Екатерина Медичи

Единственное, что Екатерина тяжело переносила, это длительная разлука с Генрихом. Она писала герцогине д'Юзес, которая тем временем уже вернулась ко двору: «Я никогда так надолго не разлучалась с ним со дня его появления на свет. В Польшу-то он уезжал лишь на восемь месяцев». Но надежда вернуть себе расположение сына стоила этой жертвы. Она делилась с подругой: «Я надеюсь сделать еще больше, дабы сослужить службу королю и королевству, сейчас и здесь, нежели оставаясь с ним и давая ему… бесконечные советы». Генрих писал одному из своих послов во время ее путешествия: «Королева, моя госпожа и мать, в настоящее время в Провансе, где, я надеюсь, она восстановит мир и единство среди моих подданных… Да поселит она в их сердца память и бесконечную признательность за ее благодеяние, которые обяжут их присоединиться ко мне и молиться Господу за ее здоровье и благополучие».

Духовный подъем и страсть к приключениям не покидали Екатерину на протяжении всей поездки. Переезжая с места на место, она терпеливо выслушивала все жалобы и разбирала тяжбы, — в основном они были связаны с принятием мирного договора и раздорами между влиятельными лицами на местах, а также их претензиями к королевской власти. Именно благодаря уникальным личным качествам, особому шарму, энтузиазму и изобретательности Екатерине удалось почти во всех случаях не только найти решения поставленных перед нею проблем (хотя, как она понимала, зачастую временные), но и снискать глубокое уважение и признательность среди бывших противников, оценивших ее настойчивость в сохранении мира.

Перед тем как оставить Марго с мужем в Нераке, Екатерина посоветовала зятю обратиться за поддержкой к жене и использовать ее для переговоров с королем, если возникнут какие-либо политические трения. Оба противника стоили друг друга. Генрих Наваррский научился, ради государственных интересов, ничуть не хуже Екатерины пользоваться всевозможными уловками, притворством, жонглировать словами. Потребовалось почти четыре месяца напряженной работы, чтобы подписать Неракскую конвенцию, и лишь тогда Екатерина двинулась дальше. 18 мая 1579 года королева-мать писала герцогине д'Юзес, что получила вести о Марго и Генрихе: «Дочь моя со своим мужем. Вчера я получила от них известия. Они — лучшая пара, чем можно было даже надеяться. Я молю Господа об их счастье, чтобы оно продолжалось много, много лет, а еще, чтобы вы дожили до 147 лет, и мы бы обедали с вами вместе в Тюильри, в шляпках или чепчиках». Она шутила, а между тем следующая остановка в пути грозила ей немалой опасностью.

Как и прежде, когда Екатерина расхаживала без страха под обстрелом врага на бастионах Руана во время первой религиозной войны, так и теперь она выказала подлинную отвагу в гугенотской крепости Монпелье. Вступив в город 29 мая 1579 года, королева-мать сохранила полное хладнокровие, проезжая между двумя рядами протестантских аркебузиров, почти касавшихся дулами ее кареты, ибо солдаты стояли угрожающе близко. Мужество и бесстрашие снискали ей уважение среди горожан. К тому времени, когда она закончила работу здесь, собираясь в новое путешествие, жители города стали должным образом учтивы и почти послушны. Королева-мать писала герцогине д'Юзес: «Я видела всех гугенотов Лангедока; Господь, не оставляющий меня своим попечением, помог мне взять от них все лучшее… да, многие — настоящие «стервятники» и способны украсть у вас лошадей, но остальные — отличные собеседники и прекрасно танцуют „вольту"».

Екатерине еще предстояло посетить неспокойные земли Прованса и Дофинэ. Она писала: «Меня так беспокоит мысль о беспорядках в Провансе, что я с трудом сдерживаю гнев… Не знаю, будет ли лучше с народом Дофинэ… как всегда, уповаю на Господа». Решительно разбираясь со скандалами и межпартийной борьбой, по сути скорее социальной, нежели религиозной, она писала: «Я закончила свою работу и, по моему скромному мнению, заставила многих людей лгать, но добилась невозможного… уже через десять дней я увижусь с самым дорогим моему сердцу человеком». Наконец настало время воссоединиться с королем в Лионе; одного этого ей было достаточно, чтобы сохранять бодрость духа. Со своей стороны, согласившись встретиться с матерью, Генрих, который всегда избегал лишних усилий, понимал: после энергичных трудов Екатерины он не вправе отказать ей в свидании. Король писал другу: «Мы должны уступить и отправиться в Лион, ибо этого желает добрая женщина, и она настоятельно заклинает меня не отказываться… Прощайте, я лежу в постели — ужасно устал, много играл в мяч».

