Страница 41 из 45
В таком варианте отношения России и США будут существенно меньше зависеть от особенностей отдельных личностей. США уже доказали, как система преодолевает эксцессы отдельных личностей. Несмотря на то что покинувший Россию Майкл Макфол не смог, а скорее не захотел объяснить в Вашингтоне, какие глубинные изменения произошли за последние годы в России, выбрав себе в собеседники привычных и комфортных деятелей российских 1990-х, американская политическая элита все же смогла найти достаточно аккуратный подход к отношениям с Москвой. России также стоит подстраховать двусторонние отношения и со своей стороны.
Расширяя поле взаимодействия
Конечно, сегодняшнего набора направлений сотрудничества между Россией и США для поддержания сбалансированной системы отношений недостаточно. И есть объективные возможности для его расширения. В частности, уже сейчас можно назвать минимум три дополнительных направления для диалога с США.
Ситуация в Северо-Восточной Азии. США, вероятно, будут не прочь получить как минимум понимание со стороны России в становящихся все более запутанными региональных военно-политических играх.
Посткиотская система регулирования выбросов парниковых газов. Очевидно, что европейские страны сделали ставку на окончательную монополизацию киотского процесса на новом витке. Эта тема вряд ли интересна не только США и России, но и Китаю. Самое время выдвигать разумную альтернативу европейскому экологическому безумию.
Новые технологические платформы в энергетике. Россия может в дальнейшем эффективно политически, а не только коммерчески реализовывать свой статус «энергетической сверхдержавы» в условиях обострения отношений с ЕС только при поддержке США. Сей вроде бы неприятный факт может стать источником новых возможностей, особенно учитывая, что следующим президентом США с высокой долей вероятности все же будет республиканец. А они традиционно интересуются всем, что связано с энергетикой.
Было бы наивно полагать, что новые отношения с США могут быть выстроены на нынешней экономической базе. Нельзя быть значимым партнером для главной экономики мира, оставаясь на двадцатом месте по объему товарооборота. Кстати, этим мы также обязаны чрезмерной ориентации на Европу в политике и экономике. Но на данном этапе для России важно не столько количество, сколько качество, особенно учитывая, что оснований ожидать увеличения объемов двусторонних экономических отношений просто нет. Хотя, конечно, при определенных условиях для создания новых точек соприкосновения было бы неплохо несколько стимулировать доступ американских компаний к российским энергетическим ресурсам, дабы отвлечь США от опасных в экологическом плане авантюр со сланцевой нефтью и сланцевым газом. Чем, кстати, не повод для диалога?
Самое же главное сейчас — существенно повысить качество экономического взаимодействия с США. России нужны, может быть, не самые крупные американские экономические партнеры, но солидные компании и люди, что называется, с репутацией, имеющие вес вне зависимости от конкретного размера бизнеса. В США достаточное количество средних промышленных и инжиниринговых компаний, которым российский рынок будет интересен. Просто с ними нужно говорить и создавать условия для работы. Проблема сегодняшних экономических отношений с США заключается еще и в том, что с американской стороны с нами общаются личности, которых и в лакейскую в хорошем американском доме не пустят, а единственным достижением этих людей является свободное владение русским языком.
Поиск новых партнеров — задача не американцев, а России. Но в какой-то момент такие партнеры станут не только экономическим, но и политическим фактором, как стал таким фактором в свое время Росуэлл Гарст , фактически в одиночку прорвавший экономическую блокаду Советского Союза. И не надо гнаться за объемами и масштабами. Во-первых, США никогда не станут нашим главным экономическим партнером, а во-вторых, наши экономические отношения сейчас находятся на столь низком уровне, что даже минимальная их активизация будет успехом.
Целевое состояние
С эмоциональной точки зрения целью российской политики в отношении США является возвращение статуса «главного противника». Этот статус дает многое, прежде всего сопутствующий ему статус «главного партнера». Но возникает простой вопрос: а зачем? Есть ли у России в ближайшие двадцать пять лет цели, которые могут потребовать конфронтации с Вашингтоном? Вероятно, нет. Есть ли у Вашингтона в ближайшие двадцать пять лет задачи, которые могут потребовать жесткой конфронтации с Россией? Тоже, вероятно, нет.
