Страница 5 из 8
— У них ничего не выйдет.
— Вы хотите еще что-нибудь добавить? Что произошло потом?
— Да ничего… Я составил акт о смерти… Госпожа Делижар захотела сразу расплатиться и дала мне двести франков…
— Это ваш обычный гонорар?
— Нет, она сама пожелала заплатить именно столько… Потом спустилась со мной до середины лестницы… а там уж камердинер проводил меня до двери…
— И больше вы никого не встретили!
— Нет, никого.
— Ничего не поделаешь! — пробурчал Мегрэ, позвонив у дверей маленького домика. В окне видна была собравшаяся за обеденным столом семья.
Мегрэ хотел задать несколько вопросов врачу мэрии. Врач, маленький полуглухой старичок, встретил Мегрэ с салфеткой в руках и, извинившись, провел его в свой кабинет. В кабинете сильно пахло супом из капусты, и слышно было, как рядом, в столовой, стучат ложки.
— Вы знали Делижаров до того, как вас вызвали официально засвидетельствовать смерть их родственницы?
— Я слышал, что есть такой Делижар у нас в городе… Он человек известный, не так ли? Но мы с ним не одного круга…
— Когда вас вызвали для освидетельствования?
— Из мэрии мне сообщили в половине седьмого. На улице Реколе я был около семи…
— Вы знали о госпоже Круазье?
— Нет. Мне пришлось подождать, пока камердинер предупредит господина Делижара, а тот уже сам поднялся со мной на третий этаж и провел меня в желтую комнату.
— Вы уверены, что в желтую?
— Абсолютно уверен. Это меня поразило, потому что дочь как раз хочет желтую комнату, а жена уверяет, что желтый цвет легкомысленный… Я установил, что госпожа Круазье умерла от сердечного приступа, и выполнил обычные формальности…
— Она была раздета?
— Да, она была в ночной рубашке.
— Вы не заметили в комнате никакого беспорядка?
— Нет, не заметил.
— Вы там никого не встретили?
— Никого… А что такое?
— И последний вопрос. Могли бы вы сказать, в какое время наступила смерть?
— О, над этим я даже не задумывался… Конечно, между четырьмя и пятью…
— Благодарю вас.
От запаха супа у Мегрэ разыгрался аппетит, и он отправился перекусить в ресторан, который славился нормандской рыбой соль и рубцами, приготовленными по местному рецепту. Здесь, как и везде, где побывал сегодня Мегрэ, царила какая-то обветшалая парадность, нарочитая суровость.
«А все-таки и в ваших краях встречаются изрядные скоты! — думал Мегрэ, с аппетитом поглощая обед. — Пожалуй, за всю практику мне не доводилось видеть ничего подобного».
В сущности такие дела он как раз и любил распутывать: внешне все как будто безупречно, люди степенны, не в меру благопристойны — словом, все признаки добродетели, доведенной до того крайнего предела, когда она становится тошнотворной.
А он, Мегрэ, должен соскоблить этот фасад, все разнюхать, докопаться до самых укромных уголков, чтобы за каменными стенами и лепными украшениями особняков, за темными одеждами и надменными, суровыми лицами обнаружить наконец двуногое животное, гнусное животное, которому нет прощения, потому что из-за денег, из-за корысти оно готово пойти на убийство!
Против своего обыкновения Мегрэ не торопился. Ему доставляло какое-то злорадное удовольствие работать медленно, он почти с наслаждением оттягивал развязку, точно играл в кошки-мышки с убийцей!
Прокурор повторял Мегрэ несколько раз:
— Делайте что полагается, но будьте осторожны!.. Любой промах нам с вами дорого обойдется… Филипп Делижар — человек известный. Хоть он и в долгах, но у него большие связи… Что же касается этой девушки, Сесили, как вы ее называете, то, если вы ее затронете, левая пресса возьмет Сесиль под защиту и изобразит ее жертвой капитала… Одним словом, комиссар, благоразумие!
«Ладно, ладно, дорогуша, — весьма непочтительно пробормотал себе под нос Мегрэ. — Только мы их все равно поймаем…»
Рубцы были на славу, не отказался Мегрэ и от хозяйского кальвадоса, так что из-за стола он поднялся в состоянии полного блаженства.