«Усталость» Генриха на самом деле оказалась началом болезни: у него образовался абсцесс в ухе, схожий с тем, от которого умер его брат Франциск II. К счастью, фатального исхода удалось избежать. Екатерине не пришлось долго беспокоиться, так как новости дошли до нее, когда сыну уже стало лучше и он начал поправляться. И все же известие повергло ее в шок. Она писала герцогине д'Юзес: «В нем — вся моя жизнь, без него я не желала бы ни жить, ни существовать. Я верю, что Господь сжалится надо мной, ибо я перенесла столько горя, потеряв мужа и детей. Он не пожелает разбить мне сердце, забрав и это мое дитя. Как подумаю, в какой опасности он находился, то места себе не нахожу, и благословляю доброго Господа за то, что Он сохранил его для меня, и молю, пусть жизнь его продлится дольше моей, и пусть, пока я живу, никакого вреда не случится с ним. Поверьте, очень тяжело быть вдали от того, кого так сильно любишь, зная, что он болен и поправляется с трудом».

Мольбы Екатерины о здравии обожаемого сына были вознаграждены, когда 9 октября 1579 года они встретились в Орлеане. Затем оба отправились в Париж, где ее ждал теплый и оживленный прием: все оценили усилия королевы по сохранению мира и объединению Франции. Венецианский посол Джироламо Липпоманно, хотя и сомневаясь в окончательном успехе ее миссии, считал Екатерину «бесстрашной властительницей, рожденной, чтобы укрощать и управлять столь непослушный народ, как французы. Теперь они узнали ее заслуги, ее заботу о единстве и жалеют, что ранее не принимали ее». Пожалуй, многие почувствовали себя в безопасности при виде знакомого лица королевы-матери, ибо король и его брат, вряд ли сосуществовавшие дружно в ее отсутствие, снова оказались вовлечены в опасную междоусобицу. Поэтому, не успела Екатерина, вернувшись домой, вволю насладиться непривычной благодарностью народа и заслуженным спокойствием, как ей пришлось разбираться с теми фокусами, которые выкинули ее сыновья, поддавшись взаимной ненависти.

Старая вражда между Алансоном и Генрихом разгорелась вновь еще до того, как Екатерина отправилась в долгое путешествие миротворицы по южной Франции. Ненависть братьев подогревалась, как обычно, их клиентами и сторонниками. Генрих обвинил Алансона в заговорах и интриганстве, особенно потому, что планы войны в Испанских Нидерландах осложняли отношения с Филиппом. Кульминацией всей истории стала фарсовая сцена: король, стремясь получить доказательства готовящегося заговора, нанес брату визит рано утром, потребовав обыска его комнаты. Пока открывали шкафы и сундуки, а их содержимое вываливали на пол, король лично рылся в постели Алансона. К удовольствию Генриха, братец попытался схватить и спрятать клочок бумаги. Бумагу тут же отобрали, но обнаружилось, что это всего-навсего признание в любви от мадам де Сов. Рассвет застал всех участников этой гротескной и недостойной сцены — короля, его брата и мать — в ночных рубашках и халатах. Екатерина пыталась утешить Алансона, но, мудро опасаясь за свою безопасность, через несколько дней он снова сбежал, на сей раз при помощи шелкового шнура спустившись из окна комнаты Марго.

И снова повторилась давняя ситуация: Екатерина отправилась возвращать Алансона ко двору, с заверениями от Генриха, что он будет здесь в безопасности. Алансон обещал матери, что не станет нарушать установившегося во Франции мира, и она снова поехала к нему, уговаривая вернуться. Однако вскоре прошли слухи, что он собрал большое войско и хочет отправиться на завоевание Нидерландов. Хотя он не собирался вести вооруженную борьбу против испанцев, в июле 1578 года он повел свою «освободительную армию», а точнее, толпу оборванцев, на Монс, заявив, что его натура «не приемлет тирании» и что он «желает лишь помочь обездоленным». После нескольких месяцев нахождения там войско, не получая платы, решило разойтись по домам, перед этим ограбив те самые территории, которые защищали. Бюсси д'Амбуаз, бывший любовник Марго и друг Алансона, полностью потерял самообладание по пути домой, и герцог, по своему обыкновению, обвинил его в неудаче предприятия. Екатерине и Генриху пришлось долго и нудно извиняться перед Филиппом Испанским, объясняя все «молодостью» Алансона.