Значит, вполне удобной для обеих сторон формулой взаимодействия могла бы стать концепция «неудобного партнера». При случае он устраивает скандал, но ссориться с ним себе дороже.
Конечно, США будут использовать любой повод, чтобы сделать Россию более уязвимой, зная ее внутренние уязвимости. Не надо питать иллюзии: США будут упорно воспроизводить в российской элите группы, ориентированные как минимум на коммуницирование интересов США. Но России важно сделать так, чтобы эти группы воспринимались США именно как группы давления, то есть неизбежное зло, но не как резервное правительство, как это было еще не так давно. Впрочем, противодействие подобным поползновениям со стороны Вашингтона лежит уже в плоскости эффективности российской внутренней и экономической политики. Это вопрос укрепления и дальнейшей национализации российской политической элиты.
«Даже если человек не любит авангард, он должен осознавать, что это ценно» Ирина Осипова
Авангард начала ХХ века, давно ставший главным русским брендом, признанным во всем мире, до сих пор вызывает вопросы на родине
section class="box-today"
Сюжеты
Выставки:
Алгеброй гармонию поверить
Инвестиционно-риэлторская компания Est-A-Tet - официальный партнер 30-ой выставки-ярмарки «Недвижимость»
/section section class="tags"
Теги
Выставки
/section
Церемония открытия Олимпиады в Сочи неожиданно напомнила всем, что главные достижения русского искусства в масштабе мировой истории — не мишки в лесу с конфетной обертки и не Аленушка у пруда, а супрематизм и другие течения начала ХХ века. Именно авангард выбрал и знаменитый британский режиссер-интеллектуал Питер Гринуэй, который по случаю Года России—Великобритании готовит масштабную мультимедийную инсталляцию по мотивам русского искусства. О стереотипах, которые все еще существуют в восприятии авангарда, пользе новых технологий и вкусах зрителей «Эксперт» поговорил с директором Государственной Третьяковской галереи Ириной Лебедевой .
figure class="ba
figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure
— Для западного зрителя и музейного сообщества авангард — лучшее, что было в русском искусстве, а у нас к нему все еще относятся с большой осторожностью, и в залах классического искусства в Лаврушинском переулке посетителей несравнимо больше, чем на экспозиции ХХ века на Крымском Валу. Почему так?
— Это следствие вполне конкретных исторических событий, повлиявших на сознание массового зрителя. Авангард действительно вошел в мировой художественный процесс очень яркой страницей. Мы не задумываемся об этом, но привычные нам формы архитектуры, дизайна и даже многое из того, что окружает нас в быту, родилось сто лет назад. ХХ век отличается от предыдущих эпох бурным развитием научно-технического прогресса, что тоже не могло не повлиять на язык искусства. Когда сегодня кто-то сетует, что утрачены традиции и современное искусство говорит непонятно о чем на непонятном языке, не стоит забывать, что искусство — это всегда часть жизни. Важно понимать, что искусство ХХ века в своих новых формах опирается прежде всего на интеллектуальную деятельность — текст и изображение тесно взаимосвязаны. Собственные тексты таких представителей авангардных течений, как Малевич, Кандинский или Пит Мондриан, выставку которого мы показывали осенью, были очень важной составляющей творчества. Поэтому, когда зритель приходит в залы искусства ХХ века, нужна какая-то подготовка или хотя бы интерес и желание понять замысел этих художников. Не все хотят делать дополнительные усилия и вникать в это — человеку свойственно идти по более простому пути, и те привычные формы, которые вызывают чисто эмоциональную реакцию, ему ближе и понятнее. При этом все зарубежные гости, которые к нам приезжают — включая королев, президентов и премьер-министров, — хотят увидеть или иконы, или авангард. Наш XVIII век их не интересует, потому что подобный материал, но на примере более знаменитых художников представлен в музеях по всему миру. Они хотят увидеть то, чего у них нет, и всегда удивляются: такие интересные работы, но почему так мало людей?