Внутренний порок

— Зачем ты мне это рассказываешь?

— Ох, прости меня, Док, ты расстраиваешься, хочешь, я больше не буду? — Теперь она уже обмякла у него на коленях, руки завела под себя и теребила себе пизду, а задница неотразимо выставляла — её намерения, даже для Дока довольно ясно. — Если б моя подруга сбежала и стала блядью на продажу у какого-то мерзавца-застройщика? Я б так сердилась, что даже не знаю, что бы сделала. Ну, нет, я даже тут вру, я знаю, что б я сделала. Если б вероломная сучка оказалась у меня вот так вот на коленях… — Ничего больше сказать она не успела. Доку удалось вставить не более полудюжины искренних шлепков, как её деловые ручки заставили обоих кончить по всей комнате. — Ебучка! — заорала она — не, догадался Док, на него — сволочь ты…

Впоследствии он только не забыл проверить наличие предательских симптомов зомби — на тот случай, если там, где она побывала, её как-то обработали, сделали ей то же, что и Мики, — но она казалась той же самой, прежней Шастой. Конечно, она всё равно могла договориться и судьбы Мики избежать, а если так, то с кем именно и какова была плата? Не успел он ни о чём этом её расспросить, как она заговорила, тихо, и Док понял, что ему лучше послушать.

— Я сказала, что ездила на север к родне, но на самом деле было так, пара обезьян нашла меня и увезла в Сан-Педро, и посадила на это судно? и я никак не понимала, как они со мной на самом деле собираются поступить, потому что когда мы доплыли до Мауи, я быстренько сбежала.

— Какой-то старпом помог, который врубается, без сомнения, в красивые попки.

— Вообще-то главный кок. Потом в Пулакани столкнулась со Сбрендом на стопе, он дал мне ключи от этой квартиры и попросил дом посторожить. Почему ты вдруг так дико смотришь?

— Примерно в то же время, когда это было с тобой, Вехи Фэрфилд дал мне какой-то кислоты, и пока ловил приход, я тебя видел, на том же судне, «Золотом Клыке». Я был где-то на ветру, не знаю, пытался на борт попасть, держался сколько мог близко… вот теперь ты дико смотришь.

— Я так и знала! Я тогда что-то почувствовала, и думать могла только об одном, что это можешь быть ты. Мурашки по коже.

— Наверняка тогда я и был.

— Не, я в смысле будто… призрак рядом? Потому-то с первого острова, до которого доплыли, я и послала тебе ту открытку.

— Духовный проводник Вехи сказал, что ты на судне не по своей воле, но с тобой всё будет хорошо.

— Интересно, знал ли он, что на борту все были с пушками. Офицеры, экипаж, пассажиры.

Она не вполне уточняла, но Порфирио, главный кок, был счастлив объяснить.

— Пираты.

— Прошу прощения? — сказала она.

— Груз у нас на борту, сеньорита, крайне желанен, особенно в Третьем мире.

— Может, и мне что-то в судовом арсенале позаимствовать — на всякий случай?

— Вы пассажирка. Мы вас защитим.

— Вы уверены, что я — она, а не ещё один желанный груз.

— Но это флирт, да?

— Ну, ну? — через некоторое время произнёс Док. — Так ты говоришь…

— Я говорю: «У-у, Порфирио, надеюсь, они не планируют продать меня какой-нибудь банде Китайских Коммунистов-извращенцев, которые станут творить со мной кошмарные китайские штуки…»

Док отыскал немного тайской травы Фрица и поджёг.

— Ну, — предложив ей дёрнуть, — и Порфирио в ответ?

— «Позвольте сперва мне их с вами натворить, сеньорита, с вашего, конечно, дозволения, чтоб вы, по крайней мере, знали, чего ожидать».

— У-гу?

— Ты же знаешь эти морские суда, сплошь верёвки и цепи, и шкивы, и крюки, и всякое…

— Ладно, довольно — давай-ка поглядим на эту симпатичную красную попку.

— Но… Док… что я сказала такого? — Она встала на колени на кушетке, уткнулась лицом в подушку и выставила себя напоказ.

— Тебе вот тут татуха нужна. Как насчёт «Скверная, Скверная Девочка»?

Шаста оглянулась на него, глаза сощурены и покраснели.

— Думала, тебе лист марихуаны больше по душе…

— Хм-м. Может, мне лучше…

— Нет…

— Что ты вообще сейчас за секс-рабыня КиКомов? Ты хочешь только… выгни спину — ага, прекрасно, вот так…

Они принялись ебаться, и на сей раз тоже много времени не отняло. Чуть погодя она сказала:

— Это не значит, что мы опять вместе.