«Ничего, сейчас мы все приведем в порядок, — решил он про себя. — Для начала не мешает побеседовать с этим камердинером…»
Он отправился на улицу Реколе и позвонил у дверей особняка. Когда камердинер хотел проводить Мегрэ в прихожую, тот его удержал.
— Нет, нет, старина, я как раз с вами собираюсь поговорить. Вы ведь знаете, кто я? Что вы делали, когда я позвонил?
— Пили кофе на кухне…
— Прекрасно! Вот я к вам и присоединюсь.
Мегрэ напрашивался, навязывался на приглашение.
Камердинер не посмел возразить и объявил кухарке и шоферу Арсену:
— Это комиссар, он просит… чашечку кофе.
Арсен был в серой, элегантной форменной куртке, которую он расстегнул, чтоб чувствовать себя свободнее; кухарка оказалась толстой, краснощекой женщиной, она порядком растерялась, когда Мегрэ вторгся в ее владения.
— Прошу вас, дети мои, не обращайте на меня внимания! Я мог бы вызвать вас в полицию, да решил не беспокоить по таким пустякам. Что вы, Арсен, оставайтесь как есть!.. Кстати, почему это вы позавчера взяли выходной? Разве это ваш день?
— Да не совсем так… Утром мне хозяин сказал, чтобы я взял себе выходной, а то на следующей неделе он меня не отпустит, потому что мы поедем на юг… Ну, а я этим воспользовался и побывал у сестры в Гавре, она там замужем за булочником.
— Значит, господин Филипп сам водил машину?
— Да… Я думал, ему машина не понадобится, а потом заметил, что он все-таки ездил куда-то…
— Как вы это заметили?
— Да внутри остались грязные следы.
— Но дождя не было, значит, он ездил за город?
— Знаете, здесь у нас не поймешь, когда ты в городе, а когда за городом… Мощеные улицы кончаются через каких-нибудь две-три сотни метров…
Ответы камердинера, которого звали Виктором, отличались математической точностью, и Мегрэ не удивился, узнав, что Виктор — отставной артиллерийский унтер-офицер.
— В какой комнате вы находились во второй половине дня?
— В буфетной, рядом с вестибюлем. Позавчера я чистил там столовое серебро…
— Не могли бы вы сказать, в котором часу ушла госпожа Круазье?
— Она вышла из дому, как обычно, без нескольких минут четыре. Ровно в четыре ей надо было на прием к зубному врачу, это в двух шагах отсюда.
— Она выглядела здоровой?
— Как всегда! Она хорошо сохранилась, была такая веселая и совсем не гордая; бывало, проходит мимо — обязательно заговорит с тобой.
— Она вам не сказала ничего необычного?
— Нет! Только бросила мимоходом: «Я скоро вернусь, Виктор…»
— К зубному врачу она ходила пешком?
— Госпожа Круазье не любила ездить в машине. Даже в Байё она возвращалась поездом.
— Можете вы сказать, где тогда находилась машина?
— Не знаю, господин комиссар.
— Разве она не стояла в гараже?
— Нет… Хозяева уехали сразу же после завтрака… Вернулись они, наверно, так через час, а машину, должно быть, оставили на улице… Не на нашей, наша, видите ли, для этого слишком узкая, а, как всегда, на соседней. Поэтому, когда я открываю дверь, мне машина не видна.
— Значит, хозяева, вы говорите, вернулись к трем часам. А через час, около четырех, госпожа Круазье вышла из дому… Что было потом?
— Потом пришла мадемуазель Сесиль…
— В котором часу?
— В десять минут пятого… Я ей сказал, что госпожи Круазье нет дома, и она ушла…
— Кроме вас, она никого не видела?
— Никого.
— А потом?..
— Потом ушел хозяин… В двадцать пять минут пятого… Я посмотрел на часы, потому что обычно он уходит в клуб позднее…
— Он не нес никакого свертка?
— Нет, что вы!
— И выглядел, как обычно?
— По-моему, да…
— Продолжайте…
— Я начал чистить ножи… Да, больше ничего такого не было… А потом, часам к пяти, вернулась госпожа Круазье…
— И чувствовала она себя по-прежнему хорошо?
— Хорошо. И даже была в прекрасном настроении. Проходит мимо меня и говорит: напрасно про зубных врачей думают, будто они причиняют боль… А я ей тогда еще ответил, что мне-то врач выдернул здоровый зуб вместо больного…