, а медленная улыбка, заигравшая у него на устах, говорила о том, что Эйслинн не удалось ввести его в заблуждение. Вулфгар кивнул.
— Неужели ты никого не знаешь? — язвительно переспросил он. — Впрочем, не важно. Они, как и ты, скоро придут, чтобы служить новому хозяину.
Он опустил руку на плечо девушки и притянул ее ставшее неподатливым тело к своей груди. Поднос задрожал у нее в руках.
— Пожалуйста, — хрипло шепнула Эйслинн, боясь прикосновения его губ. — Пожалуйста.
На этот раз слово вырвалось из груди вместе с рыданием.
Его ладони нежно скользнули по рукам Эйслинн.
— Вели прибрать мою комнату, — напомнил он, не сводя с нее взгляда. — И если мои люди придут к тебе, лечи их, как лечила меня. Мне каждый дорог.
Эйслинн так поспешно выбежала из спальни, что едва не столкнулась с Керуиком, несшим новый ворох вещей Вулфгара, но все-таки ухитрилась разминуться с ним и пробежала мимо, зная, что раскрасневшееся лицо выдает ее. Девушка метнулась в свою комнату и стала собирать пожитки, стараясь унять дрожь в руках. Ярость, неукротимая ярость владела ею. Почему она позволяет этому норманну так обращаться с ней? Что за странную силу таят эти ледяные серые глаза, проникающие, казалось, в самую душу?