— Нет. Нет, конечно же, нет. Можно тебе всё равно кое-что сказать?

— Ещё бы.

— Я на самом деле не злился на тебя, Шаста, знаешь, никогда, из-за нас, я никогда не считал себя ущемлённой стороной, ничем таким. Факт тот, какое-то время, когда Мики сильно смахивал на очередного такого перерожденца из приличных в уроды, я даже готов был ему за это что-то простить. Я верил тебе насчёт того, что он это искренне.

— Беда в том, — чуть печально, — что и я верила.

— И если кому-то здесь очень надо кому-то мстить по жопе…

— О, — сказала Шаста. — О. Ну. Дай-ка об этом я подумаю.

Она ушла в кухню и отыскала коробку «Фруктовых колечек», и они включили телевизор и сели компанейски жевать сухой завтрак и смотреть «Никсов» и «Озёрников», Док бы сказал, совсем как в старину, вот только это было сейчас, и он стал знать гораздо меньше, чем думал, что знает тогда.

— Тебе звук разве не нужен?

— He-а, там же кеды эти, когда они вот так скрипят?

В перерыве между периодами она посмотрела на него и сказала:

— Тебя что-то беспокоит.

— Дик Харлинген. Столкнулся с ним в Эрмосе.

— Так он, значит, на самом деле не передознулся, как все говорят.

— Всё гораздо лучше, он теперь чист.

— Рада слышать. Пусть ему волна не спадает.

— Но запутался в таком, где быть ему не хочется. Работает стукачом на ПУЛА, а по телику я его ещё видел на каком-то митинге «Фашизм за Свободу», он там делал вид, что орёт на Никсона, — его под прикрытием наняла эта фирма, «Бдящая Калифорния»?

— Тогда, — пробормотала Шаста, — это, наверное, по моей части, раз с Бёрком Стоджером Дика свела я, а на «бдюков» его вывел Бёрк. — Непростительно, продолжала она, это случилось как раз в то ебанутое время у всех в Голливуде, сразу после Шэрон Тейт. В сообществе подающих надежды звездулек очень немногим пришло в голову, что правильные черты и низкий вес, в конце концов, могут и не обеспечить тебе покупку ничего существенного. Потрясение от убийств на Сьело-драйв и без того скверно сказалось на гражданской жизни, а Шасту и её подруг просто парализовало. Можешь быть милейшей девчоночкой в индустрии, умно распоряжаться деньгами, осторожничать с наркотиками, сознавать, насколько можно доверять в этом городе людям, что означает — вообще не, можешь быть со всеми приветливой — с ассистентами оператора, рабочими на площадке, даже со сценаристами: с этой публикой и здороваться-то не нужно, — но всё равно за все твои старания тебя могут ужасно укокошить. Оценивающие взгляды, которые ты находила способы не замечать, теперь заставляют тебя искать конкретного отблеска в глазах какого-нибудь подонка, от коего кинешься прятаться за двойными-тройными замками в комнату, освещённую лишь экраном телевизора, а в холодильнике запас, на котором продержишься, пока не соберёшься с мужеством снова выйти наружу. — Тогда-то я и встретила Бёрка Стоджера. Мы жили по соседству и вместе выгуливали по утрам собак, и я как бы знала, кто он, но картин с ним никаких не смотрела, пока однажды вечером заснуть не могла, щёлкала каналами и наткнулась на «Прощальный чмок.45-го калибра». Обычно я кино такого типа не смотрю, но в этом вот что-то…

— Как я тебя понимаю! — воскликнул Док. — Эта картина сделала меня таким, какой я сейчас. Этот ЧС, которого Бёрк Стоджер играл, чувак, да я всегда им хотел быть.

— Мне казалось, ты хотел быть Джоном Гарфилдом.

— Ну, и всё это сбылось, но ты прикинь, Джон Гарфилд в этом фильме тоже возникает анонимно — помнишь, там похороны в одной сцене, где Бёрк как бы так незаметно оглаживает вдову у могилы, под прикрытием зонтика, так если там внимательно посмотреть, сразу ей за левую сиську, это слева на экране, чуть расплывчато, под деревом там стоит Джон Гарфилд в мафиозном костюме в полоску и хомбурге. К тому времени он уже довольно прочно окопался в чёрном списке и, должно быть, решил, съёмки есть съёмки.